Но разве по ним, этим одичавшим от жажды власти сатрапам следует судить о характере цивилизации? Да и как вообще можно оперировать такими абстрактными понятиями, как народ, человечество, население всей планеты? Это же не какая-то аморфная однородность, а совокупность отдельных индивидуумов, абсолютно разных по своему умственному, моральному, эстетическому уровню.

— Особенно на вашей планете, — подхватила Этана. — Просто калейдоскоп какой-то!

— Я думаю, это относится не только к Земле, но к к другим планетам, стоящим на такой же стадии развития. Иначе не кз чего было бы формироваться тому законченно-совершенному типу разумного существа, какие составляют цивилизации, подобные вашей.

— Любопытно…

— Да. И вы, я полагаю, не до конца рассмотрели этот калейдоскоп. Слов нет, в многомиллиардном муравейнике, каким вам кажется, по-видимому, человечество Земли, найдется немало тупоумных себялюбцев да и просто отъявленных негодяев. И они, несомненно, прежде всего к схватываются объективами ваших автоматов-разведчиков. Но ведь основная-то масса людей, независимо от их национальности и социального положения, хотят лишь одного: честной спокойной жизни для себя и своих детей. К тому же вы наблюдаете планету, человечество как бы в виде мгновенной фотографии. Без истории его становления. Но можно ли судить о будущем, не зная прошлого?

Знаете ли вы, что около четырехсот лет назад мракобесы-церковники сожгли на костре выдающегося сына Земли, великого итальянского мыслителя, космолога и философа Джордано Бруно? Сгореть на костре… Можно ли представить смерть более мучительную и страшную! И он мог избежать её, сказав лишь одно слово отречения. Однако Бруно предпочел смерть отступничеству от своих идей. И красные гвоздики на Площади цветов в Риме, где когда-то пылал костер инквизиторов, до сих пор славят подвиг одного из творцов нашей цивилизации.

А можете ли вы понять, как русский революционер Николай Кибальчич, двадцатисемилетний молодой человек, приговоренный к смерти через повешение, в своей одиночной камере Петропавловской крепости, боясь упустить хоть одну минуту из оставшихся ему часов жизни, чертил острием камня \на тюремной стене схему изобретенного им ракетного двигателя и вместо просьбы о помиловании писал:

«Если моя идея будет признана исполнимой, то я спокойно встречу смерть, зная, что эта идея будет существовать среди людей, для которое я готов пожертвовать жизнью».

— Но все это из области чувств, эмоций, — возразила Этана. — Я знаю, этого на Земле больше чем достаточно Однако, поймите, цивилизацию создают не чувства, а разум. Только разум!

Сейчас вы привели несколько примеров проявления чувств прекрасных, изумительных. Мне было очень приятно вас слушать. Но с таким же успехом вы могли привести и другие примеры — проявления чувств ужасных, отвратительных. Насколько я знаю, эти два начала находятся у вас в постоянной борьбе. И борьба эта может продол» жаться бесконечно. До тех пор, пока не поставит в ней окончательную точку разум. Поверьте, вы не избавитесь от своей дикости до тех пор, пока каждый из вас, землян, не станет настолько умным, что сам, своим собственным рассудком поймет, насколько бессмысленно и нерационально собирать и копить деньги и прочие материальные ценности, уклоняться от труда, стараться урвать от общества больше, чем оно может дать, грубить, унижать, портить настроение ближнему, опьянять себя наркотиками, стремиться подчинить своей власти других людей. Чувства могут оправдать все это. Разум — никогда!

— Я не согласен с вами, Этана. Я понимаю ваше негодование по поводу многочисленных пороков, от которых, действительно, еще не освободилась определенная часть человечества. Хорошо вам теперь, с пьедестала, воздвигнутого многомиллионнолетней цивилизацией, провозглашать истины вселенского масштаба и воздавать хвалу разуму, обрушиваясь на человеческие чувства. Сейчас они вам мешают. Но чем были бы вы без них?

Кто будет сомневаться, что главным двигателем человеческого прогресса является разум. Но почему все-таки бывают цивилизации истинно разумные, высокогуманные, а бывают и порочные, обреченные на самоуничтожение? Почему одни из них нашли в себе силы выйти из состояния дикости», а другие окончательно погубили все достижения разума? Вы не видите здесь общих закономерностей. А я вижу. Все дело здесь именно в тех благородных чувствах, той способности людей к самопожертвованию, против которых вы так негодуете.

Сейчас цивилизация Агно достигла таких высот, что ей, кажется, не в чем упрекнуть себя. Но ведь было и у нее начало. Было такое же состояние ♦дикости», как у нас на Земле. Что вывело ее из такого состояния? Только разум? Едва ли. Вы просто не знаете об этом, потому что потеряли связь с далеким прошлым. А мы знаем, потому что переживаем это сейчас. И нам сегодня еще надо много чувства любви и ненависти, чувства благородной злости и самопожертвования, чтобы вывести цивилизацию Земли на путь истинного прогресса. Неужели вы не согласны со мной?

