Между прочим, я имела полное право на подобное поведение. Манеры Георгия в последнее время оставляли желать лучшего. Вот я и желала! И ничего удивительного, что встретив этого лучшего, я не испытывала ни малейших угрызений совести. В конце концов, Жорик сам виноват! Не нужно было впадать в свою любимую равнодушно-ироничную манеру общения. За мной нужно ухаживать, меня нужно носить на руках, мне нужно назначать свидания и являться на них исключительно с цветами и по водосточной трубе! Ну и что, что мы живем на первом этаже с решетками на окнах! Романтика от этого страдать не должна! В общем, ничего плохого в антиделовом настрое части меня по отношению к свежеприобретенному издателю не было. Ну, или почти ничего…

– Как называется ваше агентство? – так не вовремя отвлекая меня от борьбы с собственной совестью, спросил Шумилов.

– Э… – я вдруг с ужасом обнаружила полное отсутствие мыслей в голове, – Забыла, – честно призналась я, чувствуя, что впадаю в панику от собственной бестолковости, – Но обязательно вспомню. Должна вспомнить, по крайней мере.

Шумилов слегка расширил глаза и склонил голову на бок, но тактично промолчал. Рука его замерла над блокнотом для записей.

– Пишите просто: «Частный детектив Катерина Кроль», – посоветовала я, – К чему пустые раскланивания и грандиозные названия.

– Но… Я хотел бы навести кое-какие справки…

И вот тут меня понесло. Конечно, название нашего с Жориком агентства я уже десять раз вспомнила. Конечно, могла хоть сейчас продиктовать по памяти номера телефонов наших предыдущих клиентов, которые наверняка дали бы моей работе отличные рекомендации. Но делать это все я уже не хотела. Мгновенно вспомнилось всё. И моё отвращение к подобным «смотринам», и бесценность растрачиваемого на них времени, и испорченная прическа, разумеется. Плотина приличия вдруг перестала сдерживать меня, и невесть откуда взявшееся возмущение полилось через край.

– Господи! – не обращаясь ни к кому конкретно, воскликнула я, – Вы девочек хотите найти или сохранить репутацию чистюли, обращающегося за услугами только к самым модным специалистам?! Вы с кем работать собираетесь? Со мной, или с теми справками, что обо мне получите?! Нет, чтобы спросить, скажем, что я думаю об исчезновении актрис… Нет, чтобы поинтересоваться моим планом проведения расследования… Вам рекомендации подавай! Да знаете ли вы, как нелепо и несправедливо зарабатывается репутация в нашем городе? Необходимо просто напоить парочку сомнительных знакомых и под большим секретом рассказать им о деле государственной важности, которое лично тебе поручено расследовать. Желательно при этом произносить как можно больше громких названий, таких как Моссад, КГБ, Бен Ладан и Динамо Киев. Еще рекомендуется в конце беседы сделать вид, что осознаешь, как много лишнего сболтнул, и умоляюще глядя на собеседника, попросить сохранить всё услышанное в тайне. Уже через неделю выполнять вашу просьбу будет весь город. Многозначительно улыбаясь и подмигивая, тайну о том, сколь секретное дело вам поручено, будут хранить десятки влиятельных лиц нашего региона. Кончено, в Моссад никто не поверит. Решат, что слухи, как обычно, преувеличены и вы расследуете дело, максимум, на уровне городского головы. И вы верите подобным рекомендациям???

Во время своего монолога я не усидела и, поднявшись с кресла, принялась расхаживать по кабинету, оставляя мокрые следы на темно-сером ковровом покрытии. Шумилов смотрел на меня настороженно, с примесью сочувствия и легкого раздражения.

– Г-х-м, – вежливо ответил он, когда я, облокотившись на спинку своего кресла, застыла в позе ожидающего аплодисментов оратора, – Г-х-м.

Я мгновенно сникла, понимая, что переборщила.

