– Да?

– Я не могу уснуть.

Она повращала глазами, пытаясь понять, что происходит.

– Что я могу сделать?

– Может быть, почитаешь мне немножечко. Зажги лампу.

Ей не оставалось ничего, как слезть с гамака. Он ведь предупреждал, что может позвать ее ради этого. Но она сейчас не спала, так что для нее его просьба не создавала особых неудобств. Она знала, почему не спала. Но мучилась догадками: почему же не спит он?

Она зажгла лампу, висевшую над ее кроватью, и с лампой в руке прошла к книжному шкафу.

– Есть здесь что-нибудь такое, что вы особенно хотели бы послушать, капитан?

– Тонкий томик, на нижней полке, крайний справа. Он должен подействовать. И притащи стул. Мне нужно, чтобы читали спокойным, тихим голосом, не кричали через всю комнату.

Она секунду помедлила. Ей действительно претила идея находиться близ его кровати. Но она успокоила себя соображением о том, что он укрыт одеялом и ей не нужно на него смотреть. Ему же необходимо, чтобы она читала, и, может быть, книга окажется достаточно скучной и вызовет сон и у нее.

Она поставила лампу на обеденный стол и уселась в футе от его кровати.

– По-моему, там одна страница помечена, – сказал он, как только она разместилась на стуле. – Можешь начать оттуда.

Она нашла указанную страницу, прочистила горло и начала читать.

– «Вне всяких сомнений, что я впервые видел такие большие и округлые. Мне хотелось кусать их». («Боже, какая галиматья. От этой книги мы быстро уснем. Оба».) «Я потрогал один и услышал ее голос наслаждения. Другой попал ко мне в рот. О, небеса! О, сладость. О, удовольствие от этих сосков, от этой груди!…»

Джорджина захлопнула книгу в ужасе.

– Это… это…

– Да, я знаю. Это называется «эротика», дорогой мальчик. Не говори только, что не читал этого мусора раньше? Все мальчики твоего возраста читают, те, что могут читать.

Она понимала, что должна быть одним из таких мальчиков, но была слишком потрясена, чтобы думать об этом.

– Но я – нет.

– Опять врешь, Джордж? Тогда читай. Найдешь ее познавательной, больше ничего.

В это время она больше всего ненавидела необходимость маскироваться. Джорджине хотелось закрыть уши и не слушать о развращенности мальчиков. Но Джорджи должен быть только доволен.

– А вам нравится этот мусор, как вы выразились?

– Милостивый Боже, нет. Если бы нравился, я бы не попросил это читать, чтобы скорей уснуть.

Это было сказано поучительным тоном, что ее еще больше смутило. Но даже под угрозой пытки она не смогла бы открыть снова эту отвратительную книгу… по крайней мере не при нем.

– Если не возражаете, капитан, я бы лучше нашел для вас какую-нибудь другую скучную книгу, что-нибудь менее… менее…

– Маленький ханжа, к тому же еще и врунишка, да? – Долгий вздох раздался с кровати. – Как вижу, я не сделаю из тебя мужчину за эти несколько недель. Ладно, не важно. Понимаешь, Джордж, меня мучает проклятая головная боль. Из-за нее я не могу уснуть. Но твои пальцы могут все исправить. Подойди и помассируй мне виски, и я усну раньше, чем ты заметишь это.

Массаж – значит касаться его. И быть ближе? Она не могла встать со стула.

– Я не представляю себе, как…

– Конечно, нет, но я покажу тебе. Давай сюда руки.

Она внутренне застонала.

– Капитан…

– Проклятье, Джордж, – резко сказал он. – Не спорь с человеком, который мучается от боли. Или ты хочешь, чтобы я страдал всю ночь? – А поскольку она все еще не двигалась с места, он понизил голос, хотя его тон оставался строгим. – Если тебя беспокоит все та же болезнь, парень, выбрось ее из головы. Как бы там ни было, моя болезнь важней.

Конечно, он прав. Капитан – важней всего, она всего лишь каютный юнга. Ставить себя выше его, значит уподобиться испорченному, ни о чем не думающему ребенку.

Она медленно присела к нему на кровать.

«Выбрось все из головы, как он сказал, и, что бы ни происходило, не смотри на него».

Как только его пальцы сжали ее и направили их к его лицу, она старалась сосредоточить свой взгляд на буфете.

«Представь, – внушала она себе, – что это Мак. Разве ты не сделала бы это охотно для Мака или для любого из братьев?»

Ее пальцы были прижаты к его вискам, потом задвигались маленькими кругами.

– Успокойся Джордж, расслабься. Это же не убьет тебя.

Да она и сама так думает. Но какой сухой голос. О чем его мысли? Почему ты боишься его. Ну да, она боялась его, хотя и не могла объяснить, почему. Живя с ним рядом всю эту неделю, она не думала, что он может обидеть или ударить ее… но что из этого?

– Теперь сам, Джордж. Только делай те же самые движения.

Ушло тепло его рук, державших ее, но она ощущала тепло от его кожи под пальцами. Она касалась его. Это не было так плохо… пока он слегка не задвигался и его волосы не легли на ее пальцы. Какие мягкие у него волосы и холодные. Такой контраст. Но она ощущала большой жар. Она ощущала его в своем теле, где-то внизу, в районе бедер. Это заставило ее сообразить, что на нем не толстое одеяло, а только шелковая простыня, тонкая шелковая простыня.

Не было смысла смотреть, никакого смысла вовсе. Если он уснул? Зачем его массировать, если это уже не нужно? Он вроде всхрапнул. Хороший знак. Но она не слышала, чтобы мужчина всхрапывал только один раз. Может быть, он не храпит. И может быть, уже спит.

«Посмотри! И делай вывод!»

Она посмотрела… но не смогла сдвинуться с места. Мужчина не шевелился. Глаза закрыты. Губы искривились в чувственной улыбке. Быть таким красивым грешно. Он не спал. Он просто наслаждался ее прикосновениями… О, Боже! Это накатывало на нее волнами. Жар, слабость. Она убрала руки. Он быстро схватил их – она пискнула, и медленно вернул не к вискам, а к щекам.

Она покрыла руками его щеки и смотрела в его глаза, горячие, зеленые, гипнотизирующие глаза. А потом это случилось – губы к губам, его к ее, закрытые, открытые, горячие. Она тонула в ощущениях, которые увлекали все глубже и глубже.

Сколько времени прошло, Джорджина не знала, но вдруг она осознала, что происходило. Джеймс Мэлори целовал ее со всей страстью мужчины, а она целовала его так, будто вся ее жизнь вкладывалась в этот поцелуй. Как она себя чувствовала? Хуже, чем до этого, но это было приятно, прекрасно, хорошо. Хорошо? Нет, что-то нехорошо. Он ее целует… Нет, он целует мальчика Джорджи!

Ей стало жарко, потом холодно от шока. Она оттолкнулась от него. Но он быстро схватил ее. Она пыталась прервать поцелуй. Но и этого было достаточно.

– Капитан! Стойте! Вы с ума сошли? Я…

– Заткнись, моя дорогая девочка. Играть в эту игру я больше не могу.

– Какую игру? Вы действительно спятили! Нет, стойте!…

Она была притянута на него, потом оказалась под ним, прижатой его весом к мягкой кровати. Какой-то момент она не могла думать. Знакомое ощущение подташнивания, но такое приятное теперь, увеличивалось. И вдруг словно опамятовалась: «дорогая девочка»?

– Вы знаете! – выкрикнула она, толкая его в плечи, чтобы заглянуть ему в лицо. – Вы все знали, да?

Джеймс никогда в жизни не переживал подобного блаженства. Но он еще не дошел до того, чтобы совершить такую ошибку, как признание.

– Хотел бы знать, – сказал он, держа ее за плечики.

– Тогда как?… О!

Она склонилась к нему, а его рот работал над ее шеей и перешел к уху. Его язык трудился над ухом. Ей было очень приятно, она задрожала.

– Да дело не в этом, маленькая лгунишка.

Она услышала его глубокий смех и почувствовала, что улыбается в ответ, и это удивило ее. Ей следовало побеспокоиться в связи с ее разоблачением, но когда его рот был прижат к ее, она ничего не могла. Ей нужно было бы прекратить все это. Но его рот прижат к ее. В ней не было ни сил, ни желания сопротивляться.

Она затаила дыхание, когда он одним рывком сдернул с нее кепку и длинные черные волосы покрыли всю подушку, разоблачив ее полностью. Но она уже заботилась не об этом, а о том, о чем думают в таких случаях женщины: не слишком ли он разочарован тем, что увидел. А он рассматривал ее в упор, и его зеленые глаза встретились с ее глазами и снова загорелись страстью.