— Точнее, на меня, — поправила я, вспоминая все случаи с этим животным, которое обожало погрызть мои косточки. — Не находишь ничего странного, что он всегда кидается на меня?

Артур ухмыльнулся и предположил:

— Может быть, он не любит девушек?

— То есть, он гей? — прыснула со смеху я, и тут Гарольд зашипел — ой! — а какие у него зубы… Странно, что к своему мусику — как любила называть его Нэнси — не прискакала его хозяйка, которая, я уверена, достала этого адова кота из самой Преисподние.

— Кот-гей? — уточнил Артур, захлебываясь со смеху. Вообще-то, у нас тут серьезная миссия пытается нарисоваться, а мы ржем — это нормально? — Ну, извини уж, по тому, что он недавно делал с моим бедным и, отныне, оскверненным тапочком в виде кошки, такое не скажешь.

Не обращая внимания на то, что нас, кажется, стал понимать Гарольд, ощетинившись и приготовившись к прыжку, я ошеломительно спросила:

— У тебя есть тапочки в виде кошки?

Прежде чем Артур ответил, и я поняла, что это может быть отличным компроматом на него, Гарольд пулей ринулся на меня, когда я нечаянно… опустила руки. То ли моя «подвижность» сподвигла его на грандиозный прыжок, благодаря которому он с легкостью вцепился в мой бок и вонзил острые зубы в… него, то ли его больные остатки мозга, определившего меня, как какую-то гребанную мишень для выброса его всемирной кошачьей злости.

— Господи! — я замахала руками, пытаясь содрать с себя лохматый ком идиотизма — и на кой черт мы держим в доме этого кота?! — Проклятое животное!

Артур кинулся меня выручать — о, боги, смотрите, кто вылез! Одним резким движением схватив наглого кота за шкирку, который, похоже, обслюнявил мне всю футболку — нужно будет не забыть ее постирать — и, вышвырнув его куда-то в сторону, схватил меня за руку и как-то даже для себя испуганно сказал:

— Бежим.

Шутить с этим зверем было опасно, и мы сразу рванули по лестнице вверх, не дождавшись, пока Гарольд очнется и даст за нами деру. Забравшись на второй этаж под звуки скользящих по полу когтей, мы ворвались в нашу кладовку, где Нэнси обожала ставить пустые ведра, и, естественно, не обошлось без того, что мы запнулись о них, закрыв дверь и тем самым отрезав нас от единственного источника света. Чем и славились кладовки Охотников, так это неисправными лампочками и крохотным пространством — мечта любого клаустрафоба!

Тьма расползлась перед взором, и, несмотря на то, что я валялась в обнимку с ведром на полу, на моем лице висела глупая улыбка.

— Никогда бы не подумала, что мы будем убегать от кота! — усмехнулась я, откинула ведро и поднялась с помощью протянутой руки Артура. Интересно, как он меня увидел?

— Я всегда знал, что у Гарольда не все в порядке с бошкой, но чтобы настолько, — добавил Артур, не отпуская моей руки, и мне почему-то взбрело в голову вспомнить все то, что он говорил мне: те теплые слова, пахнущие явно не дружбой, искреннее теплое признание о том, как он относится ко мне. И почему мы еще не поговорили об этом? И… почему ведем себя так, словно ничего всего между нами и не было?

Восприятия его ладони в темноте казались иными. Нет зрительного контакта. Только касание. Кожа к коже. Рецепторы обострены до предела, и нет той неловкости, что существовала между нами, когда мы повзрослели и стали по привычке держаться за руки, когда, например, шли куда-то вместе, или Артур меня успокаивал. Во всем, кажется, был виноват мрак. И с этой секунды, с которой снова возродилось то странное чувство внутри меня, я стала хоть немного любить темноту. Пусть это прозвучит глупо, но мне нравились — это тесное пространство, тишина, разбавляемая только звуками когтей Гарольда, который тщетно пытался попасть внутрь — и до чего же мстительный кот!

Не обращая ни на что внимания, мы приблизились почти вплотную друг к другу. Я ощущала теплое сладостное дыхание на своей шее, пробуждающее страстное пламя, которое зажигало меня, как свечу. Э-э-э, может быть, у меня действительно поехала крыша, но я захотела, чтобы между нами, наконец, произошло то, чего мы, кажется, оба сейчас желали… Греховное дельце… почти греховное.

Ох, емае.

— Малышка, — голос Артура показался неестественно грубым и хриплым.

Я замерла и наслаждалась этим моментом, давая ему волю говорить дальше. Тем более, в таких моментах я лучше играю роль молчуна.

Ощущения его пальцев, бережно сжимающих мою ладонь, было не передать словами. Я была рада даже тому моменту, что он просто здесь, со мной, а не где-то на опасной ночной вылазке, которая может стать последней для него.

Мое дыхание участилось, когда я почувствовала, как он сокращает между нами жалкие дюймы. Пусть я и не видела его лица, зато предполагала, что на нем то ли идиотская улыбка — прям как у меня — то ли нечто другое — влюбленное выражение? Стоп, какое? Влюбленное?

Но вот именно в этот пикантный момент мне нужно было схватиться за камень и вспомнить кое-что странное:

— Он же светится.

Артур зашевелился. Послышалось что-то вроде… разочарованного вздоха? — а потом он отступил назад. Отлично, Фрост! С такими темпами у тебя никогда не будет парня.

— Кто светится?

— Камень, — продолжила я, решив разрушить нашу романтическую идиллию. Все-таки, это может подождать. То, что сейчас нам надо выяснить, гораздо важнее, чем… наши отношения.

— С чего ты взяла? — Артур разъединил наши руки — настало мое время печально вздыхать.

— Минутку! — Я полезла в сапог за пустой колбочкой от святой воды. Возможно, есть надежда, что в ней еще что-то да осталось. Молли я обрызгивала, но наверняка истратила не все. Ну, надеюсь. А это чудо-средство мне достается крайне редко — Дэрек сам выдает мне определенное количество, в основном, для обработки клинка, и ни я, ни Артур не понимаем, почему он запрещает самостоятельно мне распоряжаться святой водой. Расспросы об этом заканчиваются той же угрозой, когда начинаю интересоваться о предназначении этого чертова украшения — исключением из клана. Пожалуй, это самое суровое наказание.

— Нашла! — я вынула маленький бутылек и, раскрутив его, обмакнула пальцы в остатках святой воды и прошептала с гулко-колотящимся сердцем. — Смотри.

Я не была уверена, что эффект фонарика снова объявится, как в тот веселый денек в спортзале, но когда я поднесла мокрые пальцы к камню, он засветился — не сильно ярко, но и не тускло, и лицо Артура, охватившееся бликами голубого и фиолетового, исказилось в шоке.

— Афигеть, — протянул он, переводя взгляд с меня, на кулон и — обратно. — И что это… что ты сделала?

— Святая вода, — я невинно пожала плечами, уверенная, что у Артура сейчас начнется истерика.

И началась.

Он, схватившись за волосы, откинул голову. Затем опустил руки, а потом снова провел пятерней по взъерошенной шевелюре и указал на камень.

— Давно это началось?

Я нервно сглотнула. Нужно упустить некоторые детали, если спросит.

— Недавно.

— Он жжется?

То пятно на шее не было ожогом наверняка, а так бы я почувствовала, что он появился.

— Н-нет.

— Светится при контакте со святой водой?

— И только, — кивнула я. Такого сумасброда раньше не было, иначе бы я заметила.

Артур сжал губы и завертелся волчком. Я не понимала его чрезвычайной нервозности, хотя тоже была на грани срыва от неизвестности.

— Отец скрывал от нас кое-что, — заявил он, остановившись. Я вылупила глаза, приготовившись слушать его, скорее, пугающую речь. — Ничего не объяснял, заставлял тебя носить эту чертову штуку на шее, выдавал святую воду по расписанию, а теперь, — он ткнул в камушек, продолжающий сиять и освещать полки с «Клорексом» и прочими моющими средствами, — эта дрянь оставляет на твоем теле пятна и еще светится! Черт! Это не может больше продолжаться так! Сколько можно?!

Я судорожно вздохнула, дрожащими пальцами сжимая камушек — мне самой было не ясно, откуда он взялся, и зачем его ношу. Так же, никто из Охотников даже не подозревал, что цацка на мне, которую принимают за обычный талисман, на самом деле с «сюрпризами».