– Эти цветы растут здесь? – спросил я, оборачиваясь к бонне.

И вдруг онемел: бонна исчезла!

– Вы можете опустить меня на землю, – сказала Сильви. – Я прекрасно дойду сама.

Я повиновался, а потом спросил:

– Это сон?

Сильви и Бруно шли рядом, ухватив меня за руки.

– Вы так изменились с нашей последней встречи, – сказал я. – Может, нам снова познакомиться?

– Очень хорошо! – весело ответила Сильви. – Это – Бруно. Коротко и ясно. У него только одно имя.

– Не только! – яростно возразил Бруно. – Еще нужно добавить: эсквайр.

– О да! – поправилась она и сказала, как завзятый церемониймейстер: – Бруно, эсквайр!

– И вы прибыли сюда, чтобы встретить меня, дети? – спросил я.

– Вы же знаете, мы уехали во вторник, – ответила Сильви. – Кстати, мы нормального роста для обычных детей?

– Абсолютно нормального, – ответил я, а про себя подумал: «Смотря для каких детей».

– А что случилось с гувернанткой?

– Она испарилась! – с восторгом объявил Бруно.

– Она не была настоящей, как вы? – поинтересовался я.

– Не совсем. Она существовала некоторое время, вы даже могли бы ее потрогать.

– Вы могли бы даже заметить, как она появилась, но вы смотрели в другую сторону, – сказала Сильви. – Бруно, стоя возле телеграфа, сделал ее из двух пшиков.

Я почувствовал, что пропустил нечто выдающееся: проследить от первого до последнего мгновения жизнь гувернантки, сделанной из двух пшиков.

– А вы, небось, думали, что ее сделала Сильви? – спросил Бруно.

– О нет, я ни о чем таком не думал, – успокоил я его. – Но как это выглядит, Бруно?

– Элементарно, – ответил мой юный друг. – Меня научил Профессор. Он изобрел эту брызгалку – видите? Там внутри находится такая штука, из которой вы можете сделать всё, чево хотите.

– О, Бруно! – укоризненно сказала Сильви. – Профессор просил об этом не рассказывать.

– Но, простите, она же говорила! – воскликнул я. – Кто же ее озвучивал?

– Да, вы много чево хотите знать, сэр! – засмеялся Бруно. – А она неплохо смотрелась бы на картинке.

Вскоре мы добрались до Эшли-Холла.

– Здесь живут мои большие друзья, – сказал я. – Надеюсь, вы не откажетесь заглянуть к ним на чай?

Бруно запрыгал от восторга, а Сильви сказала сдержанно:

– Да, разумеется, мы не откажемся. Бруно, вы, по-моему, хотели чаю?

И пояснила, обернувшись ко мне:

– Он не успел выпить чаю, потому что мы уехали из Закордона.

– Тоже мне чай! – прокомментировал Бруно. – Так, одно название.

Большие и маленькие

Улыбка Леди Мюриэл не могла не совершенно завуалировать некоторое удивление во взгляде при появлении моих новых знакомых.

Я представил их по всей форме:

– Это Сильви, Леди Мюриэл. А это – Бруно.

– А фамилия? – спросила она с задорными искорками в глазах.

– Фамилии нет, – серьезно ответил я. – Увы.

Она засмеялась, очевидно, полагая, что это сказано в шутку, и наклонилась поцеловать детей. Бруно встретил ее приветствие без особой радости, а Сильви свой поцелуй возвратила с процентами. 

В то время как она и Артур, пришедший со мной,  принялись потчевать детей чаем с пирогом, я попробовал занять Графа разговором. Но он был рассеян, и беседа наша далеко не продвинулась. Наконец он задал неожиданный вопрос, приоткрывший причину его озабоченности:

– Вы позволите мне рассмотреть ваши цветы?

– Охотно! – я вручил ему букет. Насколько мне известно, Граф был эрудированным флористом, чего нельзя сказать обо мне. Я не имел ни малейшего понятия об этих цветах и был рад возможности узнать о них побольше у знатока.

Но цветы не успокоили Графа, а, напротив, привели в сильнейшее возбуждение. Перебрав их, Граф вынес заключение:

– Вот эти – из Центральной Индии, но и там встречаются довольно редко!.. Эти два – из Мексики… Этот… (Он порывисто поднялся и подошел к окну, чтобы разглядеть букет на свету.) Я почти не сомневаюсь, но лучше справиться в книге по индийской ботанике. (Граф снял книгу с полки и раскрыл ее.) Да, в точности, вот посмотрите иллюстрацию. Это цветок анчара – дерева, растущего в глуши девственных лесов. Цветок увядает очень быстро – вы не успеете даже выйти из леса, – а этот сохранился в таком великолепном состоянии – можно сказать, у него цветущий вид. Откуда это всё у вас? – добавил он, затаив дыхание.

Я оглянулся на Сильви. Она прижала палец к губам, затем поманила Бруно, и оба они вышли в сад. Я оказался в нелепом положении ответчика, внезапно брошенного на произвол судьбы двумя главными свидетелями.

– Позвольте подарить их вам, – я неловко попытался выйти из неловкого положения. – Всё равно вы разбираетесь в них лучше меня.

– Благодарю вас, – молвил Граф. – Но вы не ответили. Откуда у вас эти цветы?

К счастью, в это время появился Эрик Линдон. Я сказал: к счастью, но с этим вряд ли согласился бы Артур. Он тут же помрачнел, стушевался и не принимал никакого участия в завязавшейся тут же беседе. Эрик и Леди Мюриэл обсуждали новую музыку, вошедшую в моду в Лондоне.

– Нет, вы послушайте! – осуждающе заявил Эрик. – Теперь любому кажется, что музыку сочинять легко и что ее можно приспособить к любому случаю.

– Например, так:

О файф-о-клок, о файф-о-клок!

Его любой воспеть бы мог! –

засмеялась Леди Мюриэл, взяв несколько аккордов на фортепьяно.

– Это, конечно, чересчур, – ответил Эрик. – Они предпочитают религиозную тематику. Но в принципе правильно. А еще они обожают жестокие романсы о любви. Один из них – это плач о двух злосчастных любовниках, которые переплывают океан – а он такой огромный и глубокий…

– Кошмар! – воскликнула Леди Мюриэл, которая, видимо, поняла своего друга слишком буквально. – А вы не могли бы воспроизвести этот плач?

– Плач?!! – возмутился Эрик. – Нет, этого я не мог бы воспроизвести при всем желании. Но если хотите, я могу передать сюжет, если вы, конечно, подыграете.

Он напел мотив, который Леди Мюриэл подхватила с такой легкостью, словно играла его всю жизнь.

Пока молодой капитан  пел о любви, Артур был мрачен, по окончании же романса он выразил явное восхищение. Но он омрачился опять, когда Эрик спросил:

– А не находите ли вы, что если бы молодой человек был не матросом, а капитаном, вышло бы еще интереснее?

Впрочем, Леди сказала нечто утешительное:

– Ах, какая разница! Капитан, матрос или, скажем, судовой врач – любого из них можно было бы подставить в песню – разве что пришлось бы поработать над текстом.

Спасая своего друга от дальнейших неприятных впечатлений, я хотел было подняться, но тут Граф возобновил свой щекотливый вопрос насчет цветов:

– Так вы не хотите…

– Благодарю вас, я не хочу больше чаю, – поспешно ответил я. – И вообще, нам уже пора. До свидания, Граф. До свидания, господа.

Мы ретировались, а Граф погрузился в исследование таинственного букета.

Леди Мюриэл проводила нас.

– Вы не представляете, – с благодарностью сказала она, – какой вы сделали подарок отцу. Флористика – его хобби. Конечно, для меня это – темный лес, но я обычно делаю гербарии. Сейчас мне нужно взять гигроскопическую бумагу, прежде чем эти сокровища увянут.

– Не надо было этого делать, – хмуро сказал Бруно, ожидавший в саду.

– У меня не было другого выхода, – сказал я. – Иначе он бы не отстал.

– Все равно, – молвила Сильви, – это не поможет. Цветы исчезнут через некоторое время.

– Каким образом?

– Не знаю, да это и не важно. Они исчезнут, и все. Это же был только пшик. Вы же знаете, его сделал Бруно.

Последние слова она произнесла шепотом – видимо, чтобы Артур не услышал. И, похоже, зря. Артур, который как будто вовсе не замечал детей, сразу насторожился.

Цветы исчезли, как и предупреждала Сильви. Через день или два мы навестили Графа с дочерью и нашли их вместе со старой домоправительницей в саду – они рассматривали подоконник.