Махинджаури!.. Звучит как! Это тебе не грибной березник, что виден за речкой.

Голов предвкушал прелести отдыха без забот и тревожных звонков. Просто отдыхай, как душеньке твоей хочется, купайся и загорай…

Он, конечно, себя обманывал, великолепно знал: затоскует. От силы через две недели потянет домой, к привычному. И даже к березнику, куда сегодня наконец выберется с женой по грибы. С досадой подумалось, что кончается лето, а ни разу не довелось побыть с нею на природе, вкусить запах ухи, приправленной чесноком, полежать без забот у костра.

— Алексей, Леша… Оглох, что ли?

Размечтавшись, не сразу расслышал голос жены.

Обернулся и увидел ее, рассерженную, в ночной до пят прозрачной сорочке, с десятком металлических бигуди, которых терпеть не мог.

— Чего тебе? — спросил недовольно и выдернул вилку электрической бритвы.

Она изобразила страдальческое лицо:

— Суров звонит.

Разом выветрились мысли об отпуске и сегодняшнем отдыхе — Суров так просто не позвонит. А ведь уже было настроился на отдых, в мыслях видел себя с лукошком желтых моховиков, которых хоть косой коси в сыроватом приречном лесу, на больших моховинах.

Он прошел в боковушку, служившую кабинетом, взял трубку.

— Вас слушают, — произнес спокойно, с ноткой властной уверенности, которая сама по себе выработалась за долгие годы.

— Капитан Суров докладывает. На участке без происшествий. Здравия желаю.

— Здравствуйте, Суров, что у вас?

— На заставу прибыл генерал Михеев.

«Ничего себе новость!..»

Голов выслушал ее с наигранным спокойствием на бритом лице. С письменного стола глядел бронзовый уродец с длинным и хищным носом над черным провалом рта, в котором торчал единственный и зеленый от времени клык. Разговаривая по телефону, Голов постоянно цеплялся взглядом за уродца.

Суров ждал на другом конце провода. Было слышно его дыхание.

Голов недоумевал: зачем приехал Михеев? И прямо на заставу. Инспекторская комиссия, которую он возглавит лично, должна прибыть послезавтра, притом сначала в штаб. Нет, неспроста генерал прикатил на день раньше.

— Где генерал?

— Ушел на озеро.

И снова задумался Голов: генерал вроде бы не увлекался рыбалкой, во всяком случае, Голов не знал за ним такой страсти.

— Хорошо, Суров. Доложите генералу, что выезжаю.

— Он такого приказания не отдавал, товарищ подполковник.

— Я вас об этом не спрашиваю. Доложите. И чтоб на заставе порядок был. Старшину подтяните, пускай не спит на ходу. Вы меня поняли?

Суров тоже помедлил с ответом. Потом сказал:

— Вопросов не имею.

«Обнаглел Суров. От рук отбивается».

Голов резко положил трубку.

…«Волга» катила мимо скошенного колхозного поля. Над жнивьем носились ласточки. По ту сторону асфальта, на бугре, рокотал трактор. По свежей борозде за плугом бродили вразвалку грачи.

Подступала осень.

Голов полулежал на заднем сиденье и без особого сожаления думал о несостоявшейся вылазке в лес, знал, не будет ее и в следующее воскресенье, как не было в предыдущее и много раз до этого дня, потому что он не какой-нибудь горожанин с нормированной рабочей неделей и рабочим днем. Граница — особая штука: отнимает всего тебя без остатка.

Михеева он застал на берегу озера за чисткой рыбы. Улов был весомый окуньки-двухлетки, плотва, десятка три красноперок, две щуки. Михеев, без кителя, в одной майке, закатав штанины форменных брюк, сидел на мостках, опустив ноги в воду, и ловко разделывал добычу. Голову кивнул, не отрываясь от дела. Немного погодя спросил:

— Дома не сидится или жена прогневалась?

— Не я порядки устанавливал, товарищ генерал. Коль начальство на моем участке…

— Нож есть? — Генерал бросил в стоящую рядом кастрюлю очищенную рыбешку.

— Найдется, — ответил Голов, снимая с себя китель и вешая его на ветку рябины.

Играл транзистор. Молоденький лейтенант лежал на разостланной плащ-накидке. Под треногой, потрескивая, весело горел костерок, пламя лизало закопченную посудину.

Голов достал из полевой сумки нож, понаблюдал, как чистит рыбу Михеев. Вот он пальцами левой руки прижал рыбью голову, правой резко дернул за хвост, несколькими взмахами ножа без особых усилий снял чешую. Быстро и просто.

