Его лицо перекосила гримаса мучительной злобы. Он с размаху бросил стакан в угол прямо мимо меня. Я вскочил. Кристина тоже поднялась. Она побледнела.

    - Паша.

    Но он уже никого не слушал. Глаза налились кровью. Он вытащил пистолет из-за пояса и щёлкнул предохранителем.

    - Где-то рядом сидит сука, где-то рядом. Но меня не возьмёшь, меня не возьмёшь, вы слышите, - он стоял, размахивая пистолетом перед нашими лицами. – Я найду и убью его. Я убью этого сукиного сына. И всех, кто попытается мне помешать. Меня никто не остановит. Меня никто…

    В комнату неторопливо ввалился бычок. Он одним движением выхватил пистолет из руки мажора и толкнул его в грудь. Тот рухнул на диван и удивлённо смотрел в потолок над собой, пытаясь поймать его взглядом. Потом устал от этого невероятного усилия, со вздохом повернулся на бок и спокойно засопел.

    - Проваливайте, - сказал телохранитель и неожиданно мягко добавил. – Он уже месяц не просыхает. Как только здоровья хватает!

    Он покачал головой.

    Мы поспешили удалиться. Сидели в машине, когда Кристина глухо сказала.

    - Убийца ведь не только девчонку зарезал. Он ещё многим людям по живому полоснул. Кровь идёт до сих пор.

    Я пожал плечами и повернул ключ зажигания.

    - Ничего. Поплачут и забудут. Всегда так было и будет. Люди помнят, а потом хватают пальцами воздух и понимают, что помнить то, в сущности, совершенно нечего.

    Журналистка внимательно посмотрела на меня.

    - Жестоко.

    Я вырулил из переулка и остановился на светофоре.

    - Убийца принёс им бесценный дар. Он наполнил их пустую жизнь. Пусть страданием, но теперь их жалкое существование имеет смысл. Ненадолго, но имеет. Страдать и мечтать о мщении. Разве это не полноценная жизнь? Гораздо лучше, чем пустые никчёмные будни. Жизнь этого молодого придурка уже прожита не зря, но он сам пока не понимает своего счастья.

    - Счастья, - немного удивлённо повторила девушка и ещё раз, смакуя. – Счастье.

    На улице моросил дождик, а мы сидели в «Ягоде» и пили кофе.

    - Не понимаю, - сказала Кристина. – Не понимаю.

    Она явно напрашивалась на вопрос, и я вяло спросил.

    - Чего не понимаешь?

    Меня тянуло под дождь в запах отсыревших листьев. Капнула на душу мутная пустота. Зашевелилось, заёрзало терпеливое ненасытное нетерпение. Я отвёл глаза от улицы и посмотрел на журналистку. Она рассеянно водила пальцами по кружке.

    - Не понимаю, как можно зарезать человека. Ведь там, за ножом, не пустота. Там тело способное чувствовать боль. Там сердце толкает кровь по кругу. Симпатичная белка, которая крутит колесо жизни. Там душа, которая хочет жить.

    - Боль причиняет не смерть, - возразил я, - а жизнь, которая бьётся за бессмертие и терзает несчастное тело. Сердце в любом случае когда-нибудь остановится. А душе нечего бояться, если она всё равно бессмертная.

    Девушка подняла на меня глаза. Взгляд глубок, её собственная душа сейчас далеко от зрачков, где-то на другом конце мозга.

    - На другом конце ножа живой человек.   

    Я этого не понимаю. Люди видят другу друга не реальными, а словно сквозь иллюзорную дымку чего-то, чего я не вижу. Для меня же люди такие как есть, без прикрас.

    - Послушай, Кристина, я не оправдываю маньяка, но давай посмотрим правде в глаза. Смерть в большинстве случаев болезненна и отвратна. Хоть по естественным причинам, хоть в результате злого умысла. И природа гораздо более жестока, чем может придумать человек. Если не веришь, сходи в онкодиспансер. Любой маньяк по сравнению с раком просто ангел.

    - У тебя есть девушка? – неожиданно спросила она не в тему.

    Я улыбнулся.

    - А у тебя?

