Но на пригорке снова появилась Марина. Словно чувствовала, что вы боретесь с собой. О, как я не любила ее в эту минуту! Как хотела, чтобы она ушла от вас, оставила вас в покое. Вся моя воля сконцентрировалась на этом. И произошло то, чего я не могла предположить. Обратная связь моего элемента, достигнув небывалой силы, включила какой-то неведомый мне механизм Кибера, и тот как бы вывернул душу Марины наизнанку. Все пороки ее, все низменные побуждения выступили на ее лице и тотчас отразились стократно увеличенными в огромном зеркале, каким стал весь затянутый тучами небосвод. Вот почему закричала она тогда в безумном страхе, а вы содрогнулись от отвращения и ужаса.

Не знаю, чем закончилось бы все это, что еще сделала бы я, забыв себя от гнева. Но тут вмешалась Этана. Она воспламенила астийский эдельвейс и блокировала кибер челночка. Больше я не видела ничего. А вскоре потеряла и всякую связь с вами. Потому что Этана, возмущенная вашей женитьбой, вашим предательством по отношению к Ларе, по отношению ко всему, что мы видели в вас хорошего, отключила ваш элемент связи от Кибера, и вы затерялись, как песчинка, средь миллионов людей Земли…

Перед Максимом словно раскрылся страшный занавес.

Так вот почему отвернулись от него в то время инопланетяне! Он с самого начала предполагал, что причиной была его женитьба на Марине. Но объяснял это лишь тем, что не внял советам Мионы. А на деле все оказалось глубже. Гораздо глубже! Да, он совершил предательство. И не только по отношению к Ларе. Но и по отношению к себе — своим чувствам, своим идеалам, своему «я». А ведь по меркам земной морали он поступил вполне благопристойно, даже благородно, даже гуманно…

— Не грустите, Максим, — прервала его мысли Миона. — Не надо жить прошлым. У вас еще все впереди.

Максим вздохнул:

— От прошлого не уйдёшь. Помните, что сказал ваш отец?

— Таку него действительно не оставалось ничего, кроме прошлого. Да глубин этого озера, — добавила она с мрачной грустью.

— Не понимаю, — сказал Максим, вздрогнув от неясного предчувствия.

— Сейчас поймете, — коротко ответила Миона.

Нажатием кнопки она закрыла иллюминаторы гондолы, и корабль быстро погрузился под воду. Густой зеленый полумрак окружил их со всех сторон. Юркие рыбоподобные существа закружились перед глазами. Однако Максим еле успевал их рассматривать. Судно стремительно уходило на глубину. Вскоре в гондоле стало совсем темно, слабо светились лишь лицо и руки Мионы. Она молча вела корабль дальше к неведомой цели. Молчал и Максим, приготовившись к чему-то совершенно необыкновенному.

Наконец движение замедлилось. Слабый багровый полусвет забрезжил внизу. А еще через минуту огромная светящаяся полусфера встала на их пути. Корабль пошел вдоль нее по спирали вниз. Свет под куполом все усиливался. Неясные очертания громадного сооружения начали проступать сквозь прозрачные стены.

Между тем, корабль почти коснулся дна и медленно вошел в небольшую, примыкающую к куполу камеру. Послышался слабый шум. То невидимые насосы быстро откачивали из камеры воду. Наконец гондола мягко легла на массивные каменные плиты. Иллюминаторы раскрылись. Миона встала и молча протянула ему руку. Лицо юной инопланетянки было бледнее обычного. В глазах застыла скорбь.

Максим, не говоря ни слова, направился за ней. Они вышли из гондолы, подошли к стене купола. Миона коснулась ее рукой, и стена исчезла. Огромное круглое помещение открылось перед ними. А когда глаза Максима привыкли к красноватой полутьме, он увидел, что почти все оно занято гигантской шестигранной пирамидой из черного с золотистыми искорками камня.

Здесь Миона остановилась, протянула руки вперед, низко опустила голову к груди. Несколько секунд прошло в молчании. Максим не сводил глаз с величественно-мрачного монумента. Вершина его терялась в багровом мраке, нижняя же часть была объята красным пламенем, единственным, что освещало этот подводный мавзолей усопших.

Дрожь пробежала по спине Максима, когда он понял, куда привела его инопланетянка. А она снова взяла его за руку и пошла прямо к объятой пламенем стене. Багровые отсветы делали ее лицо неузнаваемым, рука, сжимающая руку Максима, вздрагивала от напряжения.

Страх окончательно овладел Максимом. Однако он словно в оцепенении продолжал идти за Мионой. Вот она уже шагнула в клубящееся пламя. Вот огонь коснулся его собственной руки, но не обжег, а лишь чуть парализовал её.

Вот он уже полностью вступил в бесшумно клокочущий костёр, чувствуя, как все тело точно немеет, становится безжизненным, чужим.

А нижняя часть стены уже исчезла перед ними, будто расплавилась в пламени, и Миона ввела его в узкий коридор, освещенный только заревом бушующего за спиной огня и ведущий, казалось, в бесконечность.

