А средний: – Мама их в гостях
У нашего папаши.
А младший: – Так вернем же ей
Заблудших этих дочерей!
Другие говорят: – Ты прав,
К тому же поздновато.
И, Шпрот зубами нежно сжав,
Пошли домой ребята.
И голоса вдали звенят:
– Виват! Виват! Виват!
– Так что всё кончилось благополучно: они все вернулись к родителям, – объяснил мне Бруно, не то опасаясь, что я не понял морали, не то просто желая подвести итог.
С некоторых пор считается особо хорошим тоном, когда артист, закончив песню, объясняет, о чем она, избавляя тем самым аудиторию от излишних умственных усилий. Допустим, юная леди только что, смущаясь и запинаясь на каждой ноте, спела романс на стихи Шелли, знакомые вам с детства. Насколько лучше было бы вам не кричать «Браво!», «Бис!» и тому подобное.
– Я это предвидела, – услышал я, когда приходил в себя после взрыва и звона стекла. – Вы задели бутылку шампанского. Значит, вы заснули! Неужели мое пение слаще хлороформа?
Глава 18
Подозрительная, 40
Говорила она – Леди Мюриэл. И это я понимал ясно. Но остального осознать не мог. Как я оказался там? И как она там оказалась? И откуда взялось шампанское? Но я понимал, что все эти вопросы лучше обдумать одному в более располагающей обстановке.
«Не измышляйте гипотез. Накопите сначала побольше фактов, а уж потом стройте свою теорию» – этому научному принципу я доверяю. Посему я протер очки и начал и начал накапливать факты.
Пологий склон в островках выгорающей травы, на вершине аристократические развалины, почти погребенные под дикой повителью, фрагменты купола, едва виднеющиеся сквозь тронутые желтизной уборы деревьев, невдалеке на лужайке разбросано там и сям несколько пестрых пятен – группки отдыхающих – и по земле раскиданы в живописном беспорядке опустошенные корзины – останки пикника. Вот, собственно, и все факты, добытые беспристрастным наблюдением. Какой вывод мог последовать из них? Впрочем, еще некоторые детали не избежали моего пристального взгляда: в то время как все фигуры ходили парами или тройками, Артур был один; все языки разглагольствовали, он молчал; все лица были веселы, он был скучен. Вот единственные факты, на которых смело можно было основать теорию.
Не объяснялось ли его состояние тем, что рядом не наблюдалось присутствия Леди Мюриэл? Но это еще не теория, а лишь рабочая гипотеза, к тому же сомнительная. Она явно требовала проверки, и новые факты явились в таком изобилии, что их было трудно уложить в рамки непротиворечивой теории. Леди Мюриэл ушла навстречу какому-то джентльмену необычной наружности, возникшему на горизонте. Сейчас они возвращались и разговаривали, причем довольно оживленно, как старинные добрые приятели, встретившиеся после разлуки. Леди Мюриэл радостно представляла окружающим своего знакомого, и он – элегантный, статный – с военной выправкой – и молодой – вызвал всеобщее внимание. Да, теория выстраивалась не самая благоприятная для бедного Артура! Я украдкой взглянул на него, а он – на меня.
– Но он действительно красив, – сказал я.
– До отвращения красив, – пробормотал Артур, ухмыляясь по поводу столь необычного словосочетания – а может быть столь необычных для него чувств. – К счастью, никто не слышит меня, кроме вас.
– Доктор Форестер, – беспечно сказала Леди Мюриэл, подходя к нам. – Позвольте представить вам капитана Эрика Линдона. Это мой брат. Двоюродный.
Артур содрал с лица замершую было на нем маску Недружелюбия и протянул военному руку со словами:
– Я много слышал о вас. Счастлив познакомиться с двоюрод-ным братом Леди Мюриэл.
– Это пока мой единственный знак отличия, – ответил воен-ный со всепобеждающей улыбкой. – Может быть, – он глянул на Леди Мюриэл, – это даже меньше, чем медаль за хорошее поведение. Но не так уж мало для начала.
– Идемте к отцу, Эрик, – сказала Леди Мюриэл. – Он прогуливается среди развалин.
И они удалились.
