2. Близко к пламени

2. Близко к пламени

г.Бломан, 300 м

В голове прояснялось. Сначала он услышал крики чаек, резкие и протяжные, затем — свист ветра среди камней и скал. Это были приятные знакомые звуки, очень успокаивающие. Но были и другие. Негромкое хриплое пение на незнакомом языке, будто ритмичное причитание или бормотание. Медведев, не открывая глаз, слушал пение, погружался в него, плыл по нему. Он знал, что это саамское религиозное песнопение — йойк. Голос Ларса, подхваченный ветром, взмывал над горами, и Медведев несколько минут вслушивался, стараясь уловить мелодию или ритм, но это было невозможно для непривыкшего слуха. Нужно тренироваться, чтобы понять йойк. Внезапно Ларс замолк, обрывая себя на полуслове. Медведев открыл глаза и увидел, что саам сидит на соседнем камне и беззастенчиво шарит в его мобильном телефоне.

— Что ты делаешь?

— А! Я… — Ларс смутился, — я проверял, не появилась ли сеть… Извини!

— Я не про это. Что ты пел?

— А! Я пел твой йойк. Нехорошо, когда человек в таких местах без своего йойка.

— Ты сочинил для меня песню?!

— Нет, он сам ко мне пришёл, и это не совсем песня. Йойк — это ты, часть тебя. Тебе ведь полегчало? Когда поёшь свой йойк, всегда становится лучше. Мне бабушка пела, когда я был маленьким, а потом я сам научился — это придает силы, защищает от плохого, лечит… — Ларс говорил так убедительно, что Медведев поверил.

У саамов много обрядов — странных, но действующих, если в них верить.

— Мне полегчало, но вряд ли я смогу так петь. Разве что ты меня научишь...

Александр встал с камня, огляделся по сторонам. Они поднялись невысоко, метров на триста, но даже с такой высоты обзор был великолепным. На севере — траулер в узкой бухточке с неправдоподобно голубой водой. Чуть дальше к горизонту — островок Венгсо, на котором так и не появились ни рыбоперерабатывающий завод, ни поселение для его работников. На западе расстилалось безбрежное море, на юге можно было разглядеть гряду скал Сёр-Квалёй, а на востоке, где так хотелось увидеть дорогу, вьющуюся вдоль побережья, и рыбацкие деревни с лодками на причале и бесконечными рядами вяленой трески — на востоке не было ничего, кроме гор, фьордов и снега. Где все люди?

С раннего утра, когда небо, всю ночь переливавшееся яростно-красным, начало наконец светлеть, Медведев страдал от головной боли и головокружения. На утренней вахте стоял капитан, но он позвал штурмана в рубку, обнаружив, что ни один прибор не работает. Радар, картплоттер, автопилот — все экраны погасли, спутниковая связь не отвечала. Вдвоём они пытались понять, что происходит, и починить оборудование, но всё было бесполезно. Молчала даже морская радиостанция: ни единого звука на шестнадцатом канале. Странная история.

Капитан Анте принёс старые штурманские карты, и пришлось вести траулер к рыбзаводу по компасу. Ситуация обескураживала. Но когда весь экипаж с изумлением уставился на нетронутый человеком берег, где еще позавчера кипела бурная деятельность, вот тогда Медведев испугался по-настоящему. Он ненавидел ситуации, которых не понимал. Его бесили вещи, которые он не контролировал. Он злился на себя за растерянность и подступавшую панику. И чем больше он злился, тем сильнее кружилась голова.

Другие тоже страдали от головных болей. Матросы ушли в свои каюты и позволили себе провалиться в забытьё. Боцман Йохан, пожилой опытный норвежец, крепился, но был бледным, как бумага, и пошатывался даже на неподвижной палубе. Анте Нюсто выглядел чуть лучше, зато его племянник был совершенно здоров. И даже больше — его глаза сияли, на щеках разгорелся румянец, отросшие за три месяца волосы полоскались на ветру. Он внимательно оглядел море и махнул в сторону соседнего острова:

— А давайте дойдём до Сёр-Квалёй и я поднимусь на Бломан? Там обычно и спутник хорошо ловит, и мобильная связь. А в бинокль можно Тромсё разглядеть.

Анте согласился с предложением племянника. Медведев настоял пойти вместе с Ларсом, ему невыносимо было сидеть на траулере и ждать. Его отговаривали, но если Медведев хотел что-то сделать, то он это делал.

***

Он приходил в беспокойство, когда хотелось выпить. На траулере выпивка была запрещена. Нет, в холодильнике всегда стояло несколько упаковок пива, и рыбаки пили его, когда выпадала возможность по-человечески перекусить в кают-компании, а не в трюме во время работы. Но они не управляли судном, да и пиво за выпивку не считалось. Медведев же пива не пил, но после вахты позволял себе несколько глотков виски перед тем, как рухнуть в койку. Он надеялся, что через шесть часов от него не будет пахнуть алкоголем, хотя наглый саамский матрос подозрительно принюхивался.

При первом заходе на рыбзавод, который располагался на островке Венгсо, капитан дал команде несколько часов отдыха. После разгрузки трюма Анте остался на судне, чтобы заняться бункеровкой и пополнить запасы воды и продуктов, а остальные пошли в заводскую зону отдыха. Они собирались помыться, сходить в сауну, постирать одежду в прачечной, посидеть в интернете, поесть в столовой горячего супа. Небольшие, как «Сага», траулеры заходили на рыбзавод для выгрузки трески раз в два или три дня, и для рыбаков наличие зоны отдыха было большим удобством.

