- Мотор барахлит...

Действительно, мотор фыркал, давал перебои и ни­как «не забирал».

Леля подкачивала шприцем бензин, пыталась как-то поддержать работу двигателя... А в моторе что-то стучало... Высота падала... Четыреста метров, триста...

Руфа теперь смотрела только на землю. Впереди поперек курса проходила шоссейная дорога. По ней шли машины. Садиться здесь значило тут же попасть к немцам. Уж лучше - прямо в машины...

Мотор стучал, давал перебои, но тянул все-таки... Леля старалась лететь на небольшой скорости, очень осторожно, и высота хотя и уменьшалась, но постепенно.

- Может быть, дотянем?

- Попытаемся,- неопределенно ответила Леля.

      К аэродрому они прилетели на высоте пятьдесят метров. Леля посадила самолет с ходу. И только тогда, когда она зарулила самолет на место и выключила мотор, Руфа сказала ей:

Леля, помоги мне. Я не могу вылезти...

Что с тобой?

Нога... Что-то с ногой.

- Я сейчас вызову санитарную машину,- предло­жила Тося Вахромеева, механик.- Вообще, я вижу, вас там здорово потрепали. Мотор поврежден, вон, сколько пробоин в крыле...

Она побежала за машиной.(42)

Нога у Руфы распухла и почти не двигалась.

- Что ж ты молчала? - укоризненно сказала Леля.

- А чем бы ты мне помогла?

Приехала «санитарка», И Руфу усадили в нее. Докладывая командиру полка, Леля сказала коротко:

      - Задание выполнено. Переправа повреждена. Штурман Гашева, кажется, ранена. Самолет неисправен.

Она ни словом не обмолвилась о том, что пришлось пережить им с Руфой. Бершанская посмотрела на нее долгим, проницательным взглядом и все поняла сама.

-Был сильный обстрел?

-Три крупнокалиберных пулемета. А как Гашева?

-С ногой у нее что-то.

У Руфы оказалось легкое, поверхностное ранение. Пуля скользнула по ноге и застряла в металлических прутьях сиденья. Во время полета рана кровоточила, и нога затекла.

Три дня Руфа не летала. От связного летчика из ди­визии Михаил узнал о случившемся. На следующий день, возвращаясь с боевого задания, уже на рассвете, он прошел на бреющем полете над аэродромом девушек и бросил на старт записку для Руфы.

С этих пор они стали пользоваться таким способом связи. Иногда и Руфа сворачивала с маршрута немного в сторону, туда, где находился аэродром «братцев», и посылала Михаилу воздушную почту.

Однажды Руфе сообщили, что Михаил не вернулся с задания и неизвестно, что с ним. Но уже через день Руфа получила письмо, где в обычном для него стиле Михаил писал: «Все в порядке. Немного задержался с возвращением. Просто решил выяснить, что делается на передовой, почему там наши не наступают...»(43)

На самом же деле все было не так просто и весело. На подбитом самолете он едва-едва дотянул до линии фронта и приземлился у самых передних траншей...

Наступление на Кубани продолжалось. Наши вой­ска оттесняли противника все дальше и дальше на Та­манский полуостров. К концу весны линия фронта ста­билизировалась. Гитлеровцы укрепились на так назы­ваемой «Голубой линии» - оборонительной полосе, ко­торая тянулась вдоль речек и плавней от Черномор­ского побережья южнее Новороссийска до Темрюка на Азовском море. Эта линия обороны была названа «го­лубой» именно по той причине, что проходила она вдоль водных преград.

Всю весну и лето 1943 года здесь шли жаркие бои на земле и в воздухе. В это время в небе Кубани сража­лись знаменитые асы Покрышкин, братья Глинка и многие другие летчики 4-й воздушной армии генерала Вершинина. Женский авиаполк, который теперь стал называться 46-м гвардейским, воевал на Кубани в те­чение шести месяцев, принимая участие во всех круп­ных операциях.

...В апреле станица Пашковская, расположенная под Краснодаром, утопала в белом тумане цветущих садов. На большом аэродроме стояли в капонирах ПО-2. От­сюда девушки летали бомбить врага к станице Крым­ской, к Новороссийску и Темрюку. На краю аэродрома уже возвышались четыре свежих холмика – могилы погибших летчиц. Одной из них, Дусе Носаль, было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Дуся Носаль считалась лучшей летчицей полка. Над целью, около Новороссийска, ее ПО-2, освещенный луной, был обнаружен вражеским истребителем. Враг неожиданно атаковал самолет и выстрелом из пушки (44) убил летчицу. Штурман Глаша Каширина привела са­молет на аэродром. Ей было трудно: тело убитой лет­чицы сползало вниз, давило на ручку управления.

Время от времени Глаше приходилось бросать управ­ление, вставать и подтягивать Дусино тело кверху...

Когда в полку была создана еще одна, третья, эс­кадрилья, командиром ее назначили Лелю Санфирову, а штурманом Руфу Гашеву. Девушки много летали.

Летали каждую ночь. С вечера до утра.

...Они не вернулись в ночь на первое мая. Их долго ждали, дежурили на аэродроме, но они так и не при­летели.

Праздник был омрачен. Днем десяти летчицам тор­жественно перед строем полка вручали ордена. Каж­дая подходила к столу, и командир дивизии поздравлял ее и передавал ей награду. А два ордена некому было получить, и они остались лежать на столе в красных коробочках. Два ордена Красного Знамени...

Только три дня спустя все выяснилось.

       ...Когда обстрел прекратился, Руфа еще раз огляну­лась: на земле, в самом центре развилки дорог, горела автомашина, одна из тех, которые она бомбила. Тем­ный дым клубился над дорогой.

-Посмотри, Леля, горит! Машина горит! - ска­зала она в переговорную трубку.

Но Леля не ответила, и Руфа сразу почувствовала: что-то произошло. Стояла тишина. Такая удивительная тишина, какой в полете не бывает. Эта тишина резала слух.

Она взглянула на мотор: винт замер, широко рас­кинув неподвижные лопасти. В передней кабине Леля, пытаясь запустить мотор, нагибалась, двигала рычаги.

Винт был неподвижен. Самолет планировал, теряя вы­соту, и стрелка высотомера скользила от цифры к циф­ре в сторону нуля.(45)

Наконец Леля произнесла:

- Все. Не запускается.

- Что, попали в мотор, Леля? - спросила Руфа,

хотя и так все было ясно.

- Да. Еще когда ты бомбила.

Включив свет в кабине, Руфа нашла по карте то

место, где находился самолет, и моментально опреде­лила, что до линии фронта не дотянуть.

    - Сколько остается до линии фронта? Успеем?­

услышала она Лелин голос.

Можно было сразу же уверенно сказать «нет», но так не хотелось произносить это «нет», что она, помед­лив, ответила:

     - Точно не знаю... Держи курс 80 градусов. Так ближе всего.

    - Руфа, скажи мне, сколько минут до линии фронта,- повторила Леля настойчиво.

    - Десять.

     Высота быстро падала. Было ясно: придется са­диться на территории, занятой немцами. Обе девушки разглядывали землю: под ними проплывали черные массивы леса, неширокая бегущая змейкой река, в лесу - серые прогалины.

Леля предложила выбрать для посадки одну из та­ких прогалин и подвернула самолет так, чтобы лететь вдоль нее.

Подсвети у самой земли ракетами,- попросила она.

           Зачем? Лучше в темноте... Чуть-чуть все-таки видно...

Леля не стала настаивать. Конечно, ракеты не по­могут: все равно на второй круг не уйдешь. А немцы обратят внимание. Руфа права. Лучше в темноте...

Было так тихо, что Руфа слышала, как тикают часы на приборной доске. Тишина эта угнетала. Оторвав (46) взгляд от земли, Руфа посмотрела вверх, на звезды, мерцающие в небе, на светлую полоску Млечного Пути над головой. Кто знает, может быть, она никогда боль­ше не увидит ни этих звезд, ничего...

      _ -Леля,- позвала она,- я хочу... давай с тобой простимся... На всякий случай...

      _ -Глупости! Приготовься к посадке!

      Земля приближалась. Самолет летел по центру про­галины, с обеих сторон под крыльями тянулась гра­ница леса. Ухватившись за борта кабины, Руфа сле­дила за тем, как вырастают по бокам темные стены.