— А сам Дворец?
— Сам Дворец был местом отдыха, местом массовых празднеств, спортивных состязаний. Но главное — только там, во внутреннем дворике Дворца, сохранились теперь живые ингрезио. Вы знаете этот цветок. Даже дали ему свое название…
— Астийский эдельвейс! Но ведь его запах…
— Да, вы не раз сталкивались с его запахом. Так вот, астийский эдельвейс-ингрезио — это совсем особенный цветок. С ним связана целая эпоха в развитии цвилизации Агно.
Сразу, как только он был выведен безвестным цветоводом Системы, цветок полюбился жителям всех миров: всех обитаемых планет и спутников, всех космических станций и кораблей. Мужчины дарили его своим любимым, женщины украшали прически и платья, пожилые люди выращивали вокруг жилищ. Ни одно празднество, ни одно радостное или печальное событие не обходилось без астийского эдельвейса.
Но скоро стало ясно, что запах цветка совершенно особенным образом действует на человеческую психику. Он усиливает чувственность, эмоциональность, располагает к мечтательности, восторженности, словом, делает человека более мягким, сентиментальным, склонным к самопожертвованию или, как говорят у вас, более душевным, добрым.
Но это неизбежно отвлекало людей от того, что диктуется трезвым разумом. А надо вам сказать, что абсолютное, безраздельное торжество разума с незапамятных времен стало краеугольным камнем нашей цивилизации. Полное подчинение чувств разуму — вот высшая мудрость системы Агно. И все это заколебалось от запаха какого-то цветка.
Система заволновалась. Начались споры, дискуссии. Наконец Высший Директориум Системы специальным решением запретил астийский эдельвейс во всех мирах Агно.
Исключение было сделано лишь для галактических и внегалактических кораблей, подобных нашему. Потому что слишком долгое время экипажи их находятся вдали от родины, слишком суровым испытаниям подвергает их враждебный космос. Наши инженеры сделали даже так, что запах астийского эдельвейса возникает в момент подключения астронавта или любого другого человека к системе дальней связи, что вы не раз испытали на себе.
Что же касается миров Системы, то все ингрезио там были уничтожены, а запах астийского эдельвейса исключен даже из программ иллюзнонориев. Воспоминания о нем сохранились лишь в песнях к преданиях.
— Странно. Мне всегда казалось, что этот запах делает меня сильнее, чище, способным на что-то большое…
— Но ведь это все чувства. Только чувства! Мне тоже кажется, что астийский эдельвейс помогает работать и жить. А мама смотрит на это иначе. Она полагает, что ингрезио отвлекает меня от дел, не дает стать настоящим гражданином Системы. Прежде он рос повсюду: на берегу озера, у Дворца командиров. Теперь осталась одна маленькая куртинка только здесь, во внутреннем дворике Дворца астронавтов. Но и тут в последнее время мама позволяет мне бывать лишь по праздникам. Правда, это немного смешно: ведь все автоматы, кондиционирующие воздух в моих личных комнатах, настроены на запах астийского эдельвейса… Этот запах и у моей туалетной воды, моих кремов. Запах астийского эдельвейса модулируется в наших музыкальных инструментах, здесь мама уступила мне. Но живой астийский эдельвейс я смогу показать вам не скоро. Я ведь еще не гражданин Системы.
— Как так?
— Человек становится гражданином Системы, лишь достигнув совершеннолетия. Только тогда он приобретает «се права и подключается к Главному киберу.
— К Главному киберу? Это еще что такое?
— Главным кибером мы называем главнее кибернетическое устройство корабля, своего рода главный электронный мозг.
— Я так и подумал. Но мне не совсем понятна его роль.
— Прежде всего, это хороший хранитель наших знаний. У нас нет ни книг, ни кинопленок, ни магнитных записей. Есть, правда, запоминающие пластинки. Но это скорее для развлечения. Вся серьезная информация накапливается, систематизируется и хранится в таких киберах. Главный кибер — наиболее полное хранилище информации. Человек, подключенный к нему, получает возможность пользоваться всеми знаниями Системы.
— Значит, вам совсем не надо в детстве учиться?
— О, что вы говорите! Совсем наоборот. Чтобы иметь возможность подключиться к Главному киберу, надо очень много знать. Иначе тот колоссальный запас информации, который заключен в нем, просто убьет нетренированный мозг. К тому же, эта информация, как правило, очень высоких порядков.
— Понятно. Таблицы умножения там не почерпнешь.
— Вот именно. Для получения элементарных знаний на корабле существуют особые информатории, разных ступеней. И каждым заведует свой кибер. Главный же Кибер, помимо накопления информации, управляет всеми механизмами корабля, следит за состоянием воды, воздуха, биосферы, руководит работой универсальных автоматов, контролирует режим внешнего защитного поля, помогает командиру корабля составить маршрут движения в космосе и ведет корабль по этому маршруту, сообщая командиру о всех отклонениях или возникших непредвиденных обстоятельствах. Он же следит за сохранностью жизни астронавтов, как внутри корабля, так и на чужой планете, ведет строжайший учет всех энергетических и материальных ресурсов и немедленно предоставляет в распоряжение астронавтов все, что те потребуют, в соответствии с кодексом прав гражданина Системы. Но он же блокирует любые действия астронавтов, если они выходят за рамки этого кодекса.
— Но ведь понятие права может меняться. Кто определяет эти права, этот кодекс, неужели сам Кибер? Неужели вся ваша жизнь подчинена машине?
— Нет, это не так. Все астронавты подчинены Киберу. Но Кибер подчиняется командиру корабля. Одному командиру. Может, это покажется вам не совсем демократичным. В мирах Системы дело обстоит иначе. Но в условиях космической полета такая концентрация власти необходима.
— Значит, все астронавты находятся в безусловном подчинении командира?
— Они подчиняются Киберу.
— Какая разница?
— Разница есть. Во-первых, всякий командир все-таки человек, со всеми свойственными человеку слабостями. Он может, незаметно для себя, отдать предпочтение кому-нибудь одному в ущерб другому. Кибер этого не сделает. Во-вторых, командир не может предусмотреть всех мелочей, уследить за действиями сотен людей, тогда как Кибер… Простите, пожалуйста, — Миона вдруг встала и прислушалась. В голосе ее послышалась тревога.
А в следующую секунду произошло нечто невероятное — солнце погасло, на остров мгновенно спустилась ночь, и мощный звуковой аккорд пронесся в темноте.
Максим вскочил с места:
— Что это, авария?
— Во всяком случае, сигнал тревоги. Но вы не пугайтесь. Просто надо вернуться к вилле. Возможна смена орбиты.
Аккорд повторился. И сразу рассвело. Узорчатые тени вернулись на скамью. Веселый зайчик, как прежде, запрыгал в ручейке. Максим снова сел. Однако Миона схватила его за руку:
— Бегом, Максим! Надо спешить.
— Но, кажется, все прошло. Или я не совсем понял…
— Точнее, ничего не поняли. Но после, после! Ни о чем не спрашивайте, бежим! — торопила она, увлекая его к станции фуникулёра.
Через минуту они были уже в вилле с чайкой. Здесь Миона бросилась к красной кнопке и открыла комнату, в которой оказался какой-то странный механизм, напоминающий зубоврачебное кресло. Миона подтолкнула Максима к нему:
— Садитесь удобнее. Все остальное сделают автоматы. Прощайте! Я спешу. У меня свои обязанности по тревоге. Позднее вызову вас к экрану ближней связи. — Она быстро вскинула руки вверх и исчезла в проеме стены.
Стена тотчас сомкнулась. И прежде чем Максим успел что-либо сообразить, властная сила прижала его к «креслу», плотные захваты щелкнули на груди и ногах, легкое головокружение затуманило мозг, и он понял, что теряет собственный вес. Странное, никогда не испытанное чувство невесомости вмиг лишило его всякой опоры, сделало беспомощным, как пловца, попавшего в водоворот.
Но «кресло» держало цепко. Временами казалось, что только оно одно и составляет реально существующую твердь, ибо не было уже ни верха, ни низа, ни потолка, ни стен. Что происходило с кораблем? Максим уже не на шутку встревожился за его судьбу, когда новое головокружение вернуло все на место, и он снова почувствовал вес. Та же властная сила опять вдавила его в «кресло», и захваты разошлись. Стена раздвинулась. Он вышел в шестигранный зал.
И сразу зазвучал сигнал ближней связи. Максим бросился к клавише в полу. Стена над ней исчезла. За ней оказалась просторная комната, где в кресле перед каким-то прибором сидела Миона. Она тотчас встала и пошла ему навстречу.
На лице ее не было и следов тревоги.
— Как вы себя чувствуете? — сказала она, по обыкновению протягивая руки.
— Прекрасно. Но что произошло? — он быстро шагнул к ней и… больно стукнулся плечом о невидимую преграду.
— Максим! Как вы неосторожны! Это всего лишь экран.
— Экран? Да, конечно. Но просто невозможно поверить…
— Даже получив такой удар? — она вдруг рассмеялась, впервые за все время, что он знал её, и сразу стала проще, доступнее, роднее.
— Даже услышав ваш смех, — сказал он, окончательно оправившись от неловкости. — Так что случилось, Миона?
— Пустяки! Только сейчас я… Впрочем, вот что, сегодня вечером, часов в шесть по вашему времени… Кстати, вы не забыли перевести стрелки?
— Ровно на четыре часа.
— Так вот, сегодня вечером я приглашаю вас погулять у озера. Приезжайте к арочному зданию у водоспуска. Знаете?
— Да, я там был.
— Фуникул1р — сектор «Озеро», шестая клавиша слева. Там я расскажу, чем была вызвана тревога. А сейчас мне необходимо отключиться. Всего вам доброго.
Изображение исчезло. Перед Максимом вновь была холодная каменная стена.