– Итак, что вы говорили насчет кролика?

Дверь из слоновой кости

– Не знаю, – ответила Сильви. – Мне надо подумать. Я могла бы пойти у нему и сама, но лучше с вами.

– По-моему, вы правы, – решил я. – Не бойтесь, я могу идти с такой скоростью, как вам будет нужно.

Сильви рассмеялась:

– Какие глупости! Вы ходите так, будто у вас тяжелый рюкзак на спине. Вы не понимаете, что значит идти быстро.

– Но я могу идти так быстро, как вам необходимо, – настаивал я. И даже попробовал подтвердить свои слова действием. Но едва сделал несколько шагов, земля как будто ускорила свое вращение в противоположную сторону, и я остался на месте. Сильви опять рассмеялась, даже с удовольствием, впрочем, невинным:

– Я же говорила! Вы и не представляете, как потешно перебираете ногами в воздухе, будто и впрямь идете! Постойте, я сейчас спрошу Профессора, как нам быть.

И она постучала в дверь ученого.

Дверь открылась, и выглянул Профессор.

– Кто там кричит? – спросил он. – Если я не ошибаюсь, это человеческое животное?

– Это – мальчик, – сказала Сильви.

– Боюсь, что вы дразнили его.

– Что вы! – искренне воскликнула Сильви. – Я никогда никого не дразню.

– Хорошо, я спрошу у Старого Профессора, – и ученый удалился, повторяя про себя, чтобы не забыть. – Маленькое человеческое животное – она утверждает, что никого не дразнила – его зовут Мальчиком. Я положительно обязан посоветоваться со Старым Профессором.

– Сначала выясните у нее, – послышался голос из-за двери, – что это за мальчик, которого не дразнили.

– Действительно, – задумался Профессор, – что это за мальчик, которого не дразнили! Таких не бывает.

Сильви посмотрела на меня лучистым взглядом:

– Милый старец! – произнесла она и приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его, а он, в свою очередь, наклонился.

– С другой стороны, есть немало мальчиков, которых я не дразнил. Почему не допустить, что другие не дразнили их тоже?

Профессор возвратился к своему другу, и на сей раз голос сказал:

– Пусть она приведет их сюда – всех до одного!

– Не могу и не буду! – воскликнула Сильви, едва Профессор появился снова. – Это кричит Бруно, мой брат. Мы хотим прийти оба, но Бруно не может выйти на прогулку. Он мечтает – вы знаете (она понизила голос, чтобы как-нибудь по неосторожности не задеть моих чувств). Нам нужно пройти через дверь из слоновой кости.

– Сейчас я у него спрошу, – сказал Профессор и снова исчез, потом вернулся и объявил: – Он разрешает. Идите за мной, только на цыпочках.

Но легко сказать: идите на цыпочках! Вы же помните: я не то что на цыпочках – просто идти не мог, зависал в воздухе. Сильви помогла мне пройти через кабинет Старого Профессора.

Просто Профессор шел впереди, чтобы отпереть дверь из слоновой кости. Я на секунду оглянулся на Старого Профессора, который сидел спиной к нам, погруженный в книгу. Просто Профессор открыл нам дверь и запер ее за нами.

Бруно горько ревел.

– Что случилось, дорогой мой? – спросила Сильви, обнимая его.

– Я упал и поранился, – ответил он.

– Как ты ухитрился? Это ж не всякий так сумеет, – сказала она. 

– Это точно! – и Бруно с гордостью засмеялся сквозь слезы. – Ноги не послушались меня. Кто бы мог подумать, что ноги могут не слушать человека!

– Почему же? – возразила Сильви. – У них же нет ушей.

– Я навернулся на вершине холма. Я долбанулся коленкой об камень. Камень раздолбал мне коленку. А потом я грохнулся на ежа, – перечислил Бруно свои несчастья и снова завыл. Потом замолчал и добавил самую поразительную деталь: – А ему хоть бы что!

– Бедный еж! – воскликнул я. – Ему не хоть бы что. Ему было, должно быть очень стыдно.

Сильви между тем обнимала и целовала раненного героя, пока он не заявил, что он уже совершенно исцелился.

– Кстати, – сказал он. – Зачем там оказались камни? Какой в них прок? Вы не знаете, мистер-сэр?