Этана долго молчала, словно взвешивая все сказанное Максимом. Наконец улыбнулась мягкой задумчивой улыбкой:

— Во всяком случае, мне было интересно послушать вас. Я должна буду о многом подумать и, как знать, может быть кое-что переосмыслить после этого разговора с вами. Красные гвоздики на могиле Бруно… Да, этого наши автоматы не заметили. А между тем, видимо, не случайно была и в кашей истории эпоха Ингрезио…

— Эпоха Ингрезио? — вспомнил Максим рассказ Мионы.

— Да, была у нас такая в глубокой древности. Я расскажу как-нибудь. А сейчас…

Максим поспешил встать:

— Я понижаю, я отнял у вас слишком много времени.

— Нет, не понимаете, — неожиданно рассмеялась Этана. — Я не считаю беседу с вами потерянным временем. Напротив! И мы еще продолжим этот разговор. Что же касается нашего небольшого конфликта, — улыбнулась инопланетянка, — то давайте договоримся так. Я сниму ограничения с общих вопросов гравитации, без которых, действительно, невозможно познать теорию строения вещества. Честно говоря, я не думала, что вы захотите изучить ее так глубоко. Однако кое-какие детали, связанные с использованием гравитационных волн и энергии гравитационного поля…

— Я понял вас, Этана. Того, что вы разрешаете, — достаточно. Благодарю вас.

— Вот и хорошо. А сейчас мне хотелось бы познакомить вас с одним любопытным феноменом. Сегодня Кибер принял и записал передачу очень далекой цивилизации, пытающейся установить контакт с иными мыслящими мирами. Сигналы идут откуда-то из глубин Галактики, со стороны ее центра, но представляют собой лишь бессмысленный набор математических абстракций. Видимо, это свойственно всем не очень высокоразвитым цивилизациям — убежденность, что иные мыслящие миры смогут понять лишь самую наипростейшую символику.

— А вы могли бы расшифровать любые сигналы?

— Разумеется. Но в данном случае меня настораживают два обстоятельства. Прежде всего то, что сигналы передаются на гравитационных волнах, — принцип передачи информации, которым пользуются обычно только высокоразвитые цивилизации.

— Почему так?

— Более примитивному разуму он просто не под силу. Слишком сложна система модуляции этих волн и слишком низок уровень сигнала по сравнению с уровнем помех, создаваемых посторонними массами. Зато неоценимой особенностью их, выгодно отличающей от используемых вами электромагнитах волн, является исключительная всепроницаемость и незатухание при прохождении через материальные объекты.

Рано или поздно и вы перейдете на такой тип связи. Кстати, эпоха радиосвязи в истории развития любой цивилизации занимает крайне незначительный срок. Именно этим объясняются неудачи ваших ученых в попытках установить контакт с иными мыслящими мирами посредством электромагнитных волн. Так вот, первое, что наводит на размышления в полученных нами сигналах, это то, что они идут на гравитационных волнах. И второе — что передача ведется сразу по двум каналам: по одному, как я уже сказала, передается набор математических абстракций, а по второму — искусно закодированные звуковые сигналы, которые оказались своеобразной музыкой. Впрочем, сейчас бы увидите сами. Пройдемте сюда, в соседнюю комнату.

Максим прошел за Этаной в большой зал. Они сели в кресла. И сразу, как только погас свет, на огромном экране, занимавшем всю переднюю стену зала, замелькали знакомые всякому образованному человеку математические теоремы, фундаментальные константы физики, основные понятия о полях и излучениях.

Все это было, конечно, небезынтересно. Однако лишь постольку, поскольку исходило от далеких братьев по разуму. Но что действительно потрясало, так это музыка. То был сплошной вопль безысходности, сплошной страх перед чем-то уходящим, исчезающим, неотвратимым. И в то же время ухо улавливало нотки мольбы о помощи, робкие, нерешительные, но тем сильнее берущие за душу. Максим взглянул на Этану. На лице ее застыла насмешливая гримаска:

— Ну, что вы на это скажете? Кому и зачем понадобилось тратить такую уйму энергии, чтобы пронзить чуть ли не всю галактику столь примитивной информацией? А звуковое сопровождение! Неужели во всей их музыке не нашлось ничего более оптимистического и жизнеутверждающего? Нет, все это могло быть порождено лишь очень примитивной цивилизацией.

— А я так убежден в противном!

— Почему? — удивилась Этана. — Только потому, что передача идет со стороны центра галактики и ведется на гравитационных волнах?

— Нет, не поэтому. Гравитационные волны, как я понимаю, могли прийти и с противоположной стороны галактики.