На месте Шумилова я бы обиделась на пренебрежительную интонацию последних слов. Но его заинтересовало другое.

– Детина-Глухонемой?! Гнался? О чем это вы?

– А, дурацкая история… Долго рассказывать.

– Вы уж потрудитесь.

– Просто мы с сестрой чуть не зашли в этот «Музей одного литератора». Но все-таки не зашли. А когда уже вышли, за нами погнался их глухонемой, чтобы вручить мне книжку этого литератора.

Шумилов смотрел на меня так, будто я вдруг начала представлять собой угрозу для общества. Похоже, последние мои слова окончательно разуверили его в моем психическом здоровье.

– А как вы, скажите на милость, нашли этот музей? Откуда вы вообще о нем узнали? – тоном разоблачителя поинтересовался Шумилов.

– Мы прятались в нем от дождя, – я искренне не понимала, что удивительного в моем посещении музея, – А вы что подумали?

– Прятались от дождя?! – подозрительно прищурившись, прошептал Шумилов, – То есть, вы знакомы с Хомутовым и зашли к нему, когда начался дождь… А там как раз находился этот Детина, да?

– Нет! – растерялась я, – Детина пришел позже. Когда начался дождь, мы с сестрой зашли в подъезд, наткнулись на музейную вывеску и решили исследовать экспозицию. А Хомутова я не знаю. В глаза никогда не видела. Разговаривала только с работником его музея…

– Маленький, черненький. Бесконечно галантен. Глаза чуть на выкате, темные…

– Точно.

– Это Хомутов, – Шумилов вдруг перестал подозрительно щуриться и, издав странное, «б-р-р» замотал головой так, будто пытался избавиться от какого-то наваждения, – До чего же странно всё складывается. Неужели, этот тип действительно устроил у себя дома музей самого себя?

– Он сумасшедший? – с робкой надеждой хоть как-то удержать мир в привычных рамках, поинтересовалась я.

Если кто-то не вписывался в принятые мною понятия о жизни, он непременно должен был оказаться психически больным. Иначе больными пришлось бы признать мои понятия.

– Нет. Просто шутник. Талантливый автор и талантливый шутник. Правда, не для широкой публики. Отсюда масса материальных проблем и клоунада, иллюстрирующая попытки разрешить их.

– Жаль, что я отказалась от экскурсии. Оплаты стоит сама идея.

Издатель, казалось, не расслышал. По крайней мере, ожидаемого одобрения, связанного с моим умением ценить красивые идеи, на его лице не отразилось. Я даже немного обиделась. Впрочем, чему удивляться? Сама виновата.

«М-да, похоже, отныне приятное впечатление и я – вещи несовместимые. По крайней мере, для г-на Шумилова. Жаль. Подобное мнение могло бы развиться у него значительно позже, и развиваться значительно романтичнее», – вновь заговорила легкомысленная часть меня.

«И как, спрашивается, такие мысли связаны с исчезнувшими девочками!?» – укоризненно поинтересовалась у неё остальная я.

– А что вы там говорили о глухонемом? Гнался, чтобы вручить книгу? Это забавно, да? Расскажите подробнее, будьте добры, – беззаботным тоном поинтересовался Шумилов.

Именно эта его беззаботность заставила меня окончательно прийти в себя. О каком «забавно» мы говорим? О каких «отличных идеях»? Зачем теряем время на обсасывание потешных моментов из происшедшего? Можно ли позволять себе такое, когда нужно говорить о деле?

– В другой раз. Об этом я расскажу вам позже, – холодно ответила я, чувствуя, что снова перебарщиваю с этим своим торжественным хладнокровием, – Давайте перейдем к делу.

– То есть, – лицо Шумилова стало вдруг серьезным, – Вы отказываетесь объясниться со мной по поводу глухонемого?

В голосе собеседника отчетливо слышалась едва сдерживаемая ярость. Ну вот! Я, конечно, знаю, что умею выводить из себя даже самых спокойных людей. Но чтобы так быстро и незаметно для самой себя… Это рекорд.

Изо всех сил я старалась не выдать посетившей меня по таклму поводу растерянности. От этого ответ прозвучал слишком резко и самоуверенно.

– Ну почему же отказываюсь, – чеканя слова, проговорила я, – Просто, всему своё время. Сейчас я хотела бы получить ваше согласие на моё…

– Верните девочек, – шепотом перебил собеседник, глядя прямо мне в глаза.