— Вы с нею, как повар с картошкой.

Михеев скосил прищуренный глаз:

— Подхалимаж чистейшей воды. Тоже мне рыбак! Это ведь элементарно. Смотрите. — Он точно рассчитанными движениями повторил те же манипуляции, какие уже наблюдал Голов, и переменил тему: — К проверке готовы?

«Отхлестал, как мальчишку, а теперь сдабривает пилюлю». Голов бросил в кастрюлю недочищенного окунька.

— Всегда готов. Держу отряд на боевом взводе.

И снова получил по щекам:

— Что это вы расхвастались, подполковник?

— Уверен в людях.

— Цыплят по осени считают. А с рыбкой вы зря так худо.

— С какой?

— Которую с чешуей…

Голов выудил из кастрюли крупную красноперку.

— На совесть работаю.

Михеев, не глядя, пробурчал:

— Может быть. Зрение не то.

— Время никого не щадит. — Голов притворно вздохнул и тут же понял, что новую глупость сморозил.

Свободного разговора не получалось. Михеев, казалось, целиком отдался приготовлению ухи.

Голов был зол на себя: вроде бы никогда за словом не лазил в карман, а тут — надо же! — сплоховал, как дошкольник. Хорошего мнения останется о нем генерал! В ожесточении прижал к доске рыбью голову, рванул за хвост… Конфуз. Один за другим. Прямо напасть какая-то. Не глядя куда швырнул разорванного пополам окунишку, едва не угодил в собственный китель с пятью сияющими, как маленькие солнца, латунными пуговицами.

— Нервишки пошаливают. — Михеев покачал бритой головой. — Рано бы вроде.

— Устал. Сплошная нервотрепка. Откуда быть спокойствию?

Михеев рассмеялся, по-стариковски мелко и безобидно:

— Вы устали, а окунишко виноват. Железная логика! Что и говорить!.. Между прочим, дорогой подполковник, я заметил, вы приехали взвинченным.

— Поднимали ночью.

— На границе как на границе. — Михеев бросил в кастрюлю последнюю рыбку. — Могли не поднимать.

— Не понял.

— На одиннадцатой отвратительный следовой режим. Там бы поработали несколько дней, а то и недельку, да присмотрелись, в чем дело. Навалились на шестнадцатую, уселись верхом. Мне потемкинской деревни не надо… А ну вас, в кои веки выбрался к воде… — Неожиданно вскинул руку: — Вот и Суров. Хороший хозяин нюхом чует, когда ему приходить.

Суров козырнул Голову без небрежности, но и без подчеркнутой почтительности, какая нравилась Голову, откликнулся на реплику генерала:

— Плохой хозяин. Хороший поджидает гостей с готовой ухой.

— А вы в самый раз, капитан. — Генерал взял за ушки кастрюлю с очищенной рыбой. — Милости прошу, займитесь, а то уважаемый адъютант сведущ лишь в настройке транзистора.

Суров взял кастрюлю, высыпал содержимое в котелок над треножкой — там уже кипела вода и принялся колдовать над ухой.

Солнце то выглядывало, то скрывалось за облака. Когда оно пряталось, налетал ветер, становилось прохладно, на озерную гладь набегала легкая рябь.

Пахло сентябрем.

Михеев драил песком закопченный котелок, адъютанта заставил перетирать тарелки и ложки, Голову велел зарыть мусор, оставшийся после трапезы, — всем работу нашел.

«Блажит старик, — с сарказмом подумал Голов. — Аккурат генеральское занятие куховарить да прибирать посуду!»

— Теперь и отдохнуть можно. Михеев тяжело опустился на плащ-накидку.

— И вздремнуть не грех, — подхватил Голов.

— Лишний вес вреден, особенно в нашем возрасте, подполковник. Вот им, молодым, — генерал показал на Сурова, — можно.

Закончив приборку, Суров отправился на заставу, адъютант залез в машину.

— Удивительный мир, — неожиданно заговорил Михеев. — Этакая красотища!.. И все мимо… Мимо тебя. Стороной проходит… Нет, мимо проходим мы, как нарочно, вроде от хорошего бежим. — Он полулежал, опершись на руку, а тут вдруг сел, глаза молодо заблестели — они у него были ярко-голубые, — и если бы не седая щеточка усов, слово «старик» к нему, пожалуй, было бы неприменимо. — Знаете, подполковник, иногда задумываюсь: вот я, генерал, как говорится, солидный начальник, мне и почет, и уважение, и квартира, скажу, прямо завидная. Ну и что? Что с того?