Руфа рассмеялась. А Михаил тем временем достал свой партбилет и раскрыл его: там лежала фотография Руфы.

           -Откуда же это? Я ведь не дарила.

           -Это неважно. Рано или поздно...

     - Что рано или поздно?

     - Но ведь ты никому не дарила? - сказал Михаил не то вопросительно, не то утвердительно.

- Ладно, считай, что это я тебе дала фотографию. - Ну, вот и прекрасно. Именно этого я и ждал. Потом он вдруг стал серьезным.

- Вчера залетал в свою деревню. Недавно ее осво­бодили...

Руфа знала, что его старики жили где-то под Оршей. Михаил говорил ей об этом.(68)

- Ну, как родные? Живы?

- Живы  отец, мать, сестра... Все там, конечно, разорено. Плохо им было... Один брат партизанил. А вот второго... второго немцы расстреляли. За связь с партизанами...

Они помолчали. Потом Михаил тихо сказал:

-Мне пора.

- Счастливого пути!

- Тебе удачных полетов!

Он быстро зашагал к самолету.

Этой ночью во время полетов Руфа все время чув­ствовала, что в левом кармане гимнастерки лежит она, красная книжечка, билет члена Коммунистической пар­тии. Время от времени Руфа, как бы проверяя, на ме­сте ли партбилет, притрагивалась к груди и сквозь ткань комбинезона и гимнастерки прощупывала его плотную обложку.

      - Леля, давай постараемся чем-нибудь отметить этот день...

      - Все, что от меня зависит, пожалуйста!

В воздухе и на земле Руфа берегла каждую минуту, экономила каждый километр пути. Полет за полетом, на цель и обратно... Один, два, пять, семь... За ночь они с Лелей сделали восемь боевых вылетов, на два вылета обогнав остальные экипажи. Результаты были отлич­ные. Им удалось разбомбить склад боеприпасов. Вось­мой раз самолет взлетал уже утром, в предрассвет­ной мгле. Вернулись девушки последними, когда все летчики уже разрулили свои машины по сто­янкам.

- Ну, довольна? - спросила Леля.

- Еще бы!

Руфа усталым движением стянула с головы шлем.

Из-за деревьев вставало солнце нового дня.(69)

И вот уже освобождена Белоруссия. Стремительно продвигаясь вперед, войска 2-го Белорусского фронта вступили на польскую землю.

Был август. Полк стоял в бывшем помещичьем име­нии. Девушки летали бомбить врага за рекой Нарев, в районе польских городов Ломжа, Остроленка, Выш­кув.

В эти дни погибли летчица Таня Макарова и штур­ман Бера Белик. Их самолет был сбит немецким ноч­ным истребителем. Горящий ПО-2 упал возле передовой. Этот экипаж считался одним из лучших в полку. Де­вушки летали вместе с первого дня, почти три года.

После этого случая в полку появились, наконец, па­рашюты. До сих пор летали без парашютов: вместо них брали дополнительный груз бомб...

Как-то днем были проведены тренировочные прыж­ки с парашютом для тех, кто никогда не прыгал. Руфа прыгнула дважды. Все прошло отлично, и ей даже по­нравилось.

Вообще к парашютам относились недостаточно серьезно. И тогда уже, когда их ввели в обязательном порядке, девушки часто ворчали: «И так еле ноги во­лочишь после полетов, а тут еще парашюты тащить...»

Действительно, сделав за ночь по нескольку вылетов, девушки просто падали от усталости.

Но все же парашюты пригодились. И в первую оче­редь Руфа испытала это на себе...

...В ту декабрьскую ночь Леля и Руфа, уже сделав два вылета, поднялись в воздух в третий раз. Для Руфы это был восемьсот тринадцатый боевой вылет. Желез­нодорожная станция Насельск, которую они бомбили, находилась севернее Варшавы.

     Прицелившись, Руфа сбросила бомбы. Самолет об­стреляли. Развернувшись, Леля взяла курс домой.

           - Обстрел прекратился,- сказала Руфа.(70)

Далеко впереди поблескивала лента реки Нарев. Линия фронта была уже близко, когда Руфа вдруг уви­дела, что горит правое крыло. Сначала она не пове­рила своим глазам:

- Леля! Ты видишь?

