— Матвей! Я с тобой разговариваю! Что случилось?
— … голова… болит…
— Что-что? Перестань мямлить. Ты можешь четко рассказать, в чем дело?
— …голова… болит… — Он как маленький, спрятал лицо в ладонях. У него даже не было сил посмотреть на мать.
— Матвей, я вызываю врача! — звук шагов матери, выходившей за дверь, грохотал в ушах волшебника нестерпимо долго.
Что всегда его удивляло, так это готовность, с которой осторожная мать, к себе не подпустившая за всю жизнь ни одного эскулапа, отдавала под прицел стетоскопов любимое чадо. Но не ему судить, не ему спорить и оспаривать…
Он с трудом открыл глаза, но от этого стало ещё хуже — от обилия мебели закружилась голова, и боль застучала в висках отбойными молотками, и темнота вкрадчиво прошептала: «Хорошо тебе? Знаю, как хорошо… Заткни ее, и все пройдет… давай же, я ведь не отстану… я здесь, с тобой, твоя лучшая подруга, твоя единственная подруга…»
Матвей как мог крепко сцепил руки, чтобы не приведи боги, не натворить непоправимых дел, весь сжался, и молился только об одном — чтобы у него оказалось достаточно сил переждать. Справиться с тем ужасом, что засел в его голове и не дает покоя. Выстоять, не навредить.
«Я тебя раздавлю… — шипела темнота, и Матвею казалось, что он окружен ею со всех сторон. Склизкая, омерзительная темнота — и как он раньше мог полагать иначе? — Ты сдохнешь, мой друг! Сдохнешь, как шелудивая псина, и никто — слышишь? — никто не заплачет! Все вздохнут с облегчением! Потому что ты — ничтожество…»
Матвей приоткрыл один глаз, стараясь смотреть только на пол, и попытался встать. Нужно было выйти из спальни, сказать матери, что врача вызывать не надо. По стеночке, еле-еле, так как конечности отказывались слушаться, он сумел чуть-чуть приподняться, когда темнота сгруппировалась и обрушилась на него сверху всей своей невидимой массой. Совсем как во сне. Матвей задушенно хрюкал, брыкался, карабкался, сам не зная куда, но темнота уверенно сидела у него на груди и смотрела злыми желтыми глазами. Такие же глаза он видел в одной передаче про диких зверей.
«Я, пожалуй, все-таки отрублю тебе голову, — глаза задумчиво сощурились. — Или нет, я лишу тебя волшебства… Хотя, подожди… хм, этого ты не боишься… — удивление. — А чего же ты боишься, друг мой милый? Что тревожит тебя по ночам? Что не выходит из головы? Давай-ка покопаемся и посмотрим, что тут у нас имеется…»
Темнота вскинула ладошки, лихим, кровожадным жестом пошевелила пальцами, и запустила их в голову Матвея, в самую глубину, туда, где прятались сокровенные страхи и робкие надежды. Он закричал — надсадно, хрипло — и потерял сознание от боли.
— Я жив? — было первое, что услышала Лера, когда спустя полчаса неподвижного лежания на холодном полу Александр приоткрыл глаза. — Или ты умерла?
— Да и нет. — На Леру нахлынули одновременно облегчение и раздражение. Первое — что все вроде обошлось, волшебник точно жив, и она тоже. Второе — потому что он заставил ее переживать. И она послушно переживала все это время.
Александр не делал попытки подняться. Вместо этого он старательно вертел головой, осматриваясь. Огонь оставил после себя отвратительные шрамы на его теле в форме символов. В принципе, для волшебника в этом ничего страшного нет — либо исправит заклинанием, либо не придаст им значения. От раны на груди, как и от кинжала, и следа не осталось, только опять же след ожога. Словно и не было ничего. И все одно Лера не могла спокойно смотреть на него. И задавалась вопросом, сможет ли когда-нибудь забыть о содеянном?
— Помоги мне встать, — повелительно молвил Александр и требовательно протянул руку.
Лера помогла, хотя сама пребывала в разобранном состоянии.
— Долго я был без сознания?
— С полчаса примерно, а что?
— Для справки, — усмехнулся Александр так задорно и непривычно, что Лера во все глаза уставилась на него, словно никогда не видела до этого. — Сама как?
— Н… нормально. Только рука болит, — пожаловалась Лера, чтобы сказать хоть что-то. На самом деле, она и думать про руку забыла на фоне остальных переживаний.