Медведев с наслаждением сделал первый глоток из фляжки ещё до того, как зайти в сауну. Народу в ней было немного, но Ларс присел на полку рядом, словно они близкие друзья:

— У тебя что-то случилось в жизни, что ты пьёшь водку?

Медведев ушам своим не поверил:

— Что? Ты кто, психолог? — И рассмеялся.

— Я — нет, но я разговаривал с психологом. В нашей деревне многие пили, у меня отец сильно пил. А я старший ребёнок в семье, представляешь, как мне трудно было... — Ларс поглядывал на Медведева, чтобы убедиться, что тот слушает. — Несколько лет назад правительство начало антиалкогольную кампанию, построили у нас клуб трезвости, и теперь саамы пьют даже меньше, чем норвежцы. Это хорошо! В клубе психолог работает, умная женщина. Я вот совсем не пью! — добавил он с гордостью.

— Ну конечно ты не пьёшь! — ответил Медведев. — Тебе уже продают алкоголь, или ты ещё слишком мелкий? А я взрослый, и мне нравится пить!

— У тебя есть дети? — спросил Ларс так проникновенно, что Медведев взорвался:

— Это не твоё дело! Не приставай ко мне с такими вопросами! С чего ты взял, что я буду обсуждать с тобой свою личную жизнь?

Медведев надеялся, что саам отстанет, но за ужином тот подсел к нему за столик с полным подносом еды и доверительно прошептал:

— Слушай, не хочешь в клуб — можно нойда попросить, он снимет тягу. Когда дядя Анте был молодым…

— Ларс Нила Хиванд, я повторяю второй раз: я не собираюсь бросать пить, меня всё устраивает. — В доказательство он прихлебнул из фляги и крякнул.

— Если тебя всё устраивает, то почему у тебя такие глаза?

— А что не так с моими глазами? — ощетинился Медведев, хотя прекрасно знал, о чём говорит матрос.

Ларс не ответил, воткнул в уши наушники и погрузился в свой бесконечный рок.


В последнее время Медведеву совсем нехорошо было. Он думал, что любил свою работу и семью, но в прошлом году всё начало рушиться, будто из карточного домика выдернули нижнюю, самую важную, карту. Он ожидал, что переживёт развод легче, чем это оказалось на деле. Он мысленно возвращался в те времена, когда ему казалось, что у него всё нормально, и теперь, задним числом, его пугала собственная слепота. Он ошибался в стольких многих вещах, что перестал себе доверять. Он во всём сомневался и был сильно растерян. Самое ужасное, что даже спустя несколько месяцев Медведев не понимал, как ему жить дальше. А главное — как бы ему хотелось жить?

Ларс больше не заводил разговоров о трезвости, хотя Медведев перестал стыдиться запаха, который от него исходил. Недели через три капитан объявил выходной — Праздник встречи солнца — и пригласил Медведева провести этот день с ним, с Ларсом и со всеми их родственниками в саамской деревне.

***

г.Бломан, 300 м

Почувствовав, что силы к нему вернулись, а голова почти перестала кружиться, Медведев надел лыжи. Ларс снова пошёл первым, выбирая одному ему известный маршрут по восточному склону горы Бломан. Солнце немилосердно слепило глаза, отражаясь от белого снега, и красная куртка Ларса была единственным ориентиром, на который он шёл.

***

Он бывал в этих местах раньше. Тогда, в конце января, Праздник встречи солнца проводился у сейда на вершине горы. Сначала Медведев отказался идти на гору — темно и морозно, но Ларс успокоил: саамы поднимутся до седловины на снегоходах, а оттуда рукой подать до сейда.

Пока деревенские собирались, нагружая свои снегоходы и рассаживая детишек, закутанных в малицы, Медведев наблюдал за ними и пытался общаться. Старики почти не говорили на английском, зато народ помоложе и дети — почти все. Высокого, с орлиным носом, русского рыбака окружили, расспрашивая о разном и охотно отвечая на его вопросы. Настроение у всех было приподнятое, сегодня люди впервые за долгое время надеялись увидеть солнце — и это наполняло их души языческим трепетом и радостью. Медведев, хлебавший виски большими глотками из своей заветной фляги, всецело разделял эту радость, как и любой человек, живущий за Полярным кругом.

Ларс осмотрел одежду и обувь Александра, похлопал по плечам, оценивая толщину пуховика, и сказал: «Сойдёт». Сам он поверх обычной одежды надел пэск из коричневых оленьих шкур мехом наружу, туго затянул шнуры на манжетах и капюшоне, и выглядел так колоритно, что Медведев не удержался и начал снимать его на маленькую фотокамеру.

Наконец сборы закончились, и снегоходы, один за другим, зарычали, выпуская клубы дыма, и двинулись к Бломану. Медведев уселся позади Ларса, похожего в своём наряде на большого мохнатого зверя, и они пристроились за снегоходом Анте Нюсто. Но недолго они ехали в общей колонне. Через несколько минут Ларс так резко свернул вправо, что Медведев чуть не свалился с сиденья и вынужден был вцепиться обеими руками в старую оленью шкуру.

Ларс прибавил газу, мотор взвыл, и лыжи снегохода задрались вверх. «Да это просто саамское родео!» — восхищенно подумал захмелевший Медведев. Он не знал, какую дорогу выбрал Ларс, он только заметил, что все остальные потянулись по наезженному пути, обозначенному вешками, а их машина понеслась по пригоркам, иногда опасно кренясь и взметая снежные вихри, иногда теряя опору и подпрыгивая вверх. Несколько секунд свободного падения, когда замирает дыхание и сосёт под ложечкой, — и тяжёлый снегоход обрушивается на снежную целину и, взвыв, несётся дальше.