Здесь нужно заметить, что, переобщавшись с одной подругой детства, я умудрилась перенять от неё совершенно несвойственную мне ранее пафосность и категоричность. Моя мама была права, когда утверждала, что я легко поддаюсь чужому влиянию, причем отдаю предпочтение негативным сторонам этого самого влияния. Нет, чтобы перенять от подруги деловую хватку или светские манеры… Увы, я заразилась её редким талантом раздувать трагедии из мелочей. Теперь, стоило мне заговорить о какой-то мелкой неприятности, как, увлекшись, я начинала рассказывать о ней, уже как о крупной трагедии. При этом я сама начинала верить собственным словам, накручивала себя и окружающих и делалась совершенно невыносимой в общении. Вот, как сейчас. Человек всего лишь хотел навести справки о нашем агентстве… Сейчас все так делают. Мода такая – наводить справки… Что здесь, собственно, плохого?

Мне сделалось стыдно.

– Катюш, я посижу в приемной, порассматриваю журналы, ага? – невинно поинтересовалась Настасья, занося в кабинет поднос с чаем.

Подозрительное отсутствие любопытства Сестрицы меня слегка насторожило. По идее, ей должно было быть дико интересно послушать мой разговор с Шумиловым.

– Пока вы говорили, к нам пришла моя племянница, – пояснил Шумилов, кивая на монитор, показывающий пространство перед подъездом, – Наверное, ваша, г-х-м, ассистент, хочет побеседовать с ней.

Понятно, Настасья выбрала замечательное время для заведения новых подружек! Впрочем, тем лучше. Не будет мешать при разговоре с заказчиком. Хотя, собственно, чему тут уже можно помешать? Все и так безнадежно испорчено.

– Простите, а почему вы заметили, как пришла племянница, а я нет? – насторожилась я.

– Ну… Вы были увлечены разговором.

– Но не настолько же, чтоб не услышать звонок! Как работает система допуска в ваш кабинет?

От подобной наглости Шумилов слегка оторопел.

– Ну, знаете ли… Это не совсем корректный вопрос.

– Простите, – совсем смутилась я, – Для того вы и ставили эту систему, чтобы не всякий знал, как она работает…

– В общем, именно так, – Шумилов, улыбнувшись, кивнул.

У него оказалась очень приятная улыбка. Лишенная всякой официальности. Домашняя, располагающая.

В ответ на это наблюдение легкомысленной части меня, другая я еще сильнее поджала губы, снова превращаясь в деловую фурию.

– Знаете, – неизвестно зачем заявила эта фурия, – Вы ведете себя так, будто боитесь чего-то.

Фурия не сводила глаз с лица хозяина кабинета, видимо рассчитывая, что её взгляд заставит его немедленно раскаяться и признаться в чем-нибудь ужасающем.

– Действительно боюсь, – ничуть не смутившись моего замечания, сообщил Шумилов, – Боюсь необходимости впустую расходовать время. Знаете, какое количество графоманов мечтает поделиться новыми задумками с издателем литературного журнала? Знаете, сколько времени уходит на то, чтобы объяснить им, кто занимается отбором рукописей для печати?

– А кто? – неожиданно для самой себя спросила я.

– Редактора полос, – явно раздражаясь, ответил Шумилов и вдруг перешел на повышенный тон, – А вы что, пробрались ко мне под видом детектива, дабы побеседовать о каких-нибудь своих рукописях?!

– Упаси Боже! – категорично заявила я, снова навеки хороня всколыхнувшиеся было в душе литературные амбиции, – Я действительно детектив.

Похоже, Шумилова крепко достали желающие напечататься, потому что, услышав, что я не из них, он сразу успокоился. Зазвонивший тут же телефонный аппарат заставил издателя снова насторожиться.

– Извините, – кинул он мне, и погрузился в решение будничных рабочих проблем. Я так усердно пыталась не подслушивать этот телефонный разговор, что до сих пор могу дословно воспроизвести весь текст издателя. Вот так вот странно устроена моя память: самопроизвольно записывает в себя именно то, о чем я стараюсь забыть, и крайне безалаберно относится к хранению важной для меня информации.

– Значит, вы не какой-то там автор, – вернулся к нашей теме Шумилов, положив трубку, – Просто не вполне уравновешенная особа, – будто бы сам себе произнес он, – А, собственно, чего еще ждать от посланниц Зинаиды. Ладно. Это существенно облегчает дело.

– Это я неуравновешенная?! – совершенно неуравновешенно возмутилась я, но потом быстро взяла себя в руки, – Не выдумывайте. Я совершенно нормальна. Просто сегодня выдался довольно тяжелый день. Сначала все эти странности в театре, потом преследующий нас с сестрой огромный детина-Глухонемой. Теперь еще вы…