    Когда меня спрашивают о личной жизни я улыбаюсь, особо докучливым вру. Я ведь писатель я умею врать. Мало интересует тепло живых того, кто познал объятья смерти. Разве что иногда, просто для реноме. Хотя трудно представить более нудное и скучное занятие. С тех пор как я совершил первое убийство, секс потерял для меня какой-либо интерес. Алкоголик никогда не переходит с водки на пиво. Но этой девчонке врать чертовски трудно. Стоп. «Познал объятия смерти!». Неужели я так пишу? Теплова на это намекала? Хм. Нет, она мне просто завидует.

    Она вдруг мягко улыбнулась в ответ.

    - Сейчас нет. Но я первая спросила.

    - Сейчас нет. Это предложение или повод?

    Она обхватила себя руками и отвернулась, словно не слышала меня. Сказала куда-то в сторону.

    - В тебе есть вера?

    Она повернулась, ожидая ответа.

    Мне начала надоедать эта бессмысленная беседа. Но я всё же решил поиграть в откровенность. Всё равно исход игры известен. Эта девчонка упокоится с миром в каком-нибудь дремучем лесу поближе к Углову. Там леса погуще.

    - Я верю в подлого бога и гробную смерть. Бог – жестокая бессмысленная сила, которая поднимает атомы из могилы, забавляется с ними, а затем отправляет обратно в прах. Всемогущий некромант, играющий в Творца, - я пожал плечами. – Страх смерти – вот единственная религия. А я не верю в бесконечную жизнь и не желаю её, даже если она по какому-то недоразумению существует. Лучше сдохнуть раз и навсегда. Пожил, уступи место другому. А от одной мысли о вечности меня укачивает. Мне нравится замечательная теория, о которой я впервые прочитал у Булгакова. Каждый получит по вере своей. Не нужен мне ад, не нужен рай, только моё законное место на кладбище. А остальные пусть болтаются от вечности до вечности, мне плевать. Самое смешное, но люди страстно мечтают о вечной жизни, чтобы добрать в ней то, чего не смогли достичь в этой. Найти в ней радость, любовь, смысл, которых не видят здесь. Не понимаю я этого. Если не любишь эту жизнь, вечная тем более ломать будет.

    Она внимательно смотрела на меня, покусывая нижнюю губу.

    - Я рада, что познакомилась с тобой, Сергей. Ты самый странный человек из всех кого я встречала.

    Мои губы тронула усмешка.

    - Это ещё ничего. Я самый странный человек из всех кого я встречал, вот где ужас то! - я рассмеялся. – Ты меня допрашиваешь или это такое ненавязчивое интервью?

    - Нет, - покачала головой Кристина. – Хочу понять тебя. Я соврала.

    - В чём?

    - Мне нравятся твои книги.

    - Пошлые и глупые.

    Она дёрнула плечами и рассмеялась.

    - Они действительно пошлые и глупые, но они очень живые. Им веришь. Чувствам, мыслям, описаниям. И героям веришь. Твердолобому Смирному, глупенькой легкомысленной Каролине, жуткому Снегу. Они ходульные и примитивные, но в них бурлит жизнь. Они заставляют сопереживать. И я не могу понять, как такие живые книги пишет настолько мёртвый человек.

    Я невольно нахмурился. В груди потёк холодный огонёк. Я натянуто усмехнулся.

    - Напиши донос в морг. Пусть меня вернут в могилу.  

    Она видит меня, пронеслось в мозгу. Такое чувство. Моя резиновая маска снова приросла к лицу, стала искусственной и неподвижной, но Теплова не смотрела на маску. Казалось, она видит злого духа внутри меня. В озёра глаз потекли ручейки ярости. На несколько мгновений я почти потерял контроль над собой. Глаза журналистки острыми лезвиями резали мою резиновую маску, срезали её по частям с лица. Затем сняли как мокрую бумагу само лицо, вскрыли череп. И здесь, среди порванных сухожилий и перерезанных мышц, метался в панике мой злой дух. Нет, не от страха, а потому что для него невыносима сама мысль быть распятым. Кто же такая эта дрянь! Нужно было хоть  статьи почитать что ли. Откуда во мне такое легкомыслие!

    Она опустила глаза и вздохнула.

    - Извини, меня иногда заносит.

    - Это я уже заметил, - угрюмо сказал я. – Счёт оплачиваешь ты.

    Она вдруг лукаво улыбнулась.

    - Идёт.

    Мы тихо ехали сквозь моросящий дождик, мерно поскрипывали дворники. Она сидела, обняв себя руками, и смотрела в окно. Наконец повернулась ко мне.