„Nu, má-li cenu bohatým být,
ale nikdy se dobře nenajíst, nenapít
a pouze peníze jen hromadit?
A na co? Umřeme, vždyť všechno zanecháme.
Pouze se jen mučíme, a zostouzíme.
Ne, pokud bych bohatství měl v úděl,
nejen rubl, tisíců bych nelitoval,
abych žil luxusně, honosně,
O mých hostinách by daleko bylo slyšet;
A  ještě bych druhým dělal dobro.
A život skoupých boháčů se mukám podobá“, -
Tak přemýšlel Nuzák sám se sebou,
v přízemní chatičce, leže na holé pryčně,
když najednou k němu trhlinou proklouzl,
někdo říká, že čaroděj, někdo, že démon;
to druhé je přesnější,
z toho, co se stane to bude jasnější;
Objevil se, a takto začal: “Chceš být bohatý,
slyšel jsem proč; posloužím příteli rád.
tady máš měšec, je v něm desetirubl, ne víc;
vyndáš jen jeden, a už tam bude další.
Takže, příteli můj,
zbohatnout je teď jen Tvá vůle.
Vezmi ho tedy a bez počítání si ber,
dokud budeš potřebovat;
Ale věz jen:
Nesmíš utratit desetirubl ani jeden,
Dokud měšec nehodíš do řeky“.
Řekl a nechal Nuzáka s měšcem samotného. 
Nuzák se málem pomátl radostí,
Ale jen se vzpamatoval, vzal si měšec do parády,
a co? – Věřit se mu nechtělo, že to nebyl sen:
Ledva vyndal desetirubl,
už v měšci zacinkal další.
„Ach, nechť mé štěstí trvá do rána!“
Nuzák náš si říká:
„Nasypu si hromadu desetirublů,
a zítra budu bohatý,
a  začnu žít, jako požitkář“.
Leč ráno přemýšlí jinak.
„Pravda je“, říká, „teď jsem bohatý;
také, kdo blaho nemá rád!
A proč bych neměl být dvakrát tak bohatý?
Jakápak lenost, jen
nad měšcem strávit alespoň den!
Zde na můj dům, na služebnictvo, na daču;
nu, budu-li nakupovat, mohu vesnice,
byl bych hloupý, kdybych šanci promeškal?
Tak udržím kouzelný měšec;
budiž tak, ještě využiji
jeden malý den;
A, mimochodem, vždyť prožít všechno stihnu.“
Uplyne den, týden, měsíc, rok a
nuzák můj ztrazil o mincích přehled;
mezi tím skromě jí, a skromě pije;
ale sotva uplyne den, je zase v práci.
Den končí, a, podle jeho propočtů,
stále mu něco chybí.
Sotva chce měšec odnést,
srdce se mu svírá;
přijde k řece, zas se vrací.
Jak je možné, říká, měšec nechat na pokoji,
když mi zlato řekou samo přitéká?“
A nakonec, Nuzák můj zešedivěl,
nuzák můj pohubnul;
Jako jeho zlato, Nuzák můj zežloutl.
Už ani po okázalosti nepátrá;
zeslábl, a je křehký; zdraví a klid,
přišel o všechno, ale stále třesoucí se rukou
z měšce desetiruble tahá.
Stále tahal a tahal…  a jak skončil?
Na pryčně, kde svým bohatstvím se kochal,
na té samé pryčně také skončil,
dopočítávaje svůj devátý milión.
“Ну стоит ли богатым быть,
Чтоб вкусно никогда ни съесть, ни спить
И только деньги лишь копить?
Да и на что? Умрем, ведь все оставим.
Мы только лишь себя и мучим, и бесславим.
Нет, если б мне далось богатство на удел,
Не только бы рубля, я б тысяч не жалел,
Чтоб жить роскошно, пышно,
И о моих пирах далеко б было слышно;
Я даже делал бы добро другим.
А богачей скупых на муку жизнь похожа”, —
Так рассуждал Бедняк с собой самим,
В лачужке низменной, на голой лавке лежа.
Как вдруг к нему сквозь щелочку пролез,
Кто говорит — колдун, кто говорит — что бес;
Последнее едва ли не вернее —
Из дела будет то виднее;
Предстал, и начал так: “Ты хочешь быть богат,
Я слышал для чего; служить я другу рад.
Вот кошелек тебе: червонец в нем, не боле;
Но вынешь лишь один, уж там готов другой.
Итак, приятель мой,
Разбогатеть теперь в твоей лишь воле.
Возьми ж — и из него без счету вынимай,
Доколе будешь ты доволен;
Но только знай:
Истратить одного червонца ты не волен,
Пока в реку не бросишь кошелька”.
Сказал — с кошельком оставил Бедняка.
Бедняк от радости едва не помешался;
Но лишь опомнился, за кошелек принялся,
И что ж? — Чуть верится ему, что то не сон:
Едва червонец вынет он,
Уж в кошельке другой червонец шевелится.
“Ах, пусть лишь до утра мне счастие продлится!”
Бедняк мой говорит. —
Червонцев я себе повытаскаю груду,
Так завтра же богат я буду —
И заживу как сибарит”.
Однако ж поутру он думает другое.
“То правда, — говорит, — теперь я стал богат;
Так кто ж добру не рад!
И почему бы мне не быть богаче вдвое?
Неужто лень
Над кошельком еще провесть хоть день!
Вот на дом у меня, на экипаж, на дачу;
Но если накупить могу я деревень,
Не глупо ли, когда случай к тому утрачу?
Так удержу чудесный кошелек;
Уж так и быть, еще я поговею
Один денек;
А, впрочем, ведь пожить всегда успею”.
Но что ж? Проходит день, неделя, месяц, год —
Бедняк мой потерял давно в червонцах счет;
Меж тем он скудно ест, и скудно пьет;
Но чуть лишь день, а он опять за ту ж работу.
День кончится, и, по его расчету,
Ему всегда чего-нибудь не достает.
Лишь кошелек нести сберется,
То сердце у него сожмется;
Придет к реке, — воротится опять.
“Как можно, — говорит, — от кошелька отстать,
Когда мне золото рекою само льется?”
И наконец, Бедняк мой поседел,
Бедняк мой похудел;
Как золото его, Бедняк мой пожелтел
Уж и о пышности он боле не смекает;
Он стал и слаб, и хил; здоровье и покой,
Утратил все; но все дрожащею рукой
Из кошелька червонцы он таскает.
Таскал, таскал... и чем же кончил он?
На лавке, где своим богатством любовался
На той же лавке он скончался,
Досчитывая свой девятый миллион.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: