- Не знаю, ваша милость, я не следил за девицами, я...
- Где Саргол? - Райт вдруг заметался, заставляя присутствующих испуганно расступиться. - Где мой помощник?
- Ваша милость, он погиб, преследуя принца. Мне жаль... мы... - Ламберт осекся, когда бешенный, совершенно безумный взгляд Райта остановился на нем.
И случилось бы что-то страшное, если бы не господин Кайетан.
- Их еще можно найти, - твердо сказал он, возвращая взгляду регента осмысленность. - Мы должны понять, в какой точке силы королевы соединились. Ваша милость, карта... - выхватив свечу у прислужника, Дэш поставил ее на стол.
- Седлать лошадей, - хрипло приказал Райт, снова склоняясь над картой. - Что ж, Дэш, куда они могли увезти мою женщину?
ГЛАВА 21
Совещательный зал во дворце. Тихая кроткая ночь.
Убеждена, никто из стражников королевы не тронул бы меня и пальцем, вздумай я бежать, потому что бежать было некуда. Да и зачем?
Ливень за высокими витражными окнами создавал пелену гулкого шума, безнадежности и тоски. Холодный мраморный пол, по которому мы шествовали к дубовому столу на двенадцать персон, полон бликов и переливов.
Лорд эль-Берссо был один и ждал меня. Его сгорбленная над столом фигура, освещаемая лишь светом факелов, горящих у противоположной стены, была неподвижна. Мы встречались не в темнице, он не был закован в кандалы и не был избит. Мой отец приподнял голову, печально взглянув на меня, улыбнулся.
Я остановилась на площадке между колонн, напротив огромного полыхающего камина, глядя на отца и чувствуя... что? Пустоту, тихую злость, обиду?
Стража удалилась, дверь громыхнула, и наступила тишина. Пожалуй, я была благодарна Генриетте, что она позволила этой встрече случиться без свидетелей.
- Я рада, что ты жив, отец, - интересно, мог ли он сказать мне то же самое? Или хотя бы обнять?
- Джина, сложные времена настали для Хоупса, - у него оказался совершенно чужой утомленный голос. - Близится зима... зима всегда наступает так... внезапно...
- Что значит моя жизнь против жизней сотни, да? - хотелось услышать правду, хотя бы от него. - Именно столько умирает из-за голода и мороза, правда, отец?
- Если бы ты знала, как сложен был для меня выбор, дитя. И я полагал, что теперь, зная правду, ты не приедешь. Считал, ты возненавидишь меня за то, что я предал нашу семью. Бросишь здесь, одного.
Нет, не брошу. Даже если ты предал, обманул.
- Ты знал, что Элина подослана убить Эдмунда моими руками? Знал, что меня саму могут убить? - скорее это были не вопросы, а желание услышать очевидную истину.
- Ты не знаешь, как я люблю тебя, дочка, - он поднял полный мерцания взгляд, - не знаешь, на что я готов пойти, чтобы защитить тебя. Но три года назад я продал самое родное, что у меня было, ради Хоупса. Ради сотен людей, Джина. И ты не знаешь, как я страдал, с каким трудом выносил эту правду.
- Верно, я не знаю...
- Я не смею просить твоего прощения, дитя. Но ведь теперь все изменится. Королева обещала сохранить мне жизнь, не смотря на участие в покушении на ее сына...
- Сохранить жизнь? - гулко переспросила я, кусая губы. - Да ты жив лишь потому, что я - хорошая дочь. Я солгала единственному человеку, который видел в девчонке из Хоупса женщину, а не разменную монету! Я верила до последнего, что ты не продавал меня епископу, что ты ничего не знал о покушении. Я верила вопреки всему, даже собственному рассудку. Я пришла сюда, чтобы обнять тебя, чтобы ты утешил, сказал, что я поступила правильно! Но... этого не случилось, боже, этого не произошло...
Мой отец напряженно меня разглядывал. Он, вероятно, не узнавал свою семнадцатилетнюю юную, неискушенную дочь.
- Джина, я благодарен небесам, что ты осталась жива, - нервно откашлявшись, прошептал он, - дочка... - мужчина поднялся, резко отодвигая стул.
Я отступила шаг, не желая, чтобы он приближался. Сколько всего намешано было у меня в душе, должно пройти время, прежде чем я осознаю...
- Уезжай в Хоупс, - сказала ему, - там ты, безусловно, нужнее. А я... я буду знать, что не поступила так же, как когда-то поступил ты. Забирай мою жизнь, отец, пользуйся, не стесняйся, потому что она закончилась. В этих стенах больше не будет твоей кроткой Джины.
- Дочка...
- Я не зла, не презираю тебя, нет. Я поступила так, как считала нужным и правильным. Но я не нуждаюсь больше в тебе, в твоей любви или хотя бы жалости. Тебе нет смысла оставаться здесь. Передай королеве, а она обязательно спросит тебя о нашей встрече, что Джины из рода эль-Берссо больше нет, и в твоем пребывании здесь тоже нет смысла.
Я развернулась, чтобы уйти, услышав, как отец застонал, медленно оседая на стул.
Когда я вышла в коридор, Эдмунд уже ждал, облокотившись плечом о косяк двери и весело на меня поглядывая.
Он был, как обычно, лощен, выбрит и одет в алый бархат.
- Как все прошло? - осведомился с легкой улыбкой. - Все обсудили?
Я молча пошла дальше, но Эдмунд был явно не настроен закончить свой монолог, поэтому пошел следом, а за ним бесконечная свита слуг и фавориток.
- Я наслышан о том, как он поступил с вами, Джина, - смаковать это принцу доставляло какое-то изощренное удовольствие, - и я вас понимаю. Предательство близких - это очень больно. Невыносимо больно. Когда-то мы уже говорили с вами об этом, помните?
Темная дождливая ночь поселилась в моей душе. Она стенала, плакала, сожалела.
- Когда-то я страстно желал стать вашим другом, Джина, почувствовав, что мы очень похожи.
Боже упаси, быть похожей на этого самовлюбленного эгоиста.
- Я думал, мы найдем общий язык, но вы жестоко предали меня, надругавшись над моим к вам расположением. Поэтому теперь вы расплачиваетесь.
Плата чересчур высока, ваше чертово высочество!
Принц вдруг взял меня под руку и, склонившись, резко прошептал:
- Лучше вам не дергаться, драгоценная, иначе я позабуду об учтивости и манерах и буду вести себя так, как вы того заслуживаете.
Протеже принца на заднем плане веселились, роняли смешки. На лицах стражи тоже мелькали усмешки. Им всем было дьявольски весело видеть, как умирает во мне деревенская простушка.
***
Королева распахнула двери, вдыхая волнительный горячий воздух.
Застав лорда эль-Берссо плачущим, она усмехнулась, передернула плечами. Один из слуг отодвинул для нее стул, она села, расправив пышную юбку, щелкнула пальцами, требуя бокал холодного вина.
- Я вижу, вы огорчены? - произнесла елейным голосом, от звука которого мужчина лишь вздрогнул, чуть приподняв голову.
- Милорд, дети всегда огорчают нас и не знают, что для них лучше. Не стоит принимать близко к сердцу все, что говорит эта девчонка. Кроме того, она ведь вам не дочь.
Королеве преподнесли бокал, она обхватила его, постукивая по хрусталю ногтями.
- Кто ее отец? Откройте уже эту правду.
Собеседник молчал, пытаясь унять всхлипы.
- Перестаньте, - взмахнула рукой Генриетта, - девочка просто не понимает, что вы для нее делаете. Ваши цели были изначально благими, хотя, не скрою, вы предали своего короля, участвуя в покушении на моего сына. Но, посудите, я даровала вам прощение. Я тоже преследую некоторые цели, милорд. Я не хочу, чтобы какой-то ублюдок сел на трон, который по праву принадлежит Эдмунду. Я простила вас для того, чтобы вы оказали мне услугу, вызвали понимание вашей дочери, ее терпимость и благоразумие.
Мужчина взглянул на королеву и произнес тихо:
- Джины больше нет, ваше величество. Я не смогу вам ничем помочь. И простите, если разочарую, но она моя дочь, она истинная дочь рода эль-Берссо.
- Все знают, что ее мать была любовницей короля, - возразила королева.
- Но никто не знает, что она бежала со мной. Бежала, потому что не любила этот толстый кусок дерьма, способный производить на свет лишь гребанных недоносков. Она бросила его, показав, что у женщины может быть честь и достоинство. И поэтому король, этот эгоист, считающий, что вправе играть нашими жизнями, решил посмотреть, что выйдет из этого побега. Он не убил нас, но лишил нас всего... отринул... бросил на смерть. Каждую зиму нам неоткуда было ждать помощи, мои люди голодали и умирали, - мужчина стиснул зубы и произнес: - из-за одного подонка, не пропускающего ни одной юбки, жестокого тирана и негодяя, столько людей стало несчастными... И я был только счастлив, узнав, что могу освободить мир от еще одного Виндора, решившего сесть на трон.