— Наверное. Если только у тебя нет других тёмных секретов. Ты убила кого-нибудь? Воздвигла ложных идолов? Прелюбодеяние? Была в обществе демонов?
— Только сегодня, — пробормотала я.
— Я не демон.
— Достаточно близко к нему. Я знаю, что я видела внизу. Ты можешь быть ангелом, но ты также и вампир, — у меня чуть голова не взорвалась.
— Мы не вампиры. Вампиров не существует. Мы пожиратели крови.
Боюсь, я закатила глаза от такого придирчивого отношения.
— По фиг. Я не говорю, что верю тебе. Я пытаюсь смотреть на это непредвзято.
— Как великодушно с твоей стороны, — кисло заметил он.
— Кроме того, для ангела ты не слишком добр, — заметила я. — Я думала, ангелы должны быть милыми и... э-э... ангельски.
— Ты мыслишь в современных терминах. Ангел с такой же вероятностью может быть орудием божественной справедливости с пылающим мечом, чтобы поражать недостойных.
— И что же ты за ангел?
— Падший.
К этому времени я должна была уже перестать испытывать потрясения.
— Падший? — повторила я, без сомнения, отчасти туго соображая.
— Думаю, на сегодня ты услышала достаточно, — сказал он. — У людей ограниченная способность усваивать такие вещи.
— Кто ты такой, чтобы указывать мне, что я могу или не могу усвоить? Ты даже не начал объяснять, зачем кровь, Сара и....
Он взмахнул красивой, изящной рукой. Это была сильная рука, что меня удивило. Ангелы ведь не занимаются физическим трудом? Поэтому они перевозили людей на небеса и в ад — это не требовало особой силы. И что....
Будто кто-то выключил свет. Внезапно я оказалась в коконе, беззвучном, без света, ни острых краёв, ни неровных поверхностей. Я сопротивлялась всего мгновение, потому что это было похоже на смерть, и я не хотела оказаться в ещё худшей беде, затем я услышала роскошный, золотой голос Разиэля в своей голове:
— Отпусти, Элли. Просто отпусти.
И я отпустила.
Я СМОТРЕЛ НА НЕЁ, НЕ ДВИГАЯСЬ. Я не хотел, чтобы она была здесь, не хотел, чтобы она была хоть как-то рядом со мной. Она сползла ещё ниже на пол, положив голову на подушку софы, и выглядела... так изысканно вкусно. То есть, если бы я был кем-то другим. Она была не тем, что мне нужно. Я налил себе ещё бокал вина, откинулся на спинку софы и как только мог бесстрастно разглядывал её.
Но было легче сказать, чем сделать. Несмотря на расстояние, которое нас разделяло, я не мог игнорировать тот факт, что она спасла мою жизнь, так же как я спас её от адской ямы Уриэля, и печальная правда заключалась в том, что мы были связаны вместе, хотел я этого или нет. Я определённо не хотел этого и момента хуже быть не могло.
Я слишком много думал, забыв правило слепого повиновения, правило, которое Уриэль пытался навязать нам, обычно без особого успеха. Если бы я просто бросил её и ушёл, моя жизнь была бы намного проще, и Падшие не готовились бы к ангельскому возмездию в довершение всего.
Всё-таки хорошо, что она мало знает об Уриэле. Без сомнения, он был страшным ублюдком, а она, вероятно, и так достаточно напугана.
Хотя она не выглядела испуганной. Она просто приняла информацию, которую я ей дал, без драмы, без истерики. Я привык к большей "Бури и Натиску", когда говорил людям, что они мертвы. А она лишь моргнула своими тёплыми карими глазами и сказала:
— Дерьмо.
Я растянулся на противоположной софе, глядя на неё. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние месяцы. Азазель был прав, чёрт побери. Мне нужен был Источник, богатая кровь, заполняющая все пустые места внутри моего тела, восстанавливающая сломанные части, возвращающая меня к жизни. Даже слишком сильно. Потому что я хотел трахнуть Элли Уотсон.
"Слышишь, Уриэль? — я послал мысль наружу. — Имел я всё это".
Она пошевелилась, словно прочитала мои мысли. Невозможно... такая Благодать была дана только связанной паре. Я мог читать её мысли в любое время, но она никак не могла знать, о чём думаю я.
Я не должен был пытаться читать её мысли. Я и так был слишком привязан к ней, нравилось мне это или нет. Одно было ясно, я не собирался заниматься с ней сексом, даже если бы захотел. Руки прочь, по крайней мере, пока она не спит.
Ветхозаветные мистерии. Я фыркнул. Неудивительно, что Уриэль осудил её. Ей просто повезло, что была моя очередь. У неё не было бы ни единого шанса с Азазелем или с кем-либо другим, они бы бросили её, даже не взглянув.
"Какая жалость", — лениво подумал я, наблюдая, как вздымается и опадает её грудь под свободной белой одеждой, которую Сара приготовила для неё.
Она спасла меня прошлой ночью в лесу. Если бы она не послушалась и убежала бы, Нефилимы разорвали бы её на части, а затем сожрали бы моё парализованное тело.
Но она осталась. А потом, когда она подумала, что Падшие топят меня, она бросилась в воду и попыталась спасти меня. Я всё ещё не мог понять почему.
Она бы утонула, если бы я не вдохнул в неё, не наполнил её... Это знание делало меня беспокойным, несчастным. Возбуждённым тем, что она задержала моё дыхание внутри своего тела. Чувство было эротичным, явным и сильным. Она задержала моё дыхание, саму мою сущность, такую сильную связь, как если бы она держала моё семя, мою кровь. Я был внутри неё, и в ответ часть её требовала меня, владела мной. Я был безвозвратно привязан к ней и ненавидел это. Мне было тяжело просто думать об этом, и я был одержим этим, и я должен был разорвать её хватку.
Я должен был настоять на том, чтобы дождаться церемонии обновления, пока с ней не разберутся. В моём истощённом состоянии я был бы невосприимчив к обаянию человеческой женщины.
Не просто какая-то человеческая женщина. Даже в самые уязвимые моменты я мог сопротивляться самым красивым, сексуальным женщинам, которых мне приходилось сопровождать.
К сожалению, я совсем не чувствовал желания воспротивиться тяжёлой ноше, повисшей на моей шее... Я испытывал... похоть.
Это было ненормально. Почему она, почему сейчас? Всё уже и так было в полнейшем беспорядке, и я поклялся больше не рисковать связью с женщиной.
Это означало, что мой единственный секс был с самим собой, быстрое, бездушное освобождение, которое удерживало меня от взрыва ярости и разочарования. Или с какой-нибудь неизвестной женщиной, ищущей ночи удовольствий. Ночь, о которой она не вспомнит.
Не вспомнил бы и я.
Каждая женщина в нашем скрытом королевстве была связана с одним из нас. Не было потомства, чтобы вырасти и продолжить традицию. Женщина могла войти в Шеол только как связанная пара, так что мне чертовски не повезет, если я захочу новую пару, и это должно быть приносило уйму удовольствия Уриэлю. Хотя всё, что причиняло боль и дискомфорт Падшим, приносило Уриэлю... удовлетворение. Я был совершенно уверен, что он не способен испытывать радость.
Но сейчас я слишком устал, слишком нервничал, чтобы найти решение проблемы Элли Уотсон.
Я даже не мог оставить её на ночь. Уложив её спать, я взял на себя определённую ответственность за неё, по крайней мере, до тех пор, пока она не проснётся, сон продлиться должен от шести до двадцати четырёх часов. Даже если бы её сон был нормальным, я не мог оставить её здесь одну, пока не добьюсь обещания хорошего поведения с её стороны. Я не мог рисковать тем, что она снова сбежит, океан может забрать её или если ей удастся найти границы нашего королевства, Нефилимы будут ждать.
Была только одна кровать, и будь я проклят, если отдам её ей. Скорее всего, она проспит не меньше восьми часов. Она соскользнула дальше и теперь лежала на полу, наполовину под кофейным столиком, положив голову на толстый белый ковёр. Ей будет хорошо там, где она сейчас.
Я допил вино и направился в спальню. Распахнул ряд окон, выходящих на океан, и глубоко вдохнул успокаивающий воздух. Даже в разгар зимы, когда падал снег, я держал окна открытыми. Мы были невосприимчивы к холоду, тепло наших тел автоматически корректируется. Шум океанских волн успокаивал, а прохладный ночной воздух напоминал мне, что я жив. Мне нужно было это напоминание о простых вещах, которые составляют мою жизнь.
Я разделся и скользнул под прохладные шёлковые простыни. Моя рука всё ещё пульсировала в том месте, куда попал яд, но всё остальное хорошо зажило, благодаря солёной воде и крови Сары. Моя рука и член пульсировали... и в том и в другом была виновата Элли Уотсон.
Я закрыл глаза, решительно настроившись заснуть.
Не смог. Я продолжал представлять её на полу, мёртвую для мира. Эти несколько дней были тяжелыми и для неё. Я знал, что она свернулась калачиком рядом со мной на твёрдой земле прошлой ночью... я смутно осознавал это сквозь туман боли, и мне было спокойнее.
Через час я сдался, вылез из постели, по которой так стосковался, и направился к двери. В последнюю минуту я остановился и натянул джинсы. Нагота мало что значила для Шеола, и я не заботился о сохранении её благопристойности. Это было моё собственное искушение, которое я пытался избежать. Даже шёлковые боксёры или пижамные штаны были слишком тонкими, чтобы их можно было легко снять. Эти джинсы были застёгнуты на пуговицы, а не на молнию, и, чтобы их снять, требовались большие усилия. Это даст мне время подумать дважды, прежде чем совершить такой глупый поступок.
Я распахнул дверь и вернулся в гостиную. Она была освещена только прерывистым лунным светом, отражавшимся от глади моря, а она была просто сгорбленной фигурой в тени. Я подошёл и подхватил её на руки. Она была тяжелее некоторых, но не настолько, чтобы заметить — её вес доставлял не больше хлопот, чем вес буханки хлеба для смертного. Я отнёс её в спальню и осторожно положил на кровать.
Ей нужно было набраться сил — она не смогла убежать далеко, а после трёх лестничных пролётов она уже запыхалась. Она была избалованной городской девушкой, не привыкшей двигаться.
У неё было красивое тело. Её грудь была полной, соблазнительной, а бёдра выступали на фоне чётко очерчённой талии. По нынешним меркам в ней было фунтов десять-пятнадцать лишнего веса. По вкусам Ренессанса, она считалась тощей.