Она, конечно, превысила норму времени для лекции, но никто ни словом, ни жестом не дал ей этого понять. И, заканчивая свое выступление, вдруг возвысив голос, четко выделяя каждое слово, Ольга произнесла:
— Поверьте, товарищи, пусть не сегодня, не завтра, но настанет, настанет не в таком уж далеком будущем час, когда мы этот страшный недуг одолеем. — Она перевела дыхание и взглянула в зал расширенными счастливыми глазами. — Вот так, как вы одолели напавших на вас бандитов!
В ответ на ее слова сидящие в зале вдруг разом встали и неистово зааплодировали, будто происходила здесь не лекция, а митинг.
Когда, ответив на множество вопросов, Ольга наконец опустилась на свободный стул рядом с мужем, раскрасневшаяся, радостно возбужденная, он положил на ее нервно сжатую в кулачок кисть свою ладонь, шепнул: «Молодец!» — и в ответ получил быстрый, лучистый, полный благодарности взгляд.
Когда они выходили из зала, Антонов спросил:
— Как твоя нога?
— Какая нога? — не поняла Ольга.
В каюте капитана стол был накрыт к ужину. Хозяева — капитан, помполит и стармех сияли улыбками, свежими крахмальными воротничками, и даже медные пуговицы их кителей поблескивали как-то особенно значительно и торжественно. Ольга смотрела на моряков восхищенно, оценив то, что ради них, Антоновых, прежде всего ради нее, командиры судна переоделись в парадную форму, словно явились на важный великосветский раут.
Торжественность провозглашала себя в каждой детали: в строгом порядке разложенных приборов и расставленных тарелок, в накрахмаленных салфетках, возвышающихся перед каждым прибором острыми жесткими колпаками, и, наконец, в щедром подборе закусок, возможных для не столь уж богатого капитанского бюджета. Впрочем, для Антоновых это были настоящие деликатесы, от которых они начали отвыкать — жирно, с матово серебряным отливом поблескивала селедка, щекотал ноздри острый запах бочковой капусты, которая янтарной горкой возвышалась в глубокой тарелке, нарезанная щедрыми кусками сочилась чистым, как слеза, соком нежная семга, в глиняном горшке дымилась крупная, сахарно рассыпчатая, явно не здешняя, картошка…
— Прошу, дорогие гости, за стол! — пригласил капитан, сделав широкий жест рукой.
«Быстро отсюда не выберешься», — с грустью подумал Антонов, заметив батарею бутылок на маленьком столике поодаль. А как же вечер по случаю дня рождения? Почему-то на этот визит в ресторан он возлагал смутные надежды: возьмут и объяснятся по-доброму, как когда-то, и все встанет на свое место.
Судя по расслабленно удовлетворенной улыбке, с которой хозяин оглядывал стол, Глеб Григорьевич был рад предстоящему застолью. Несомненно, рады были и приглашенные на ужин его помощники, — такие гости, как супруги Антоновы, на «Ангарске» не часты.
— За последние полгода у нас на борту дама впервые, — признался капитан, не замечая маячившую перед его глазами мощную грудь немолодой буфетчицы, которая принесла несколько охлажденных до испарины бутылок боржоми и бутылку «Твиши». Бутылку эту поставила перед Ольгой, бросив на гостью быстрый, оценивающий и недоброжелательный взгляд.
Один за другим произносились тосты, но стопка капитана неизменно оставалась опорожненной всего наполовину. Антонов заметил, что и его помощники только пригубляют рюмки. И разговор за столом идет серьезный, заинтересованный, все больше об Ольгином выступлении.
— За ваши научные успехи, Ольга Андреевна! Большое дело делаете, большое! Важней других дел! — сказал капитан и поднял свою стопку, подержал задумчиво на весу, глядя на тарелку: — В моей семье трое от рака погибли… — добавил тихо.
И опять лишь пригубил, а его подчиненные только чокнулись. Батарея бутылок, грозно поблескивающая в сторонке, оставалась непочатой.
Капитан вдруг обратился к Ольге:
— Что-то вы, мадам, не хотите воздать должное моему вину. Игнорируете! А ведь это «Твиши», марочное! Превосходное вино! Специально для вас велел принести — последнюю в моих запасах бутылочку.
— Да, но ведь вы тоже… игнорируете… — начала Ольга, но капитан ее перебил:
— Не пьем, хотите сказать? — Он довольно улыбнулся. — Просто такой у нас на судне порядок. В море не пьем. Служба!
«Может быть, именно потому, что на «Ангарске» никогда не забывают о службе, и сумели дать мгновенный отпор бандитам», — подумалось Антонову. Он пригляделся к капитану: а ведь, несмотря на сеточку таких «добрых» морщинок у глаз, глаза-то у него жесткие, капитанские, не терпящие прекословия, их наверняка побаиваются эти два молодых петушка, хотя за его спиной и посмеиваются над сентиментальностью «старика». Да и не сентиментальность это — обыкновенная человечность.
Антонов вдруг спохватился, взглянул на часы: пора! Полчаса на прощание, час добираться до берега… Решил слукавить: мол, в городе вечером важная деловая встреча, пора прощаться, и бросил призывный взгляд в сторону жены, ища ее поддержки. Она-то знала, что никакой деловой встречи в Алунде не предвидится, что просто намечен поход в китайский ресторан. Но Ольга, подняв на мужа погрустневшие глаза, не произнесла ни слова.