– Ну, для чего-то они нужны, – ответил я. – Даже если мы этого не знаем. А какой прок, например, от одуванчиков?

– От одуванов? – переспросил Бруно. – От них много проку, если они белые и пушистые. А камни совсем не такие, следовательно, от них нет проку. Так, мистер сэр?

– Не думаю, – ответил я. – Камни прочные?

– Еще какие прочные! – откликнулся Бруно.

– В таком случае в них есть прок.

– Не говори: мистер-сэр, – сказала Сильви. – Это не принято.

– Я говорю: мистер, когда смотрю на него со стороны, – объяснил Бруно, – а сэр – когда обращаюсь к вам.

– Ну, что ж, – ответил я. – Почему бы и нет? Если вы можете одновременно воспринимать меня с разных точек зрения, то я не возражаю.

– Вот и отлично, – сказал Бруно. – А Сильви не понимает вообще ничево.

– В жизни не видела более дрянного мальчишки, – Сильви нахмурилась так, что ее горящие глаза совершенно исчезли.

– В жизни не видел более дурной девчонки, – парировал Бруно.

Лучше нарви себе одуванов. («Самое подходящее для нее занятие», – добавил он, повернувшись ко мне.)

– Почему вы говорите: «одуванов»? – спросил я. – Правильно будет: одуванчиков.

– Одуванчики – это если маленькие, а ведь они большие.

– Всё равно. Эти цветы, даже если они гигантские, называются одуванчиками. Пусть ваша сестра сделает венок из одуванчиков.

– Веник из одуванчиков? – воскликнул Бруно. – Вот здорово! Пусть делает. А я помогу. Бежим, Сильви!

И они умчались со скоростью и грациозностью молодых антилоп.

– Вы нашли дорогу в Закордон? – спросил я у Профессора.

– Представьте себе! – ответил он. – Правда, желтого дома на улице Подозрительной мы так и не разыскали, зато я открыл другой путь – возможно, более удобный. Я уже там побывал и вернулся. Я должен был участвовать в Референдуме. Кроме того, я автор денежной реформы. Император оказал мне такое доверие. Мне поручено заменить изображение императора на монетах и ассигнациях. Да, я помню, что он сказал, дословно: вам поручается нарисовать портрет нового императора, вы прославитесь на века. О да, я прославлюсь, как вдохновитель величайшей денежной реформы, – и он прослезился, но, как я заподозрил, не только от гордости.

– Значит, предполагается, что Правитель умер? – спросил я.

– Это предполагается, – сказал Профессор. – Но учтите: я не верю в его смерть! Это не более чем слух. Вчера во дворце на Маскетболе появился шут с медведем, и вот он говорил, что приехал из Фейляндии, где якобы умер наш Правитель. Я пытался справиться у Заправителя, но, к сожалению, он и Миледи отсутствовали во дворце, когда там появились шут и медведь. Но предполагается, что Правитель умер, – и старик горько заплакал.

– Но в чем состоит реформа? – спросил я, чтобы отвлечь его.

Лицо Профессора тотчас прояснилось:

– Император затеял это, чтобы жители провинций сравнялись по уровню жизни с населением метрополии. Он таким путем добивается популярности. Но в Казначействе нет достаточных денежных ресурсов. И тогда он решил удвоить номинал всех денег, которые ходят в провинциях. Поразительно, что никто не додумался до этого раньше! И вот вам результат: магазины битком набиты, люди сметают с прилавков всё!

Он вдруг опять опечалился:

– Я не хотел в этом участвовать и собрался домой. Но меня так упрашивали и уламывали! Махали вокруг меня флажками, пока я не ослеп, гремели в фанфары, пока я не оглох, усыпали дорогу передо мной цветами, пока я совсем не сбился с пути.

И бедный старик глубоко вздохнул.

– А далеко до Закордона отсюда? – спросил я, чтобы переменить тему.

– Дней пять пешком. Но приходится иногда возвращаться. Как воспитатель наследника престола, я обязан следить за принцем Жа-боронком. Императрица была бы очень недовольна, если бы я оставил его хоть на час.

Я изумился:

– Но ведь совершая свои переходы, вы отсутствуете по десять дней.