– Мы ведем следствие, – пояснила Леди Мюриэл. – Поэтому вас мы будем рассматривать как свидетелей, так что позвольте снять с вас показания относительно цветов.

– Свидетели отказываются снимать с себя что бы то ни было иначе как в присутствии адвоката, – серьезно сказал я.

– Хорошо, – сказала она, обернувшись к Артуру, – тогда я. Послушайте показания Королевы. Цветы исчезли ночью, и мы уверены, что никто из домашних к этому не причастен. Зато мы допускаем, что кто-то влез в окно…

– Однако ставни утром были закрыты, – возразил Граф.

– А если это было во время обеда, Леди? – спросила домоправительница.

– Это возможно, – согласился Граф. – Вор, должно быть, видел, что вы пришли сюда с букетом, а ушли без него. И он, видимо, понимал их ценность – вернее, бесценность! – воскликнул он в сильнейшем волнении.

– Но вы так и не объяснили, откуда взяли их, – заметила Леди Мюриэл.

– Я когда-нибудь расскажу, – смущенно пообещал я. – Вы проявите ко мне снисхождение?

Граф был явно разочарован, но любезно ответил:

– Очень хорошо, вопросы отложим до лучших времен…

– Но мы не освобождаем вас от роли свидетеля преступной Королевы, – игриво добавила Леди Мюриэл. – Мы объявляем вас сообщником и приговариваем к домашнему аресту. А питаться вы будете только сэндвичами. Нужен ли вам сахар?

Обеспечив таким образом мне комфортабельное заключение, она серьезно сказала:

– Конечно, странно, как вор попал в такое уединенное место. Конечно, если рассматривать цветы с гастрономической точки зрения, то придется изменить и взгляд на вора.

– Вы подразумеваете то универсальное объяснение всех таинственных исчезновений, которое называется «кошка виновата»? – спросил Артур.

– Да, – ответила она. – Это было бы очень удобным объяснением, но если бы все воры были одинаковыми. Но, к сожалению, существуют животные о четырех и животные о двух ногах!

– Я размышлял на ту же тему, – сказал Артур. – Это любопытная проблема телеологии – науки о конечных целях, – добавил он в ответ на вопросительный взгляд Леди Мюриэл.

– И конечная цель?..

– Допустим, в ряду взаимосвязанных событий находится такое, которым обусловлены все и к которому они стремятся. Это будет и конечная цель, и причина этих событий.

– Но предыдущее событие ведь тоже может причиной последующего, не так ли?

Артур долго обдумывал этот момент:

– Слова, конечно, часто запутывают суть дела. Как бы вам объяснить? Причина и следствие взаимообусловлены.

– Тогда с этим все ясно, – сказала Леди Мюриэл. – Но сформулируйте проблему.

– А проблема вот в чем. Мы можем по взаимному уговору рассмотреть соотношение, грубо говоря, размера живого существа и количество его опорных конечностей. У человека две ноги. Некоторое количество животных – условно говоря, от льва до мыши – обладает четырьмя лапами. Спуститесь ниже по эволюционной лестнице – и вы наткнетесь на шестиногих насекомых (кстати, красивое слово – насекомое: на, секомое! Не плох каламбур <6 >?). За ними следуют паукообразные, с их восьмью лапками. И в самом низу мы наблюдаем микроскопические существа, у которых количество ног увеличивается, не побоюсь этого слова, до безобразия. Оно нарастает crescendo.

– Да, – сказал Граф, – но в pendant можно представить diminuendo: уменьшение повторений одного и того же типа существ. Не думайте об однообразии, сосредоточьтесь на вариациях. Начнем с людей и животный, которые приносят ему пользу: лошадей, рогатого скота, овец и собак, потом перейдем к тварям, которые совсем ему не нужны – к лягушкам и паукам. Мы ведь можем обойтись без них, Мюриэл?

Леди Мюриэл содрогнулась.

– Я думаю, что без них мы обойтись можем, – ответила она с какой-то особо прочувствованной искренностью.

А теперь вообразите особую расу людей, ростом не более по-луярда…

– … для которых возможны радости, недоступные простым смертным, – не удержался Артур.

– Какие же? – не понял Граф.

– Например, особое наслаждение красотами природы. Согласитесь, что гора производит на меня впечатление, которое прямо пропорционально ее высоте. Чем выше гора, тем грандиознее впечатление. А для таких маленьких людей любая гора вдвое эффектнее, чем для нас.

– Маленькие счастливцы! – воскликнула в восторге Леди Мюриэл:

Кто всех меньше в мире, тот

Видит больше всех красот!

– Но позвольте мне продолжить, – сказал Граф. – Можно представить и третью расу людей, ростом в пять дюймов, и четвертую – не более дюйма…

– Им не потребуются даже полезные нам животные, – сказала Леди Мюриэл. – Они точно не смогут есть, как мы, говядину и баранину, я больше чем уверена!

– Да, я забыл это уточнить, дитя мое, – согласился Граф. – У каждого из них свои овцы, коровы и так далее, соответствующего размера.

– И свои растения, – добавил я. – Должны же эти коровки чем-то питаться. А то наша трава будет для них как девственный лес из древовидных папоротников.

– Совершенно верно. Требуется, так сказать, пастбище в пастбище. Обычную траву будут щипать наши обыкновенные коровы, а карликовые коровки, или, если хотите, коровы-лилипуты, будут питаться не травой, а травкой. Такая получается схема – согласитесь, довольно правдоподобная. Да, было бы интересно, если бы мы вошли в контакт с низшими расами – разумеется, низшими не в уничижительном смысле, я имею в виду только рост. Представляете, какие там были бы карликовые бульдоги! Я сомневаюсь, что даже моя дочь испугалась бы их.

Леди Мюриэл проигнорировала последнее замечание:

– А ты представляешь, какие открываются любопытные возможности? Использовать слона как пресс-папье, а крокодила как ножницы – что только позволит воображение.

– А как вы думаете, – осторожно спросил я, – существа различных рас мирно сосуществуют или ведут войну?

– Последнее было бы прискорбно, – сказал Граф. – Ведь если вы в состоянии уничтожить целую нацию одним щелчком, то необходимо исключить малейшую опасность конфликта. Кроме того, я допускаю, что интеллектуальные способности не зависят от размеров мыслящего существа. Хотя не исключено, что зависят, причем обратно пропорционально: чем меньше голова, тем выше умственное развитие. Уж если ломать с ними копья, то лучше в дискуссиях.

– Ты хочешь сказать, – с недоумением спросила Леди Мюриэл, – что я должна вступать в переговоры с какими-то лилипутами?

– Только так! – заявил отец. – И никак иначе. Их аргументы могут оказаться не хуже твоих.

Но юная аристократка только с негодованием задрала нос:

– Я не стала бы разговаривать с существом менее шести дюймов! Я бы его использовала!

– Для чего? – спросил Артур, с иронической улыбкой слушая этот вздор.

– Для вышивания! – нашлась она. – И будьте уверены, очень успешно.

– А если и не очень успешно, – сказал я, – вы бы все равно были бессильны это исправить. Не знаю почему, но я так думаю.

– А потому, – отрезала Леди Мюриэл, – что я почла бы ниже своего достоинства общаться с карликами.

– Вы бы предпочли общаться с кроликами? – спросил Артур. – В смысле – подопытными, извините за выражение.

– Это, может быть, и остроумно, – сказал я. – Только не слишком убедительно.

– Допустим, дело не в этом, – согласилась Леди Мюриэл. – В чем же оно тогда, по-вашему?

Я попытался обдумать этот вопрос, но пчелы своим нудным жужжанием отвлекали меня. Как будто в самом воздухе была разлита сонливость, и даже мысли мои впадали в дремотное оцепенение. Что я мог сказать? Какую-нибудь глупость вроде: «Это зависит от длины ушей «кролика»».

Но я понимал, что подобный ответ не так остроумен, как хотелось бы. Но тут Леди Мюриэл сама избавила меня от необходимости отвечать. Она прислушалась и произнесла:

– Слышите – кто-то плачет? Мы должны ему помочь. Идемте.

– Странно! – подумал я – и вот почему: я думал, что разговариваю с Леди Мюриэл, а это была Сильви.

И мне пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы переключиться. И я спросил: