Но любознательному Бруно оказалось довольно одного слова, и он весело продолжал:

– Он предложила второй гусенице понести крыло, но другая гусеница отказалась. Тогда она взяла крыло всеми левыми лапками, а сама попробовала шкандыбать на одних правых – ну, и потом как дербалызнется!

– Простите, что она сделает потом? – спросил я, поскольку мне в этом только что выраженном изъяснении послышалось престранное слово.

– Дербалызнется, – пояснил Бруно. – Это значит: шандарахнется. А вы что, и этого не знаете? Ну, тогда мне с вами не об чем говорить. Чево вы смеетесь?

– Разве? – смутился я. – По-моему, нет. Ни в одном глазу.

Но Бруно возразил:

– Все-таки в одном глазу у вас что-то есть. Он у вас блестит, как луна.

– Неужели во мне есть хоть что-то общее с этим небесным телом? – спросил я.

– Насчет тела не знаю, – сказал Бруно, – а лицо у вас такого же цвета и с такими же пятнами. Вы что, не умываетесь?

Не знаю, кто как отреагировал бы на такое замечание. Что до меня, то я засмеялся по-настоящему:

– Почему же! Я иногда умываюсь. В отличие от луны.

– А вот и неправда! – крикнул Бруно. – Луна, точно, долго не умывается. И с каждой ночью она становится все грязнее и грязнее, пока совсем не зарастет грязью. И тогда начинает постепенно отмываться. Хотя, откровенно говоря, ей так и не удается все смыть до конца.

– Но это лучше, чем совсем не умываться, – сказал я.

– А толку? – воскликнул Бруно. – Отмывается долго-долго, а потом опять забывает про гигиену. И опять начинает засаливаться.

За разговором он как-то незаметно оторвался от прополки.

– Знаете, Бруно, – сказал я. – Делу – время, потехе – час.

Молодой человек подпрыгнул от восторга:

– Ну и ну! Как вы это клево придумали!

Он вернулся к прополке, на все лады повторяя столь поразивший его афоризм, и не присел, пока не закончил работу.

Сладкая месть

Потом мы несколько минут молчали. Не отрываясь от архитектуры, то есть от сортировки камешков, я с интересом наблюдал, как Бруно занимается флористикой. Надо признать: его действия не лишены были оригинальности. Он измерял каждую клумбу, словно опасаясь, что от прополки она сожмется.

– Скажите, – вдруг спросил он полушепотом, – вам нравятся феи? 

– Конечно, – ответил я. – Иначе я бы сюда не попал. Я бы поехал туда, где никакие феи не водятся.

Бруно снисходительно рассмеялся:

– С тем же успехом вы могли бы уехать туда, где нет никакой атомосферы, которая есть везде. (Затрудняюсь сказать, что он имел в виду: воздух или атомы.)

Я попробовал перевести разговор в иное русло:

– Между прочим, я видел фей, кроме вас, хотя и не так уж много. А вы видели других людей или только меня?

– Уйму людей! – ответил Бруно. – Их зовут «легионы». Мы видим их всю дорогу.

– Какую дорогу? – не понял я, представив себе марширующих по дороге римских легионеров.

– Никакую, – ответил Бруно. – Это мы так выражаемся.

– Но почему люди вас не видят? И не наступают на вас.

– Не наступают! – возмутился Бруно. – Еще чево! Смотрите, – он сделал на земле две отметки. – Допустим, вот здесь находитесь вы, а здесь – фея. Вы поднимаете ногу и ставите ее сюда, а другую – сюда. И как, скажите на милость, вы можете наступить на фею!

Возможно, я был очень глуп, однако не понял, почему я не могу поставить на фею какую-нибудь из своих ног. Я честно признался в этом.

– Ну, я не знаю, как вам еще объяснять, – сказал Бруно. – Только я уверен, что вы бы не наступили, потому что вы любите фей. Хотя никто еще не ходил у них по головам. А знаете, что я буду делать сегодня вечером? – вдруг спросил он безо всякого перехода. – Пойду на королевский бал. Хотите со мной? Я могу замолвить за вас слово метрдотелю.

Я засмеялся:

– А что, гостей приглашают официанты? 

– Нет, – сказал юный фей. – Но метрдотель может поставить вас за столом. Вы не против?

Я был уязвлен до глубины души:

– Конечно, стоять за столом в высшей степени заманчиво. Но сидеть за столом как-то удобнее, вы не находите?

– Оно так, – согласился Бруно, явно сожалея, что я такой недогадливый. – Только, раз вы не Герцог, вам садиться за стол низзя.

Я ответил, как можно вежливее, что не ожидал такой чести, но если нет  другого пути на бал, – а мне действительно хотелось туда попасть, – ничего не поделаешь… Бруно покачал головой и несколько обиженным тоном сказал:

– Делайте, чево хотите… Найдутся и другие охотники.

Меня осенило:

– А вы, Бруно, тоже?..

Он ответил серьезно:

– А чево особенного? Они пригласили меня один раз, на прошлой неделе. Им нужен был мальчик. Надо было вымыть глубокие тарелки – это вам не какие-нибудь подносы, хотя они тоже большие и тяжелые. Я прислуживал за столом. И чуть не сделал ошибку. Правда, всего одну, – с гордостью уточнил он.

– И какую же? – спросил я. – Ничего не скрывайте.

– Я пытался резать мясо ножницами, – ответил он. – Зато мне доверили подать Королю бокал сидра.

– О, это большое доверие, – сказал я, сдерживая улыбку.

– Еще какое! – подхватил он. – Не каждому выпадет такая честь.

Это навело меня на размышление о том, как много вещей в этом мире мы называем словом «честь», а между тем чести в них не больше, чем в бокале сидра, поднесенном Королю.

Не знаю, как далеко простерлись бы мои рассуждения, но Бруно оторвал меня от них:

– Идите сюда скорее! – крикнул он. – Хватайте ее за другой рог! Я не могу удержать ее больше минуты!

Бруно отчаянно боролся с огромной улиткой. Он ухватил ее за один из рожков, а она волочила его по траве с листьями, острыми, как кинжалы.

Понимая, что наше озеленение и так слишком затягивается, я убрал улитку от греха подальше.

– Охотиться будем потом, Бруно, – сказал я. – Вспомните: делу – время, потехе – час.

Но Бруно уже охладел к этому девизу.

– Подумаешь, потеха! – проворчал он. – Охота на улиток. Большие развлекаются охотой на лис, а маленьким – даже на улиток нельзя.

Я попытался понять, почему, в самом деле, «большие» занимаются охотой на лис, а маленькие не могут охотиться даже на улиток, – и не нашел убедительных объяснений. Впрочем, не имея особого желания охотиться и на лис, я попытался успокоить Бруно:

– Хорошо, на улиток мы пойдем охотиться с вами вместе. Когда-нибудь. Только сначала закончим работу.

– Это вы замечательно придумали! – воскликнул Бруно. – Конечно, вместе. Потому что в одиночку вы с улиткой не справитесь. Я вам помогу: подержу ее за рога.

– Нет, конечно, – один я не пойду, – заверил я его. – Кстати, вы каких улиток предпочитаете: с панцирями или без?

– Только не без! – Бруно передернулся от омерзения. – Они такие скользкие…

Так за разговором мы почти завершили работу. Я перенес фиалки, потом Бруно помогал мне пересадить их, как вдруг он остановился и заявил:

– Я устал.

– Отдыхайте, – согласился я. – Уже почти всё готово, я сам справлюсь.

Бруно не нуждался в приглашении. Он уселся на клумбу и сказал:

– Я спою песенку.

– Замечательно, – ответил я. – Пойте.

– А какую вы хотите? – спросил Бруно.

– Мне все равно, – признался я.

– Тогда, – заявил Бруно, – я спою вам песню про короля. Вот эту:

День истлел. Потемнел

Небосвод

Слышишь: он – Оберон –

К нам плывет?

Кычет сыч. Это клич

Царства тьмы.

Ну, уж нет! Туш в ответ

Грянем мы.

Он плывет. Радость бьет

Через край!

Светляки! Маяки –

Зажигай!

Дили-дон! Дивный тон –

Звон ночной!

Чуден наш ералаш

Под луной!

В завершенье ночной

Кутерьмы.

Рос медвяных настой

Выпьем мы.

Это как будто пел не он, а кто-то другой, и совсем не ребенок. Ему аккомпанировали незримые колокольчики. Закончив песню, Бруно стал объяснять: