Тут она обернулась, увидела меня и попыталась заорать ещё громче, но есть пределы прочности у человеческого организма. Она взяла настолько высокую ноту, что зашлась хрипом.
Я стремительно бросился к ней, настиг в несколько шагов и махнул ножом, но она от испуга завалилась на спину и лезвие лишь полоснул её по рёбрам. Рассёкло кожу до кости прямо под левой грудью. Кровь хлынула из глубокой раны, заливая бледную кожу, стекая по боку.
Она упала на пол и смотрела на меня, открыв рот, но ни один звук уже не мог вырваться на свободу. И в этот момент в её глазах появилось новое выражение, нечто, что меня обескуражило. Она сдалась. Я видел это в её взгляде. Раньше там был ужас, ненависть, слёзы, а сейчас он словно утонул в себя. И я понял, что в каком-то смысле уже убил её. Но почти – не считается.
Я шагнул к ней и чуть не врезался в открывающуюся дверь. Из комнаты вышел здоровенный заспанный мужик в майке и спортивных штанах. На голову выше меня и в три раза шире. Тёмно-русые мягкие волосы всклокочены, глаза малость осоловелые. Он взглянул на лежащую голую девку и задумчиво почесал короткую бородку.
- Чё это?
Тут он повернул голову и увидел меня. Его глаза тут же нашарили нож в моей руке, но он не испугался. То ли туго соображал со сна, то ли слишком полагался на свою мощь.
- Ты чё это? – глубокомысленно спросил он.
Ещё в нескольких комнатах открылись двери, и я начал чувствовать себя в западне. Молча ударил мужика в сердце. Весь огонь в крови сосредоточился в этом ударе. Почти по рукоятку. Он охнул и озадаченно посмотрел на меня. Я выдернул клинок. Мужик схватился за рану, но почему-то не падал, а продолжал бессмысленно таращиться на меня. Его белая майка набухала красным, он опустил глаза и удивлённо посмотрел на свои окровавленные руки. Кто-то завизжал за спиной. Похоже это никогда не кончится. Здоровяк перегородил собой почти весь коридор. Но тут его ноги подломились, и он завалился прямо на меня. Я предусмотрительно отступил. Его голова со стуком бухнулась о дорожку на полу.
Теплова успела подняться и теперь ковыляла к лестнице в конце коридора. Оттуда же топали тяжёлые шаги охранников. Вечер не задался. Переходим к запланированному отступлению.
Я сунул финку в ножны и скользнул обратно в комнату журналистки. Побежал к балкону. Распахнутая дверь обвевала меня ласковым полночным ветром. Я влетел на балкон, и тут что-то хрустнуло под кроссовкой. Или кто-то, если это тот о ком я думаю.
Я перемахнул через перила, повис на руках, чтобы уменьшить расстояние до земли и разжал пальцы. Ноги ударились о газон, и боль воткнулась в сломанную ногу. Я зашипел как рассерженный кот. Всё одно к одному. Завтра я снова буду ходить с палочкой уже не понарошку. Но дело есть дело. Я отбежал на несколько метров, на каждом шаге всё глубже вбивая острый клинок боли в многострадальную конечность. Мир несправедливо жесток ко мне. Я милосердно убиваю с одного удара, а мир не успокоится, пока не искалечит полностью. Так почему же люди так любят жизнь и так не любят меня!
Из нескольких окон на улицу падает свет, отпугивает деликатную ночь, мнёт своей тяжестью. Поэтому я так не люблю день. Свет безжалостен и тяжёл, ночь мягка и всепрощающа. На свету я как бабочка, пришпиленная к доске.
Над моей головой истошно завопили чьи-то голоса. Я обернулся. На балконе торчат два каких-то мужика, орут мне вслед, но прыгать с балкона не решаются. Тут они как по команде развернулись и скрылись из виду. Додумались, что по лестнице безопаснее будет. Я хмыкнул. Герои!
Я рванул вперёд с невыносимой медлительностью, но не успел выскользнуть из ловушки подлого света. Ночную тишину застрелил звонкий выстрел. Буквально в шаге от меня что-то чмокнуло в землю. Я невольно вздрогнул и обернулся.
На балконе стояла эта непотопляемая сучка и целилась в меня из пистолета. Между нами пять-семь метров. Я не видел черт её лица, но кожей ощущал искажённое гримасой лицо. Почему бы нет! Почему не прямо сейчас! А чего я вообще бегу? Какой-то странный рефлекс, если догоняют, надо убегать. А вот не буду.
Я открыто встал лицом к девушке, спокойно смотрел на неё. Выстрелы посыпались как горох из стручка. Парочка просвистели совсем близко. Я ничего не чувствовал, ни страха, ни возбуждения. Только бездонное спокойствие. И выстрелы были для меня ни вестниками смерти, а всего лишь вспышками в ночи, словно бы вообще не имеющими ко мне никакого отношения. Будто бы я праздный прохожий, который слышит стрельбу из телевизора, проходя мимо окна. Я даже чуть мечтательно улыбался. Девица вдруг опустила дрожащие руки и сломалась на пол балкона. Я пожал плечами. Что ж, у неё был шанс. Никто не скажет, что я поступил несправедливо.
С любопытством посмотрел на дверь в гостиницу, но охранники не торопились выбегать на тёмную улицу ловить маньяка. По дороге пыл угас. Ну не буду же я их ждать, в самом деле. У всех этой ночью был шанс, включая меня, и никто этим шансом не воспользовался.
Я повернулся к дороге, по которой проехал одинокий автомобилист, и неторопливо похромал к своей машине.
Глава 11.
- Два кефира. М-м. И батон. Нарезной, если есть. Белый.
- К чаю чего-нибудь брать будешь?
Прелесть жизни маленького городка в том, что тебя знают продавщицы всех окрестных магазинов. И всегда могут фамильярно напомнить, если твои покупки выбиваются из привычного списка.
- Точно. Полкилограмма того печенья. И двести грамм шоколадных конфет. Вроде бы всё. Сколько с меня?
На улице поёжился. Выскочил из дома в лёгкой куртке, а ведь дело к зиме. Воздух становится всё прозрачнее и морознее, а солнце устало заворачивается в одеяло облаков и дремлет в небе.
В квартире меня ждала Евгения Александровна. Она уже вполне освоилась, и отправлять её домой становится всё труднее и труднее. Особенно после трогательной заботы о моей больной ноге, которая вдруг дала рецидив после перелома. Самое смешное и печальное то, что мои мучения пропали даром. Никому в голову не пришло меня подозревать. Даже обидно. В упор не замечают. Но я продолжал держать библиотекаршу при себе. Люди при теле вызывают меньше подозрений, чем одиночки.
Мы позавтракали, попили чаю, я не без удовольствия потискал её за выпуклости и спровадил подальше. Она обувалась в прихожей, когда пришёл Лошаков. Библиотекарша недовольно посмотрела на полицая, из-за которого вынуждена временно отступать с оккупированной земли. Я посочувствовал ему. Женщины неумолимы в борьбе за территорию. Теперь он враг номер один, которого она нейтрализует сразу же, как выйдет за меня замуж. Во всяком случае, она так думает.
Зато Лошаков посмотрел на неё с удовольствием. Помог надеть пальто. Был галантен и учтив, как старый опытный котяра. Разве что не мурлыкал. Я даже не ожидал. Когда дверь за женщиной захлопнулась, он подмигнул мне.
- Где такую подцепил?
- В библиотеке.
Мы прошли в кухню, и капитан принялся озираться в поисках съестного. Я открыл холодильник и достал колбасу. Надо сляпать человеку пару бутербродов.
- Я же серьёзно.
- И я серьёзно.
- Чёрт, надо записаться в библиотеку. Чего звал то?
Мы сели за стол и Егор начал стремительно набивать желудок. Я налил ему чашку крепкого чая.
- А то ты сам не догадываешься! Почему я всё узнаю от посторонних людей? Хожу, слухи выпрашиваю как милостыню. Кровавая бойня в гостинице, весь город на ушах. То ли десять человек зарезали, то ли сотню. А ты бродишь неведомо где. Я уже извёлся весь без достоверной информации. Что с Тепловой? Говорят, то ли журналистку убили, то ли она зарезала мужика какого-то. Колись, а то умру от любопытства, и это будет ничем не смываемое пятно на твоих штанах.
Лошаков вдруг приобрёл солидности в осанке и манере питания. Не торопясь, доел бутерброды, барственно отпил чаю и тогда уж соизволил молвить.