Глеб Григорьевич огорченно крякнул:
— Мы ведь только-только, так сказать, приступили, Андрей Владимирович. Как же так? Я коку приказал свежих эклеров напечь. Специально для вас. Он отличные эклеры делает.
Капитана решительно поддержал помполит:
— Скоро стемнеет, а волнение моря усилилось. Небезопасно будет. К тому же после захода солнца полиция часто обстреливает шлюпки на рейде, с пиратством борется.
— Что же нам делать? — растерялся Антонов.
Капитан шутливо скривил губы:
— Объявим вас нашими пленниками. А завтра утром отправимся вместе… в полицию. Все равно нам с вами, Андрей Владимирович, надобно туда явиться. — Он обратился к Ольге: — Как вы, Ольга Андреевна, согласны быть нашей пленницей на ночь?
Ольга весело тряхнула головой:
— На ночь? Согласна!
Все засмеялись, и Антонову стало ясно, что вопрос решен. Да он и не возражает. На судне, где работает центральный кондиционер, ночевать будет куда приятнее, чем в жарком отеле с пышным названием «Парис».
— Пусть будет так, — сказал он. — Отложу встречу до завтра. Тем более что сегодня у Ольги Андреевны…
Он осторожно взглянул на жену. Ольга поспешно выкинула вперед руку с растопыренными пальцами, словно хотела закрыть мужу рот, глаза ее гневно сверкнули.
— Вы не договорили! — поддержал Антонова капитан. — Так что же у Ольги Андреевны? Уж не день ли рождения?
Пришлось признаваться. И хотя Ольга не из тех, кто любит себя навязывать другим, в этот раз, как показалось Антонову, была рада принимать от воодушевленных ее присутствием морских командиров поздравления и выслушивать их комплименты.
Стармех, отлучившись на несколько минут, вернулся с подарком. Протянул Ольге небольшую коробку:
— Это вам!
Ольга сняла крышку. В коробке оказалась модель океанского судна, сделанная с большой точностью из мякоти кокосового ореха.
— Наш «Ангарск», — пояснил стармех.
— Неужели это вы сами? — изумилась Ольга.
— Нет, у нас на судне свой умелец есть.
Капитан подошел к письменному столу и, повозившись в одном из ящиков, извлек из него голубой лист с золотым тиснением. Это была грамота, изображающая Нептуна с трезубцем, которая выдается тем, кто впервые пересекает экватор. Хотя Антоновы на «Ангарске» экватора не пересекали, пусть грамота будет им памятью об их визите — на ней и подпись капитана и печать судовая. Так решил капитан.
Он сел за стол, нацепил очки.
— Вам как писать, общую на двоих, или…
— Можно общую! — согласился Антонов.
Но Ольга вдруг запротестовала:
— Лучше по отдельности! Фамилии-то у нас разные… Торжественно, как правительственную награду, вручил грамоты сперва Ольге, потом Антонову.
— Если бы я знал заранее, что будет такое совпадение — ваш день рождения! — вздохнул капитан. — Я бы…
— Ну и что бы вы? — поддразнила его чуть захмелевшая Ольга. — Что бы сделали?
— А что бы вы хотели?
Ольга на мгновение задумалась, по-детски прикусив губу и наморщив загорелый лоб.
— Я бы хотела… я бы хотела… оказаться сейчас в Москве, увидеть маму, дочку, хотела бы услышать их голоса…
Капитан грустно покачал головой:
— Если бы я был волшебником! Увы!
Буфетчица принесла на подносе свежие, только что выпеченные эклеры, маленький самовар и расписные под русский стиль чашки.
Капитан прошелся по каюте, заглянул в окно, некоторое время постоял около него, прижавшись к стеклу лбом.
— Гребешки пошли… — произнес озабоченно. — Хорошо, что мы вас не отпустили.
Подошел к стармеху и что-то тихо сказал ему. Тот кивнул и вышел.
— Ну а теперь, дорогие гости, отведаем нашего чайку из самовара.
И капитан снова опустился в свое кресло во главе стола.
Чай был душист, эклеры только что из печи — горячи и аппетитны. На подносе их было несколько десятков, и Антонов решил, что может вполне удовлетворить свою детскую слабость к пирожным.
Он доедал уже третий эклер, когда вдруг увидел, что дверь в капитанскую каюту чуть приоткрылась и в проеме сверкнули глаза стармеха. Он делал ему какие-то знаки, судя по всему, приглашая выйти из каюты.
Когда Антонов вышел, стармех, заговорщически понизив голос, потребовал:
— Говорите телефонный номер матери вашей жены. Сейчас как раз сеанс прямой связи.
— Неужели соедините?
— Попробуем…
Капитан все-таки оказался волшебником, он совершил чудо. Прошло всего четверть часа, когда на тумбочке недалеко от капитанского кресла вдруг зазвонил телефон. Глеб Григорьевич медленно протянул руку к трубке, медленно приложил к уху:
— Капитан!
Молча выслушал по телефону чье-то сообщение, кивнул:
— Спасибо! — поднял серые серьезные глаза на Ольгу. — Кажется, вы мечтали услышать голос вашей матери? Пожалуйста, она на проводе. Только вам придется подняться в радиорубку.