— Грех гордыни, — сказал бы Уриэль спокойно, с глубокой печалью.
Космический лицемер покачал бы головой, раздумывая обо мне и моих многочисленных недостатках. Подвергать сомнению слово Всевышнего и эмиссара, которого он избрал для его исполнения, было актом величайшего святотатства.

Другими словами, делайте то, что вам говорят, и не задавайте вопросов. Наша неспособность сделать это и стала первоочередной причиной нашего падения. И я сделал нечто большое, чем просто поставил под сомнение — я просто нарушил слово. Я был по уши в дерьме.

Вокруг нас опускалась ночь. Женщина скатилась с меня, отползая прочь, словно я был самим Уриэлем. Я попытался найти в себе силы сказать что-нибудь, чтобы успокоить её, но боль была слишком сильной. Лучшее, что я мог сделать, это стиснуть зубы и не закричать в агонии.

Она отползла почти на противоположную сторону лужайки и съежилась на земле, наблюдая за мной с растущим недоверием и ужасом. Слишком поздно я осознал, что мои губы раздвинулись в беззвучном крике, и она увидела мои удлинённые клыки.

— Ради Бога, что ты такое? — её голос был не более чем сдавленным вздохом ужаса.

Я проигнорировал её вопрос, у меня были дела поважнее. Мне нужно было взять себя в руки, иначе я был обречён. Если я не соберусь, то не смогу спасти себя в данный момент, и не смогу бы спасти её тоже, не то, чтобы меня это особенно заботило. Она втянула меня в эту историю с самого начала.

Она должна помочь мне выбраться из этого, хочет она того или нет. Я вздрогнул, вынуждая агонию отступить. Через несколько минут я не смогу сделать даже этого; ещё несколько минут и я буду без сознания. К утру я, вероятно, буду мёртв.

Меня это волновало? Я не знал, имело ли это значение, так или иначе. Но я не хотел оставлять её там, где Нефилимы могли её достать. Я лучше прикончу её сам, пока они не разорвали её тело на куски, пока она будет кричать о помощи, которая никогда не придёт.

Я глубоко втянул воздух, собираясь с духом.

— Нужно... развести... огонь, — выдавил я, чувствуя, как головокружение давит на мой мозг, чувствуя, как темнота смыкается.

Я мог слышать монстров в ночном лесу, низкое, гортанное рычание Нефилимов. Они разорвут её на части прямо у меня на глазах, а я буду парализован, не в силах ничего сделать, кроме как слушать её крики, когда они съедят её заживо.

Всё начинало исчезать, и небытие взывало ко мне, песня сирены была такой соблазнительной, что мне хотелось отдаться ей, уплыть в это прекрасное место, тёплое, сладкое место, где боль прекратится. Мне удалось взглянуть на женщину — она свернулась калачиком, не двигаясь. "Наверное, хнычет", — подумал я, борясь с головокружением.

Бесполезный человек, которому в любом случае место в аду.

А потом она подняла голову и пристально посмотрела на меня, и я с лёгкостью прочитал её мысли. Она собиралась сбежать, и я не мог её винить. Она не продержится и пяти минут в темноте, но, если повезёт, я буду без сознания к тому времени, как они начнут отрывать её плоть от костей. Я не хотел слышать её криков, когда она будет умирать.

Ещё одна попытка, и потом пошлю всё к чертям. Я попытался встать, вытащить последнюю унцию силы из своего отравленного тела, в попытке предупредить её.

— Не надо... — сказал я. — Тебе нужен огонь... чтобы отпугнуть их.

Она поднялась сначала на колени, потом на босые ноги, и я откинулся назад. Больше я ничего не мог поделать. Она была напугана и она сбежит...

— И как же мне разжечь огонь? — язвительно сказала она. — У меня нет спичек, и я не из тех, кто ходит в походы.

Я едва смог выдавить из себя слова.

— Листья, — выдохнул я. — Хворост. Ветви.

К моему остекленевшему удивлению, она начала поблизости собирать всё для розжига, и через несколько минут у неё была аккуратная маленькая кучка, с ветками и поленьями сбоку.

Последние сумерки медленно угасали, и я мог слышать их за поляной — странный, шаркающий звук, который они производили, и ужасный запах разлагающейся плоти и запёкшейся крови.

Она посмотрела на меня, выжидающе, нетерпеливо.

— Огонь? — подсказала она.

— Моя... рука, — едва выдавил я. Последняя унция энергии исчезла, и благословенная тьма ворвалась внутрь. И моей последней мыслью было, что теперь всё зависит от неё. Я сделал всё, что мог

И ночь сомкнулась вокруг нас.