Наконец коридор расширился в небольшую овальную камеру, где было совершенно темно. Лишь сотни продолговатых цилиндриков слабо фосфоресцировали голубым светом на стенах подземелья, да тускло светился в глубине высокий экран. Под каждым цилиндриком размещалась серебристая клавиша и был выбит в стене то ли символ, то ли цифра незнакомых Максиму очертаний. А высоко над головой будто в сполохах фиолетовой люминесценции угадывались контуры парящей женщины с призывно опущенными вниз руками и теплой всепрощающей улыбкой на лице.

Миона выпустила руку Максима и, подойдя к одному из цилиндриков, на миг прижалась к нему лицом, потом нажала клавишу и приблизилась к экрану. Тот осветился сильнее, а в следующее мгновенье знакомый седовласый командир шагнул к ней навстречу, протягивая руки в немом приветствии. Миона также протянула к нему руки, низко опустив голову, и так застыла в скорбном молчании и абсолютной тишине, настолько глубокой, что Максим услышал, как бьется его сердце.

Но вот экран погас. Миона, все так же не говоря ни слова, повернулась и пошла к выходу. Максим поспешил за ней. Через несколько минут коридор вывел их к подножью пирамиды. Здесь они снова пошли через стену пламени и остановились, обернувшись к монументу. Вид его действовал потрясающе. Теперь, после мрака погребальной камеры, света было вполне достаточно, чтобы рассмотреть всю пирамиду. В ней было что-то от космоса. Золотисто-черная громада, возносящаяся из багровых языков огня, воплощала, казалось, саму вечность. Но Миона уже пошла к выходу.

Через несколько минут они прошли в шлюз, сели в гондолу, и корабль понес их на поверхность.

Там уже сгустились сумерки. Мягким зеленоватым сиянием осветился Дворец командиров. Но Максиму всё ещё казалось, что он видит кровавое зарево, просвечивающее сквозь воду. Он не мог оторвать глаз от озера. То же самое было, по-видимому, и с Мионой.

— Вот кто связан только с прошлым, — сказала она, кивнув за корму.

— То был ваш отец? — тихо спросил Максим.

— Мой и Этаны.

— Как?!

— Мы с ней не только мать и дочь, но и сестры по отцу. На галактических кораблях так бывает.

«Так вот почему они так поразительно похожи друг на друга», — подумал Максим, удивленный ее словами. Но вслух лишь сказал:

— Сколько же их там, под пирамидой?

— Около тысячи, — ответила Миона, подавляя вздох. — Весь экипаж корабля. Отец последний. Он был единственным юношей, которого Совет Астронавтики допустил к участию в экспедиции к Земле. За победу во всесистемном состязании будущих космоштурманов. А мать Этаны, моя бабушка, оказалась самой молодой женщиной в экипаже корабля. Она специализировалась по истории, изучала материалы первой экспедиции к Земле. И была очень красивой, красивее Этаны.

— Они любили друг друга?

— Они выполнили долг гражданина Системы. Другие мужчины и женщины, похоже, просто уже не могли иметь детей. Многие из них оказались на дне озера задолго до того, как корабль прибыл в систему Солнца.

— О чем же думали они раньше, когда были достаточно молоды? Почему им не пришла мысль о долге?

— К сожалению, Систему покидают уже взрослые люди с прочно сложившимися привычками и традициями. А в Системе проблема деторождения… Нет, я не смогу объяснить вам этого. Может, Этана когда-нибудь расскажет. Во всяком случае, на мой взгляд, не все ладно в этом отношении в Системе. Впрочем, мне ли судить об этом! Ведь я… Это, наверное, очень дурно. Но я… не смогла бы, пожалуй, полюбить мужчину Системы…

9.

Все последующие дни Максим с утра до вечера не выходил из информатория. Законченно-строгая картина строения вещества все шире и глубже раскрывалась перед ним, заставляя забывать о еде, отдыхе, даже хозяевах корабля, предоставивших ему столь редкую возможность.

Впрочем, старшая из них так и не пожелала встретиться с Максимом.

Что эта, — недоумевал Максим, — чрезмерная занятость или открытое пренебрежение? Неужели ей абсолютно неинтересно поговорить с человеком Земли? Или все дело в том, что он, Максим, лично несимпатичен ей, она не может простить ему ошибок молодости? Был, правда, и третий вариант — их с Антоном раскопки на Студеной и странно-настойчивое противоборство со стороны Этаны. Но тут оставалось еще столько непонятного, что нельзя было делать никаких предположений.

Как бы там ни было, все это угнетало Максима больше, чем он хотел. И трудно сказать, что бы он предпринял в конце концов, если б не пришлось столкнуться с одним чрезвычайно неприятным обстоятельством. Постепенно вникая в сущность строения атома, он, казалось, вплотную подошел к понятию самого интересного, самого интригующего и пока еще не разгаданного на Земле явления, явления гравитации.

И сразу стало ясно, что это особый раздел физики, которого просто нет в списке, идущем вдоль стержня настройки экрана. В то же время между интервалом «Строения атома» и следующим за ним «Термодинамика» оставался значительный промежуток стержня. Но в этом промежутке, очевидно, и размещался раздел «Гравитация», а может, и другие, не менее интересные разделы физики.