Особое внимание уделялось организации огня, при этом учитывалось, что наши танки (американского производства) могли уничтожать „тигры“, „фердинанды“ и „пантеры“ только на расстояниях, близких к дальности прямого выстрела, то есть до 700 метров. Отечественные же САУ могли поражать противника с расстояния 1100 метров, поэтому каждый танковый взвод в обороне усиливался одной самоходной установкой — она первой должна была открывать огонь. По мере приближения вражеских танков противника в бой вступали пушки наших боевых машин.

Мы знали, что перед позициями бригады находятся в основном бронетанковые войска противника и что мы стоим на направлении их главного удара. В течение дня было отбито несколько попыток врага прорвать нашу оборону, но главные свои силы гитлеровцы в бой не вводили. Было ясно, что против нас действуют только передовые части неприятеля, по существу ведущие разведку боем, пытающиеся нащупать наши слабые места. На ряде участков обороны соседа справа — стрелковой дивизии, имевшей очень слабую танковую поддержку, противнику удалось вклиниться на 1.5–2 км, но дальше и здесь он не прошел.

С прибытием на опасный участок 3-й мехбригады отошедшие под натиском превосходящих сил неприятеля части перегруппировались и уплотнили нашу оборону, заняв оборону как в первом, так и во втором эшелонах. Итак, в первый день противник действовал весьма нерешительно — возможно, ему нужно было организовать взаимодействие с окруженной в Будапеште группировкой. К активным действиям фашисты перешли только спустя несколько дней.

Приблизительно в 5 часов немцы начали сильную артподготовку. Одновременно артобстрел начался и со стороны окруженной группировки. Между внутренним и внешним кольцами окружения расстояние было небольшим, и нам, находившимся в горловине, разделявшей силы врага, разумеется, было нелегко.

К рассвету артподготовка закончилась, вернее, она перешла в артсопровождение танковой атаки противника. Первым неприятельские танки заметил находившийся на НП, расположенном на высоте, заместитель командира полка гвардии майор Андрианов. Не теряя времени, он привел в боевую готовность подразделения полка. Опытный офицер, в прошлом штабной работник, он хорошо разбирался в боевой обстановке. Строго придерживаясь разработанного плана боя, на особо опасные рубежи он вызвал весь огонь артиллерии. Затем он приказал открыть огонь приданным нам самоходкам. К тому моменту, когда управление боем взял на себя командир полка, благодаря инициативе Андрианова было уже уничтожено до десятка вражеских боевых машин.

Вскоре открыли огонь и все наши танки. Противник обстреливал позиции гвардейцев из всех видов оружия и медленно продвигался вперед. Ответный огонь наших танков и самоходок был исключительно результативным. Гвардейским экипажам удавалось подбивать неприятельские машины с двух-трех, а то и с первого выстрела. Это вынудило гитлеровцев искать укрытия, а вскоре и вовсе прекратить продвижение. Врагу не удалось вклиниться в нашу оборону даже тогда, когда его танки и пехота подошли вплотную к танковым ротам гвардии капитанов Юрьева и Позднякова. Не дрогнули ни один наш экипаж, ни одно отделение мотопехоты.

В течение дня на участке обороны полка было уничтожено до 35 неприятельских танков, не считая нескольких подбитых, которые фашисты сумели эвакуировать с поля боя под покровом наступившей темноты.

Очень упорно оборонялась наша мотопехота. Особенно отличилась рота под командованием гвардии старшего лейтенанта Рыбалко. Бойцы роты успешно использовали зенитные пулеметы, стационарно установленные на танковых башнях. Этим они усилили дополнительно огневые возможности наших подразделений.

Так закончился первый день боя. Противник понес большие потери в живой силе и технике, но успеха не добился. Наш полк потерял всего три танка: находясь в окопах, боевые машины были хорошо замаскированы и обнаружить их неприятелю не всегда удавалось.

В течение нескольких дней противник пытался пробиться к Дунаю. Временами обстановка становилась чрезвычайно критической, в таких случаях на самые угрожаемые участки направлялись одна или несколько частей 1-го гвардейского мехкорпуса, и это даже в масштабе армейского объединения всегда создавало перевес в силах в нашу пользу…»

В течение первых двух недель января противник предпринял две попытки деблокировать окруженную в Будапеште группировку, и обе кончились провалом: ни со стороны Бичке, ни в узкие ворота между Секешфехерваром и Залюем эсэсовским танковым дивизиям пробиться к Будапешту не удалось. С 12 января на всем фронте наступило затишье. Казалось, противник выдохся, однако гитлеровское командование готовилось нанести войскам 3-го Украинского фронта третий, самый мощный удар.

Теперь противник намеревался прорвать кольцо наших войск на участке между озерами Веленце и Балатон, где раньше проходила его оборонительная линия Маргариты, нанести удар в северо-восточном направлении до реки Дунай, а затем повернуть на север и, двигаясь вдоль правого берега реки, соединиться с окруженными в столице Венгрии войсками, которые готовили встречный удар.

Наряду с деблокированием окруженных в венгерской столице войск целью того контрнаступления было очищение пространства западнее Дуная и разгром наступающих советских армий. Это позволило бы устранить на некоторое время непосредственную угрозу юго-восточным областям Германии.

Помимо этого, своими активными действиями в Венгрии враг стремился отвлечь наши силы от берлинского направления.

Осуществить планируемый прорыв должен был 4-й танковый корпус СС, в состав которого входили четыре танковые дивизии, в том числе пополненные «Викинг» я «Мертвая голова», а также батальон «тигров» и батальон «пантер». Танковые дивизии были усилены мощными артиллерийскими частями. Сюда же подтягивалась пехотная дивизия, выведенная из Италии. Все эти соединения и части насчитывали в своем составе около 750 орудий и минометов, до 550 танков и штурмовых орудий.

Командовал корпусом эсэсовский генерал-лейтенант Герберт Отто Гилле, известный в гитлеровской армии своей звериной жестокостью и прозванный «черным генералом». Всего год назад Гилле, командовавший тогда танковой дивизией «Викинг», попал вместе со своими эсэсовцами в корсунь-шевченковский котел и позорно бежал из него, бросив свои полки во время решительного боя. Теперь «черный генерал» надеялся, что ему удастся прорвать кольцо соединений Красной Армии под Будапештом.

Гитлеровское командование приняло все меры маскировки, стараясь как можно более скрытно сосредоточить войска в районе будущего прорыва. Имея целью запутать нашу разведку, руководители операции организовали сложную серию войсковых перевозок. Вместо того, чтобы просто перебросить свои дивизии из-под Комарно к Балатону, на расстояние 60–80 км, их грузили в эшелоны и везли далеким кружным путем через Чехословакию, Германию, Австрию, по маршруту длиной полторы тысячи километров. Передвижение войск близ фронта совершалось только ночами. На переднем крае у Балатона противник удвоил свою бдительность, и в дни, предшествовавшие его наступлению, наши разведчики тщетно пытались пробраться к неприятельским окопам и взять «языка».

Но уже 15 января разведчики-авианаблюдатели заметили сосредоточение немецких войск в районе озера Балатон. Несколько венгерских солдат, перешедших в это время на нашу сторону, сообщили, что среди немцев ходят упорные слухи о наступлении и что по ночам к фронту движутся большие колонны танков.

К исходу 17 января противник закончил приготовления. Перед наступлением солдатам был зачитан приказ, в котором Гитлер требовал любой ценой пробиться к Будапешту. Затем войскам было отдано распоряжение пленных не брать и расстреливать на месте всех захваченных красноармейцев и офицеров Красной Армии.

Рано утром на следующий день над балатонскими полями, еще затянутыми предрассветным сумраком, загрохотала немецкая артиллерия. 40 артиллерийских и минометных батарей противника открыли огонь по переднему краю нашей обороны между селом Чор и озером Балатон. То тут, то там заскрипели шестиствольные немецкие минометы. Артподготовка была короткой, но исключительно мощной. Гитлеровское командование надеялось, что этот внезапный ураганный огонь сметет оборонительные сооружения советских войск и причинит им такой урон, что они уже не смогут оказать сопротивление наступающим танковым колоннам.

Но наши саперы и стрелки оборудовали между Балатоном и Веленце достаточно прочную оборону. Бойцы переднего края были укрыты в глубоких траншеях и окопах, в надежных блиндажах. В результате артиллерийский удар не принес противнику ожидаемого результата. Когда немецкие танки и автоматчики двинулись в атаку, оборона наших войск ожила.

Удар пришелся по боевым порядкам одного из стрелковых полков и подразделений 1-го гвардейского укрепленного района. Враг поспешно наращивал удар, вводя в сражение все новые силы. В 9 часов 30 минут бой вели два полка пехоты и 50 танков. Час спустя противником была достигнута плотность до 70 танков и штурмовых орудий на 1 км. К двум часам пополудни число немецких тяжелых машин, брошенных в бой, перевалило уже за 100, и оборона наших войск оказалась прорванной.

Силы были неравными. На узком, 12-километровом участке фронта противник имел 550 танков и до 30 пехотных батальонов. На переднем крае на каждую нашу пушку приходилось по 18–20 танков противника и на каждого пехотинца 20–25 немецких автоматчиков. К исходу первого дня боев противник взломал нашу оборону и продвинулся до 30 км. Колонны немецких танков и мотопехоты действовали и ночью, устремляясь на юго-восток, вышли к каналу Шарвиз.