Руфа смотрела, как Марина Михайловна ходит по классу и, не спеша, очень просто и понятно объясняет новый материал, как вспыхивают в ее глазах радост­ные огоньки, когда она замечает быстрые успехи своих учениц. Часто представляла она себе эту женщину во фронтовой обстановке, в трудных условиях, и вообра­жала, как поступила бы Раскова в том или ином слу­чае.

Прошла осень с дождями и ветрами, с непролазной грязью на дорогах. Незаметно наступила зима. Декабрь принес радостное известие о разгроме немцев под Мо­сквой. Слушая по радио сообщение Совинформбюро, Руфа глотала слезы. Москва выстояла, враг потерпел поражение! Хотелось скорее на фронт, чтобы гнать гит­леровцев, гнать дальше с советской земли...

И вот наступил день, когда начались практические занятия штурманов, или, иначе говоря, тренировочные полеты.(20)

Собираясь на аэродром, Руфа волновалась. Шутка ли - первый полет! Хотелось поскорее узнать, что это такое - быть в воздухе, летать.

На улице мороз холодил щеки. Сухой, рассыпчатый снег сверкал под солнечными лучами, поскрипывал под ногами, отмечая каждый шаг. Идти по белому полю было легко и весело.

Издали самолеты казались игрушечными. Возле них двигались маленькие фигурки людей, совсем одинако­вые. У крайнего самолета носился с веселым лаем Дру­жок, значит, там были Надя и Катя: жизнерадостный пес очень привязался к Наде и всюду сопровождал ее. Вскоре Руфа услышала Катин голос:

- Гашева-а! Сюда!

      Катя махала рукой, маленькая, похожая на шарик, в теплом меховом комбинезоне, шлеме и мохнатых унтах. Руфа сошла с протоптанной дорожки и напра­вилась к самолету. Навстречу ей устремился Дружок.

- Наше звено летит первым,- сообщила Катя.

В звено входили они втроем, и Катя была назначена штурманом звена.

Светлобровая Надя с розовыми, словно накрашен­ными щеками и сияющими синими глазами уже при­готовил ась к полету.

 - Я уже три раза садилась в кабину, а летчика все нет...

Вскоре пришла летчица. Спросила:

- Ну, кто первый?

- Комогорцева первая.

Надя забралась в кабину, помахала рукой... Минут через двадцать самолет сел. Вылезая, Надя

рассказывала под шум мотора, работающего на малых оборотах:

- Как интересно! Сверху все-все видно... Мы и над городом пролетели! И над Волгой!(21)

Руфа быстро влезла на крыло, уселась в кабине. Са­молет порулил на старт, а через минуту он уже бежал по белому полю, разбрасывая снежную пыль. Бежал ровно и отделился от земли без толчка, почти неза­метно. Руфа вдруг ощутила, что она - в воздухе, ле­тит! От сознания того, что она, как птица, летит над землей, сильнее забилось сердце и захватило дух. Вы­сота росла, и все меньше и меньше становились внизу дома, ангары, дороги.

Лететь было приятно. Ровно гудел мотор. Пропел­лер, вращаясь, рисовал в воздухе прозрачный диск. За белой далью, словно приподнятая над землей, чуть тем­нела линия горизонта. При развороте одно крыло опу­скалось, зато второе взмывало вверх, в голубизну.

Когда Руфа смотрела на крыло, устремленное в небо, то ей казалось, что оно не движется. Плавные очерта­ния серебристого крыла - и голубое небо...

Она была счастлива. Ей хотелось, чтобы полет все продолжался. Хотелось подольше побыть в этом новом для нее волшебном мире.

Когда самолет сел, летчица спросила:

-Ну, понравилось?

 - Очень!

- А на какой скорости летели? На  приборы смот­рела?

- Н-нет...

Летчица засмеялась.

- Значит, в самом деле, понравилось!

Зима на Волге была морозной, дули сухие холод­ные ветры. Девушки ходили с обожженными ветром лицами, но полетов не прекращали.