— Я рад. — Александр вдруг порывисто поцеловал Леру в губы и через секунду вновь стал собранным, сдержанным и спокойным. — Что с тобой все в порядке.
Лера некоторое время постояла, размышляя над произошедшим. Стоит ли придавать поцелую значение или забыть? По всему выходило, что забыть разумнее, а главное — безопаснее, и Лера выбросила его из головы. Ясное дело, муженёк её просто вне себя от радости, что ритуал удался. И еще яснее, что не резон строить предположения и питать надежды, которые ничем не обоснованы. Да и вообще, какие в ее ситуации, с ее анамнезом, историей их отношений, надежды? Какие, к демонам, надежды? И… короче, забыть. И перестать, в конце концов, мусолить эту тему!
Пока Лера старательно забывала, Александр придирчиво осматривал себя в отражении стеклянной дверцы шкафа, то и дело замирая, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.
— Надо же, — протянул он задумчиво, и не было в этой задумчивости недавнего оживления, скорее, неприятное удивление, — не ожидал, что получится. Да еще так быстро… Где же я недосмотрел? Где ошибся в расчетах? И что за…
— Разве что-то не так? — напряглась Лера. Её страхи вновь ожили.
Александр подошел к одному из отодвинутых к стене столов, засыпанному бумагами, и начал перебирать одну за другой в поисках неизвестно чего. Погружённый в это занятие, он тем не менее ответил:
— Результат оказался куда лучше, чем я ожидал. Странно это. Не то чтобы плохо, но… неожиданно. А неожиданности, пусть и хорошие, всегда настораживают.
Лере это предположение показалось необоснованным, попахивающим паранойей, но от критики она благоразумно воздержалась. Зачем лишний раз нагнетать обстановку? Еще неизвестно, каким боком ей выйдут собственные проделки.
Она еще немного попеняла себе за нерешительность и недальновидность, потом похвалила за проявленное непонятно где хладнокровие и слегка пожурила за мимолетное воспоминание о поцелуе. Александр в это время читал толстенную книгу, водя пальцем по странице. Наконец, он книгу отложил, повернулся к шкафу и замер столбом.
Лера уселась обратно на диван, уже осмелившись надеяться, что все обойдется, и тут…
— Что-что?! — услышала она за секунду до того, как в опасной близости от неё неуправляемым снарядом пронесся стул.
Стул ударился в стену и разломался, обломки осыпались на пол. Слава богам, Лера от неожиданности просто застыла на месте, не вскочила, не попыталась удрать, иначе следующий просвистевший мимо стул стопроцентно тюкнул бы ее по голове.
— Что? — взвизгнула она фальцетом.
— ТО! — рявкнул Александр и запустил очередным стулом в стену. — ТО!!!
Волшебник ни с того ни с сего заметался по лаборатории, то хватаясь за волосы, будто бы в крайнем отчаянии, то круша все, что попадалось под руку. Лера тихохонько сползла с дивана и с пола испуганным взглядом отслеживала его передвижения, чтобы не стать мишенью или, чем демон не шутит, одним из метательных снарядов.
— Да что происходит-то… — пробормотала она раздраженно, ловко просачиваясь под стол, стоящий около стены, и чувствуя себя при этом глупее некуда. — Что ж за день такой, а?
Неприкрытая ярость Александра, всегда на памяти Леры бывшего чуть эмоциональнее фонарного столба, потрясала до глубины души. Она и подумать никогда не могла, что он может так орать, с таким чувством швыряться пробирками и книгами, громить свою драгоценную лабораторию, наплевав на последствия. Впрочем, она и знала-то его в совокупности всех их встреч не больше недели.
«Вот вам и равнодушный, — думала она, усаживаясь на полу, прислоняясь спиной к стене и поджимая ноги. — Вот вам и спокойный, как спящий дракон. Ну куда это годится?»
За пределами ее укрытия продолжал бушевать ураган. Он ругался на непонятных языках, кидался вещами, ногами топал и разве что не бился головой об стену. А она, Лера, еще переживала, что ему плохо будет, ослабнет, бедняга, после ритуала — ведь умер как-никак, а потом ожил, не может такое пройти бесследно для здоровья. Как же! Да он здоровее многих, вон как лихо с мебелью расправляется! Некоторые удары, видимо, обрушивались на шкафы с реактивами, поскольку вслед за отчаянным звоном стекла то и дело гремели приглушенные взрывы, отчего Лера еще сильнее вжималась в стену.