Несколько секунд я осмысливала услышанное. Потом осознала, что победила. Согласие на моё участие в деле получено. Просьба приступить к расследованию прозвучала.

– Верну, – подчиняясь установившемуся ритму беседы, лаконично ответила я. Потом опомнилась, – Точнее, постараюсь вернуть. Сделаю всё от себя зависящее…

Отчего-то я не испытывала должного прилива сил от того, что таки добилась доверия Шумилова. Что-то во всем этом разговоре казалось недосказанным, недопонятым, глупым…

– Сколько? – все еще не сводя с меня глаз, поинтересовался Шумилов.

– Двоих. Точнее постараюсь двоих, сделаю всё от себя…. – я запнулась, наткнувшись на почти физически ощутимые потоки гнева, исходящие от издателя. Кажется, он спрашивал не о количестве девочек, которых я обязуюсь найти… А о чем? – А… Вы о деньгах? Пока не знаю. Все зависит от затратности мероприятий. Без согласования бюджета с вами, естественно, ничего предпринимать не буду. Сразу вы оплачиваете только текущие расходы, если таковые появляются. За работу предоплаты не беру. Справлюсь – тогда рассчитаетесь.

Шумилов, наконец, перестал сверлить во мне дырку глазами.

– Довольно интересный метод финансирования, – спокойным тоном произнес он, – Что ж, если вы все-таки назовете мне цифру, на которую я должен буду рассчитывать, и если она меня устроит… То будем, г-хм, сотрудничать. Я правильно назвал наше взаимодействие?

Я кивнула, не вполне понимая суть его вопроса.

– А теперь мне хотелось бы поговорить о вашей дочери, – я, наконец, перешла к делу, – Вы знаете, что сегодня она ушла из театра? Сказала Зинаиде Максимовне, что боится, и не станет больше приходить на репетиции.

Шумилов вдруг тяжело вздохнул и, издав уже привычное для меня «Б-р-р», приложил ладонь ко лбу.

– Ничего не понимаю, – в конце концов, соизволил высказаться он.

– Может, как-то конкретизируете? В чем именно вы ничего не понимаете?

– В вас, в Ксении, в Зинаиде…

– Не расстраивайтесь, – решила подбодрить собеседника я, – Все мужчины ничего не понимают в женщинах. И прекрасно себя при этом чувствуют.

Шумилов не удостоил мою последнюю фразу вниманием. В этот момент снова зазвонил телефон, но уже другой. С самого начала я удивилась, заметив на столе у Шумилова несколько телефонных аппаратов. Теперь ситуация прояснялась.

– Это по внутренней. Из офиса. Что-то важное, должно быть, – в качестве извинения пробормотал издатель и схватился за трубку. Как за спасительную соломинку, позволяющую хотя бы на время избавиться от ужасной меня.

– Знаете что, – быстро проговорил он тоном, не терпящим возражений, когда закончил разговор, – Вы уверяете, что собираетесь заниматься расследованием? Так занимайтесь. При чем здесь Ксения? Нет ничего удивительного в её решении уйти из театра. Она напугана исчезновением подруг…

– Почему Ксения не верит, что девочки ушли из дома по собственному желанию? Милиция ведь считает это доказанным фактом. Чего боится Ксения?

Думаю, если бы взгляд действительно мог испепелять, оба телефонных аппарата г-на издателя давно прекратили бы своё существование. На этот раз они звонили хором.

– Нет, это просто невозможно, – доверительно сообщил мне Шумилов.

– Не берите трубку, – заботливо посоветовала я.

– Но ведь это по работе! – тоскливо возразил он, но ни одну из трубок так и не снял, – А сейчас рабочее время. Значит нужно отвечать. Я деловой человек и не имею права вольно распоряжаться своим рабочим временем.

– Но ведь разговор со мной – тоже работа! – меланхолично переводя взгляд с одного трезвонящего аппарата на другой, заметила я.

– Еще какая! Высшей категории сложности, – тяжело вздохнул собеседник.

В этот момент воцарилась тишина. Шумилов занервничал еще больше.

– Ну вот! Из-за вас я так и не снял трубку! Наверняка звонили по какому-то чрезвычайно важному делу.