Маска Недружелюбия вернулась на лицо Артура. Чтобы отвлечь его, я подошел вместе с ним к юной философически настроенной леди. Она не замечала маски на его лице, ей не было дела вообще ни до чего, кроме прерванной беседы.
– Герберт Спенсер, – начал она, – утверждает, что явления природы лишь выглядят хаотическими, но не составляет затруднений проследить логический путь от строгой упорядоченности до полной дисгармонии.
Поскольку сам я пришел в состояние полной дисгармонии, особенно от ее обращения к Герберту Спенсеру, то ограничился тем, что надел маску Дружелюбия, которое в данном случае проявлялось как серьезность.
– Никаких затруднений! – уверенно она подчеркнула она. – Впрочем, логику я не изучала углубленно. А вы бы нашли затруднение?
– Допустим, – сказал Артур, – для вас это самоочевидно. Означает ли это, что столь же самоочевидно утверждение: вещь, которая больше другой вещи, тем самым оказывается больше какой-нибудь иной вещи?
– На мой взгляд, – скромно ответила она, – это куда как очевидно. Впрочем, я улавливаю обе истины интуитивно. Это другие нуждаются в рационалистическом… как это?.. Я забываю технические термины.
– Обосновании, – важно подсказал Артур. – Возьмем двух чопорных мисс…
– Возьмем! – перебила она. – Это слово я вспомнила. Но забыла другое. Эти мисс впадают в… во что?
– В заблуждение, – сказал Артур.
– Да-а?.. – с сомнением произнесла леди. – Я не вполне уверена… А как называется рассуждение всё целиком?
– Силлогизм?
– Да, да, да, теперь вспомнила. Но я не нуждаюсь ни в каких силлогизмах, чтобы доказать геометрическую аксиому, о которой вы упоминали.
– О равенстве углов?
– Ну, конечно нет! Такая простая вещь не нуждается в доказательствах.
Тут я вмешался в разговор и предложил ей земляники и сливок. Я это сделал, чтобы отвлечь ее от псевдофилософских рассуждений, и только опасался, как бы она не обнаружила эту уловку. Артур пожал плечами, как бы заявляя: «О чем с ней говорить!», и мы оставили эту ученую особу исследовать землянику методом перехода от строгой упорядоченности к дисгармонии.
К этому времени стали прибывать кареты, гости начали разъезжаться. Кузен Леди Мюриэл присоединился к нашей компании, теперь нас стало пятеро, а мест в карете до Эльфилда было четыре. Благородный Эрик Линдон объявил, что намерен идти пешком. Но было ли это лучшим выходом из положения? Тогда я подумал, что это мне следовало бы пойти пешком, о чем я и объявил.
– Вы уверены, что вам действительно этого хочется? – спросил Граф. – Боюсь, что в экипаж мы все не поместимся, а разлучать Эрика с кузиной так скоро было бы неприятно.
– Да, я решительно предпочитаю не ехать, – объявил я. – Мне пришло желание зарисовать эти прекрасные развалины былого.
– А я вам составлю компанию, – внезапно сказал Артур.
– Думаю, что в моем взгляде он прочел крайнее удивление, потому что добавил, понизив голос:
– Я действительно хотел бы… В карете я буду trop!
– Тогда и мне позвольте присоединиться, – сказал Граф и добавил, обращаясь к дочери: – А вы с Эриком составите наш эскорт.
– Вы один призваны заменить троих джентльменов, – обратилась Леди Мюриэл к своему компаньону. – Это презабавно: вы будете в роли трехглавого Цербера. Вот так на военных взваливают тройную ношу. Я оказалась под вашей втройне надежной защитой.
– Это называется Безнадежная Надежность? – скромно предложил капитан.
– Вы всегда выражаетесь так изящно, хотя и замысловато! – рассмеялась его кузина. – Что ж, счастливо оставаться, господа добровольные дезертиры, приятного времяпрепровождения.
Молодые люди сели в экипаж и отъехали.
– Вы сейчас будете зарисовывать свои развалины? – спросил Артур.
– Да, – ответил я. – Но вам не обязательно ждать, я вернусь поездом. Есть один, очень удобный.