— Да, чистая работа, ничего не скажешь. Мат в два хода! Стоило ради этого плюхать по тайге…
— Главное — озеро, Антон.
— Что, озеро! Думаешь, там сохранилось что-нибудь? Не-ет, против таких врагов мы бессильны! И как ни горько признавать поражение, а придется, — он бросил недокуренную папиросу, сел на землю. — Но кто мешает нам, кто? Ты посмотри на этот катаклизм! Десяток водородных бомб не смогли бы переместить такой уймы грунта. Словно сама планета восстала против наших попыток проникнуть в тайны астия.
— Но это тоже факт величайшего значения!
— Еще бы! Только не для нас с тобой, двух кустарей-одиночек. И без того, мы, кажется, выпустили из бутылки такого джина…
— Волков бояться — в лес не ходить!
— Здорово сказано! — усмехнулся Антон, — А ты представь на минуту, что этот «оползень» произошел бы чуть позже, скажем, вот сейчас, когда мы вышли к твоей рытвине.
— Так не могло быть, — упрямо возразил Максим. — Ты думаешь, случайно при взрыве метеорита не пострадал ни один человек. И так было всегда…
— При взрыве метеорита! Снаряда, ты хочешь сказать?
— Специалисты не сомневаются, что на станции упал метеорит.
— Если бы специалисты знали все, что знаем мы. Рубило уничтожено снарядом!
— Какая разница…
— Разница есть! Это было предумышленное нападение. К тому же, кроме рубила, погибла масса материальных ценностей Я выяснял. А наша лаборатория! Убытки исчисляются в сотни тысяч. Одного этого достаточно, чтобы дать знать соответствующим органам.
— О чем? Об ударе молнии? О падении метеорита? Об этом оползне, в котором ни один геолог не найдет ничего необычного?
Антон долго молчал:
— Да, более идиотского положения не представишь! — он взглянул на часы. — Однако время связи с Отрадным.
Максим вынул рацию, надел наушники. База ответила сразу.
— Вас слышим. Как успехи? — послышался бодрый голос студента-практиканта Геры.
— Все хорошо, — устало ответил Максим. — Как вы там?
— Порядочек, Максим Владимирович! Только вот телеграмма из института.
— Читай.
— Значит так. «Отрадное Главпочта Платову, Колесникову…»
— Ну, что ты замолчал?
— Да тут, понимаете, такое… — Гера будто поперхнулся кипятком. — Вот: «Профессору Платову немедленно прибыть в институт. Доценту Колесникову свернуть экспедицию, распустить штат, отправить малой скоростью снаряжение и оборудование, следовать в институт. Срок — неделя. Подпись — Победилов».
— Что-что?! Повтори! Максим сдернул наушники и нацепил их на голову Антона. Тот выслушал телеграмму с каменным лицом:
— Та-а-ак… Приехали! Гера, ты вот что… Телеграфируй в институт, что мы в маршруте, на базе будем дня через три. Ну и… пока все. Завтра связь, как обычно. Привет всем, — он неторопливо снял наушники, помял папиросу, чиркнул спичкой.
Максим не дал ему закурить:
— Что это значит, Антон?
— Не знаю. Во всяком случае, ничего хорошего.
— Но ты позвонишь им?
— Конечно, позвоню. Однако боюсь, это не изменит дела. Телеграмма похожа на приказ.
Через два дня состоялся телефонный разговор с институтом. Трубку взял профессор Победилов:
— А-а, Антон Дмитриевич. Привет! Очень рад, очень рад! Вы что же, все там, в тайге? А у меня для вас новость. Да-с! Бросайте все и езжайте домой. Немедленно! Предстоит командировочка… э-э… совсем другого рода. В Канаду.
— В Канаду?!
— Да, в Канаду, в Монреаль, по приказу самого министра, в порядке, так сказать, научного обмена. Года на два, не меньше. Что же вы молчите? Не можете прийти в себя от изумления?
— Изумляться особенно нечему. Но зачем такая спешка?
Может, я смогу провести отпуск здесь?
— Что вы, что вы, Антон Дмитриевич! Командировка с первого июля А всякие там оформления и прочее, разве вы не знаете? Ехать придется всей семьей.
— Понимаю, но как же кафедра, лаборатория?
— Лабораторию передадим Колесникову. Думаю, потянет?
— Ещё бы!
— Вот и отлично. Кстати, можете его поздравить с утверждением в звании, отношение из ВАКа получено. Ну а кафедру… Кафедру, я думаю, временно передать Субботину.
— Субботину?!
— Знаю, не находка. Но другой кандидатуры у меня пока нет. Приедете, обмозгуем вместе. Так что, ждём! — Победилов повесил трубку.
— Всё слышал? — обратился Антон к сидящему рядом Максиму.
Тот молча кивнул. Стоило ли говорить, что все это определенно подстроил Победилов, решивший во что бы то ни стало оградить себя от всевозможных неприятностей.
— Надо ехать, Максим, — вздохнул Платов. — И мне, и тебе. Не будем прощаться с Вормалеем навсегда, но…
— Все ясно, Антон. Только почему я-то должен все бросить и, сломя голову, мчаться в институт? В конце концов, у меня отпуск. Мне не нужно никаких средств. Но сам собой я могу располагать до осени? Кому я нужен в институте?
— Как кому? Лабораторию надо принять, войти в курс дела.
— Ну, хоть с полмесяца, Антон?
— Хочешь сходить на озеро?
— Надо, сам понимаешь.
— Ну, что же, две недели дам. Но не больше.
— Спасибо и на этом. Когда едешь?
— Сегодня, чего тянуть. Дел там, действительно, невпроворот. А здесь… Днем больше, днем меньше…
— Да, конечно, — согласился Максим.
Они вышли с почты, пересекли тихую деревенскую улицу. Несколько минут оба не говорили ни слова.
— Слушай, Антон, — нарушил наконец молчание Максим, — помнишь, ты говорил, что инопланетяне, высадившиеся здесь в астии, могут вернуться на Землю снова? Ты допускал даже, что это может произойти уже сейчас.
— Что теперь об этом говорить…
— И все-таки, как ты думаешь, если бы случилось так, что они, действительно, прилетели, узнали бы мы об этом?
— Скорее всего, нет. Зачем им выдавать себя? Я уверен, они ограничились бы только наблюдением. И сделали все возможное, чтобы земляне даже не догадались об их присутствии.
— Но как они смогут остаться незамеченными? При той сети радаров, станций слежения за спутниками?
— Чудак-человек! Неужели ты думаешь, что у такой цивилизации не хватит средств нейтрализовать всю нашу технику обнаружения? Тем более что, скорей всего, они станут вести наблюдение с высокой орбиты спутника.
— А если кто-нибудь из них все-таки спустится на Землю?
— Вряд ли они пойдут на такой риск. Мало ли на Земле всяких мракобесов. А орудий уничтожения наша цивилизация изобрела предостаточно. Понадобилось вон каким-то негодяям спалить багажный сарай — и спалили. Не понравилось кому-то ваше любопытство в подводном туннеле — и вас чуть не на тот свет! Так что зря ты подтрунивал над моими предостережениями. От некоторых господ трудно ждать бескорыстного интереса к космосу, а агенты их могут оказаться в любой точке Земли. И они, посланцы иных миров, будут знать обо всем этом даже на высоте десятков тысяч километров.
— Может быть, ты и прав, и все-таки, знаешь, что за мысль нет-нет да и придет мне в голову?
— Знаю. Догадываюсь по твоим вопросам. Но не буду ни укреплять тебя в этих мыслях, ни разрушать твоих надежд. Задам только один маленький вопрос. Ты ведь вырос в тайге и должен быть хорошим следопытом?
— Как тебе сказать…
— Так вот, вспомни, после встреч с твоей незнакомкой, как бы они ни кончались, видел ты когда-нибудь ее следы?
— Ее следы? Нет, не видел. Ни разу.
— Вот ведь как все не просто, Максим. Очень не просто! А на дне, у обрыва, следы были, вы с Костей оба их видели. И это грубая и опасная реальность Стоит ли тебе оставаться здесь одному?
Максим не знал, что ответить. Снова, уже в который раз, все его догадки летели прахом. И все-таки, — бросить всё и уехать с Антоном? После всего, что он уже узнал?!
Да, следы на дне озера — явная, реальная опасность, а Нефертити по-прежнему лишь непонятный феномен. Но, может быть, эта опасность больше всего и грозит ей, может быть, вокруг нее и сжимается кольцо черных сил, набрасывающихся на все, что имеет хоть малейшее отношение к космосу? И он один может предупредить ее об этом Кто бы она ни была. Сколько бы тайн ее ни окружало. Что из того, что он не видел ее следов? В ней все необычно, все загадочно. Но может ли быть иначе, если она совсем с другой звезды…
— Нет, Антон, я должен побывать на Лысой гриве.
— Только не в одиночку!
— В одиночку, Антон. Сам понимаешь, иначе нет смысла.
— Ну, смотри. Я не могу запретить тебе этого, как не могу отнять твоей мечты. Мой долг был — предостеречь тебя. Но, будь я на твоем месте, я поступил бы… точно так же.
— Спасибо, Антон.
— Не будем говорить этих банальных слов. Ну! — он крепко стукнул Максима по плечу. Но тот обхватил его за шею и прижался к худой небритой щеке…
И вот он снова один. На той же платформе, где год назад скиталец космоса отнял у них последнюю находку. Исчезли, погасли во тьме три красных бегущих огонька. Замер, будто растворился в ночи, гул уходящего поезда. И привычная, веками устоявшаяся тишина будто спустилась с черного неба.
Как знакома была Максиму эта тишина ночного леса. Он любил ее с детства, она помогала ему всегда, ей, только ей, мог доверить свои мысли. И он, как в годы далекой юности, шагнул прямиком в лес. Деревья сомкнулись за ним. Тайга приняла его в свои пахучие объятия.
Он шел, не выбирая направления, не зная, куда и зачем идет, и мысли скакали, как падающие с кручи комья земли: метеорит… оползень… Нефертити… Субботин, его будущий начальник… Дом, жена, сын Славик… Максим сбавил шаг.
Славка, сынок!.. При мысли о нём сердце сжалось от нежности и боли. Он любил его, как можно любить только сына. В памяти всплыл день, когда он увидел его в первый раз, через окно роддома. Маленький, красный, сморщенный комочек, — а сердце так и рванулось к нему, слабому, неподвижному, беззащитному. И ещё — Славику не было и трёх лет, когда Максим, неся его на руках из яслей, поскользнулся на мокром льду. Малыш в кровь ободрал нос и щеку и тоненько плакал в своей кроватке, сотрясаясь всем крохотным тельцем. Максим клял себя, как только мог, за эту неосторожность, когда услышал сдавленный голос сына: «Мама, ты ругала папу за то, что он уронил меня?» «Ругала, сынок, ругала, — поспешно ответила Марина, — и ещё отругаю». «Не надо, мама, не надо! — всхлипнул Славик — Он же нечаянно. Он и сам упал».