— Я больше ничего не могу… Нет признаков жизни.

— Идите! — мрачно, но довольно спокойно сказал Георгий Петрович. — Подождите в коридоре.

После этого он повернулся к Лехе. Тяжеловат был взгляд, ничего не скажешь.

— Что тут произошло? — спросил Пантюхов. — Можешь рассказать связно, пока милиция не прибыла? Как она умерла?

Умерла… Только тут до Лехи дошло в полном объеме, что это означает.

Теперь он стал хранителем тайны «стоп-сигнала», и она, эта тайна, лежала у него в левом шлепанце.

К этому моменту Галина Митрохина в сопровождении Парамыги уже поднялась на пятый этаж одного из больших, не очень старых домов в недальних окрестностях ВВЦ (бывшей ВДНХ).

Вообще-то в доме имелся лифт, но Парамыга предпочел топать по темноватой, не везде освещенной лестнице. Двигались не вместе. Хотя те, кто его похоронил заживо, вряд ли догадывались о том, что он уже выбрался из могилы, несостоявшийся покойник не хотел рисковать. Разделились еще во дворе. Галина, держа руку с «марго» в кармане джинсов, пошла вперед, а Парамыга, стараясь держаться в тени, — следом за ней метрах в двадцати. Перед этим они уговорились, что, заметив каких-то подозрительных лиц, Галина повернет обратно. Но никаких подозрительных не встретили, хотя, прежде чем войти в дом, еще несколько минут приглядывались: не наблюдает ли за ними какой-нибудь злоумышленник. Поэтому и в нужный подъезд тоже сначала вошла Митрохина, огляделась и подала знак Парамыге. Дальше они двигались так: Галина проходила лестничный марш от нижней площадки до верхней, а Парамыга оставался внизу. После того как Галина проходила следующий марш, Парамыга поднимался по предыдущему. В случае чего она должна была громко завизжать или выстрелить — в зависимости от обстановки. Добравшись до пятого этажа, Парамыга послал Митрохину проверить, нет ли кого на шестом.

Но, к счастью, все эти ухищрения оказались напрасными. Никто за ними не охотился. Подъезд мирно спал, даже подростков на лестнице не было. Тем не менее звонить в квартиру Парамыга тоже предоставил Галине.

— Спросят: «Кто?», ответишь: «От Кирилла». Если скажет: «Не знаю такого», постучи в двери три раза, но не торопясь, а размеренно: стук! стук! стук! После этого должна открыть бабка, маленькая, толстенькая, в сером льняном переднике с красной вышивкой. Если бабка откроет просто так или на ней передника не будет — бегом вниз. Ну а если откроет

вообще не бабка — шмаляй в упор и опять же убегай побыстрее.

Тут тоже все прошло без проблем. Бабка сказала все как нужно, открыла только после стука и была действительно в грязно-сером переднике с красными вышитыми цветочками. Она уставилась на Галину недобрым взглядом, поскольку, должно быть, не любила незнакомых людей. Но едва из-за спины Галины появился Парамыга, как на ее лице засияла улыбка.

— Заходите, заходите, детишки! — И это несмотря на то, что часы показывали уже второй час ночи.

— Здравствуй, тетя Даша! — сказал Парамыга. — Извини, что без бутылки, но это не от скупости. Закрутились, понимаешь…

Зашли. Квартирку нельзя было назвать ухоженной, но и хлевом тоже. Какой-то порядок здесь наводился, тухлятиной не пахло, и Митрохиной показалось, что выспаться она здесь сумеет. Тепло, уютно и, кажется, относительно безопасно.

Бабка пригласила их на кухню, выставила на стол бутылку водки, грибочки, сало, колбасу. Галина пить не отказалась и не пожалела. Нервы разом унялись, наступило ощущение безопасности и уюта.

— Мы у тебя впишемся на недельку? — Парамыга скорее проинформировал бабку, чем попросил разрешения. — Никого больше не ждешь?

— Господь с тобой — никого. Живите хоть месяц, если надо. Ты ж мне как сын родной. Опять от ментов бегаешь?

— Хуже, теть Даш. С Харитоном поссорился.

— Это ты зря. Помириться надо. Через ресторан, по-хорошему. Если хочешь, могу устроить. Хочешь, позвоню ему сейчас?

— Тогда, тетя Даша, сразу и мне, и себе, и девушке этой гробы заказывай.

— Свят, свят, свят! Неужто так серьезно?

— Очень. Так что постарайся, чтоб про нас с девушкой, кроме тебя, — ни одна душа. Телефон сотовый у тебя?

— Куда ж денется? У меня. Нужен, что ли?

— Главное, чтоб завтра был.

— Не съем же я его? Будет. Вам вместе стелить?

— Нет, лучше порознь. Я этой девушке, между прочим, шкурой своей обязан. Она меня из могилки вынула. Во те крест!

— Как ее зовут-то? — поинтересовалась тетя Даша.

— Галя, — сонно отозвалась Митрохина. — А Парамыга — это кличка или фамилия?

— Кличка. Фамилия тебе моя без разницы, а мне — твоя. Можешь звать Степой, не обижаюсь.

— Ладно, — кивнула Галина, — постараюсь запомнить.

Это как-то не понравилось Парамыге.

— Слушай, а ты, если четко, — не ментовка? Я понимаю, конечно, что сейчас я не при жизни, а люди и в менее крутой атмосфере ломаются. В принципе, если мне мою личную жизнь гарантируют, то я готов на сотрудничество.

— Я не милиционер, — ответила Галина, — я вообще просто так. Если завтра у меня выгорит, я с гобой попрощаюсь.

— А если не выгорит?

— Тогда еще побуду, — сонно ответила Митрохина.

— Глазки-то не смотрят, — участливо произнесла бабка, — иди-ка приляг на диван в зале да вздремни.

Галина возражать не стала. Сняла только обувь, «маргошку» с патроном в стволе взяла в руку и пристроила под подушкой. Бабка дала ей серое шерстяное одеяло. Едва улегшись, Галина вмертвую уснула и глаза открыла только часиков в одиннадцать утра.

С кухни доносились бодрые голоса тети Даши и Степы Парамыга.

Они, должно быть, вчера приняли капитально, а теперь с утра опохмелялись. Когда Галина пришла на кухню, бабка посмотрела на нее влюбленными, с похмелья очень добрыми глазами:

— Садись, ласточка наша, садись! Скушай, выпей…

— Если только чайку, — сказала Митрохина, отодвигая рюмочку, которую собиралась налить гостеприимная старуха. — Мне надо сейчас позвонить, а потом кое-куда съездить.

— У тебя тут дружок? — с легким сожалением спросил Парамыга.

— Есть кое-кто, — не желая создавать у Степы лишних иллюзий, уклончиво ответила она. — Как отсюда в Новогиреево проехать?

— Садись на метро, доедешь от «ВДНХ» до «Третьяковской», перейдешь на «Марксистскую», а дальше прямо до «Новогиреево».

— Далеко это?

— Наискосок через всю Москву, — хмыкнула тетя Даша. — Я тут, в столице, семьдесят четыре года прожила, а в том районе отродясь не бывала. На Колыме была, в Воркуте была, в Мордве была, а в Новогиреево Господь не привел.

— Ты бы сначала позвонила, — предложил Степа, — а то, может, еще и ехать не стоит?

— Спасибо, но я лучше из автомата.

— Ты нас не стесняйся, — сказала тетя Даша, — от нас беды не будет.

— От вас, может, и не будет, — согласилась Митрохина, — зато у вас от моего звонка неприятностей может быть по горло.

— Понял! — уважительно произнес Парамыга. — Но ты, ежели что, заходи, не стесняйся. Я весь день тут буду, носа не высуну.

Галина сжевала два бутерброда с копченой колбасой, упрятала «марго» во внутренний карман вет-500

ровки, закинула за плечи рюкзачок с кассетами и «коброй».

— Счастливо оставаться! — сказала она и помахала ручкой.

До метро «ВДНХ» Митрохина добиралась пешком. Вчера, в темноте, она как-то не обращала внимания на окружающий пейзаж. А сегодня, при дневном свете, могла полюбоваться на столичные улицы. Впечатление было такое, что Москва намного грязнеe, чем ее родной город. Шикарные витрины магазинов, палатки, лотки, просто бабки, торгующие пивом из ящиков, а сигаретами с рук… Всего полно, все что-то продают. А вот покупателей, похоже, поменьше.

Она подошла к подземному переходу, пройдя мимо циклопической вогнутой «стекляшки» — гос-I пиццы «Космос». Справа над пожелтевшими деревьями маячили вдалеке мухинские «Рабочий и колхозница», а слева, гораздо ближе, уносилась в небеса титановая ракета — монумент Покорителям Космоса. А прямо впереди, за проезжей частью, около похожей на размокшую таблетку станции метро «ВДНХ», толпились все те же бабки, продавим газет, тряпок и еще чего-то.