Леля молча кивнула. У Руфы неприятно засосало под ложечкой: внизу чужая земля, немцы... Вспомни­лась Кубань и тот полет, из которого они с Лелей не вернулись. Это было полтора года назад. Сейчас Руфа опять переживала тревожно-гнетущее чувство, как и в тот раз, когда остановился мотор и они летели в тем­ноте, теряя высоту, и знали, что не долетят, не перетя­нут через линию фронта. Тогда все кончилось благопо­лучно. А теперь? Что ждет их теперь?

Огонь быстро расползался в стороны, подбираясь все ближе к кабине. Леля тянула время: видно, на­дежда долететь до линии фронта не по кидала ее. Но вот уже медлить нельзя... Руфа услышала голос коман­дира:

- Руфа, быстрее вылезай! Прыгай!

Машинально ощупав парашют, Руфа начала выби­раться из кабины. Все еще не верилось, что придется прыгать. Обеими ногами она стала на крыло - в лицо ударила горячая волна, всю ее обдало жаром. Руфа успела лишь заметить, что Леля тоже вылезает,- и тут же ее сдуло струей воздуха...

Падая, она дернула за кольцо. Но парашют почему-то не раскрылся, и Руфа камнем понеслась в черную пропасть. Ее охватил ужас, и она, собрав все силы, рва­нула кольцо еще раз. Тут ее сильно тряхнуло, и над головой раскрылся белый купол.

Приземлилась  Руфа благополучно. Отстегнув лям­ки, она высвободилась из парашюта и отползла в сто­рону. Сначала в темноте трудно было что-нибудь разо­брать. На земле стоял сильный грохот; казалось, (71) стреляли сразу со всех сторон. Хотелось куда-нибудь спря­таться. Она нашла воронку от снаряда и залезла в нее.

Первое, что увидела Руфа, оглядевшись, был ПО-2, пылавший на земле. Он показался ей живым сущест­вом, боевым товарищем, принявшим смерть без крика, без стонов, как и подобает настоящему воину.

Несмотря на холод, ей было жарко, лицо горело. В висках стучало, и почему-то назойливо лез в голову веселый мотив из «Севильского цирюльника».

Нужно было успокоиться, сосредоточиться. Вынув пистолет, Руфа положила руки на край воронки, опу­стила на них голову и прижалась лбом к холодному металлу. Мысли постепенно пришли в порядок. Прежде всего, она должна определить, где восток,- там линия фронта. Но как? Звезды не просматривались: было об­лачно. Значит, по приводным прожекторам. Их было несколько, и все они работали по-разному. Сообразив, наконец, где находится передовая, она поползла в ту сторону.

Она ползла машинально, а в голове молотом сту­чала одна и та же мысль. Леля! Где Леля? Что с ней? Благополучно ли приземлилась? Может быть, она ушиблась, сломала ногу и лежит одна, беспомощная? А может быть, ее схватили немцы? И снова Руфа вспоминала Кубань, когда они вместе ползли, переби­раясь через линию фронта. Вместе...

Вдруг рука ее наткнулась на что-то холодное, ме­таллическое. Осторожно Руфа ощупала предмет. Он имел цилиндрическую форму. Мина! Что же делать? Здесь было минное поле. Руфа огляделась вокруг, но в черной тьме не увидела ничего. Только сзади, на не­большой горке, где она приземлилась, белел парашют.

Так ничего и, не придумав, она снова двинулась впе­ред, шаря перед собой рукой, а потом палкой, как будто это могло спасти ее. Через некоторое время перед(72) ней возникла стена из колючей проволоки. Она попы­талась подлезть под проволоку, но У нее ничего не по­лучилось. И тут при свете вспыхнувшей ракеты Руфа увидела совсем близко небольшую группу людей ­человека три-четыре. Они быстро шли, пригнувшись к земле, по направлению к белевшему в темноте пара­шюту. Руфа замерла на месте: свои или немцы?

Когда они прошли, она снова сделала попытку про­браться через проволоку. Долго возилась, исцарапала руки и лицо, порвала комбинезон. Наконец ей удалось преодолеть препятствие.

Через некоторое время ей показалось, что впереди разговаривают. Она подползла поближе, прислушалась. И вдруг совершенно отчетливо услышала отборную русскую ругань, которая в эту минуту прозвучала для нее как чудесная музыка. Свои! Она встала во весь рост и крикнула:

- Послушайте, товарищи!..

В ответ закричали:

- Давай сюда, родная!