Полеты, полеты... В то время как летчики отраба­тывали технику пилотирования, штурманы летали по треугольнику, на определение ветра, по неизвестному маршруту, на бомбометание.(22)

Руфа летала с увлечением. В воздухе она чувство­вала себя уверенно, свои штурманские обязанности выполняла хорошо, метко бомбила, и ей казалось, что, в общем-то, ничего сложного во всем этом нет. Но од­нажды во время полета погода испортилась, пошел сильный снег. Вокруг стояла сплошная снежная стена, земля не просматривалась. Летчик-инструктор авиа­школы, снизившись, летел на небольшой высоте, но и это не помогало. Уже давно нужно было разворачи­ваться, но деревни, которая служила поворотным пунк­том, все не было. Руфа забеспокоилась, поняв, что про­сто не заметила ее. А летчик летел себе и летел. Нако­нец, чувствуя, что деревню проскочили, он спросил по переговорному аппарату коротко:

- Куда лететь?

Руфа растерялась. Ей вдруг показалось, что само­лет залетел, бог знает как далеко. Всегда все было так ясно и понятно, а сейчас... В самом деле - куда? Нуж­но было дать летчику обратный курс, и она стала при­кидывать по карте.

- Курс 190 градусов,- сказала она неуверенно. С этим курсом, она считала, можно было выйти в район аэродрома... Ну, а если они пролетят стороной и не увидят его? Курс ведь не точный... Она подумала и, уже когда летчик начал разворот, поправилась:

- Курс 270 градусов.

- Это почему же? - спросил летчик недовольно. Действительно, разница была слишком велика. Но Руфа объяснила:

- Выйдем сначала на Волгу. Уж реку-то не про­скочим. А потом вдоль нее на юг... До самого аэро­дрома.

Летчик развернулся и теперь держал курс на Волгу. Руфа е тревогой смотрела вниз: кругом было белым-бело. Время тянулось так медленно, что она уже(23) поду­мала, не проскочили ли они и Волгу. Наконец сквозь снежную пелену проступили извилистые очертания бе­рега.

- Вот она! Теперь курс на юг, вдоль реки.

     Самолет летел низко, почти на бреющем. Через не­которое время Руфа увидела на земле постройки и го­родок летной школы. Летчик посадил самолет. Он ни­чего не сказал Руфе. Возможно, он и сам бы нашел аэродром, без ее помощи, но ей почему-то казалось, что не заблудились они только благодаря ней.

Впервые Руфа почувствовала ответственность, на­стоящую ответственность штурмана за полет.

В феврале 1942 года были сформированы три жен­ских полка: истребительный, полк дневных бомбарди­ровщиков и полк ночных бомбардировщиков. Коман­диром полка легких ночных бомбардировщиков, куда попала Руфа, назначили Евдокию Давыдовну Бершан­скую - опытную летчицу, которая уже несколько лет работала в Гражданском воздушном флоте. Руфа с ува­жением смотрела на крепкую молодую женщину с приятным лицом, у которой на груди поблескивал орден.

Теперь, когда каждый полк стал самостоятельной боевой частью, тренировкой руководили командиры полков, и в каждом полку летчики и штурманы ле­тали на своих боевых самолетах.

Руфа стала летать ночью на самолете ПО-2. В мир­ное время он применялся как учебный, а на войне хорошо зарекомендовал себя как легкий ночной бом­бардировщик. Малая скорость самолета позволяла бом­бить с большой точностью, однако та же малая ско­рость делала его уязвимым для зенитного огня. По­этому использовать ПО-2 можно было только ночью.(24) Первое время, когда Руфа стала летать ночью, ей казалось, что в темноте ничего нельзя рассмотреть, но вскоре она привыкла и стала видеть как кошка. Ее назначили штурманом в экипаж к Ирине Себровой, которая до войны работала летчиком-инструктором в одном из московских аэроклубов. Ира оказалась очень милой, простой и симпатичной, и у Руфы скоро сло­жились с ней хорошие, дружеские отношения.

      Время шло. Приближалась весна и время отлета на фронт.

      И вдруг произошла катастрофа...

      Экипажи летали на учебное бомбометание. Штур­маны бомбили цель на полигоне, где на земле был вы­ ложен крест из костров. Погасить костры учебными бомбами значило попасть в цель.

Мартовская ночь была темной, небо заволакивали тучи, и в воздухе невозможно было отличить, где зем­ля, а где небо,- сплошная чернота. И никаких свето­вых точек, которые могли бы служить ориентирами. Только на железнодорожном разъезде в стороне от по­лигона светились огни семафоров.