Вот только тронуться домой, о чем я мечтал в горячке после боя, мне пришлось не сразу. Сначала было еще одно совещание на высшем уровне. С взаимными угрозами, криками, попыткой пересмотреть договорные условия… Кое в чем все же пришлось уступить противнику. Но это разборки местных владетелей, а то, что причиталось по договору лично мне, я получил без разговоров.

Вот и опять я на дороге. Наш обоз растянулся шагов на триста, да и не мудрено, восемь телег, груженых товаром, людей, бредущих за телегами еще человек тридцать, и я впереди, на лихом мм.. мерине.

Поразмыслив, не стал я брать плату за бой в виде недвижимости даже в престижном месте. Договорился с Ильичем, что вместо постоялого двора, он отдаст мне четырех лошадей с телегами и кое - какого товара. Соль, которую привезли мужики на рынок, тоже обменяли на мыло, ткани, инструменты и книги (последние две позиции - заказ Юры). А для работников набрали приличной одежды, обуви и продовольствия. Ремесленников Ильич подобрал с хорошими специальностями: кузнецов, столяра, ткачей, кожевенника, печных дел мастера и даже механика. Женщины тоже присутствовали. Все швеи и, как главное, пополнение женского населения поселка. А постоялый двор, ну что такое недвижимость? Вот люди - это главное, а недвижимость они сами создадут, земли у нас хватает.

Ехал, задумавшись, и не заметил, что Ворон прибавив ходу, оторвался от обоза на значительное расстояние, так что из-за кривизны дороги никого за спиной я не увидел. А Ворон все прибавлял ход. С чего это он? Попробовал придержать – ни в какую не останавливается, и тут только я заметил серые тени, мчащиеся вдоль дороги по подлеску. Понятно, собачки преследуют. Дорога под копытами Ворона сделала очередной поворот. А я попытался прицелиться на скаку из «каштана», нет, не получится снять даже пары собак, только боеприпасы истрачу зря, стоит пораскинуть мозгами… и тут я почувствовал удар и дикую боль в затылке. «Пораскинул» ,- мелькнуло в голове, и я погрузился в темноту.

Очнулся и, не открывая глаз, пытаюсь пошевелиться, нет, не получается. Похоже, я крепко связан. Открываю глаза и вижу своего старого знакомого - пегобородого разбойника, который в прошлом году дважды пытался меня ограбить и дважды был ограблен сам. То есть, не ограблен, просто оружие у него отбирали, а его подельников лишали жизни. Самого вожака я по какому-то непонятному даже мне самому капризу не прибил, вот теперь расплачиваюсь. Знакомец примерял мои отличные сапоги на свои заросшие грязью мослы да еще напевал при этом:

- Левая и праавая.

-Два сапожка параю.

Заметив, что я на него смотрю, он довольно крякнул: «Это хорошо, что ты очнулся», – и улыбается мне во весь щербатый рот. Сволочь. Что-то мне не верится в доброту разбойничка с большой дороги и, точно, следующая фраза отмела все сомнения: «Да, хорошо, а то неинтересно, если собачки рвать тебя бесчувственного будут». Словоохотливый разбойничек продолжал рассуждать: « Нет, люди ненадежны, то предадут, то не учуют добычу, с собачками оно надежней».

– И как же тебе это удалось? – спрашиваю, чтоб потянуть время. Тать, взглянув на собачью стаю, смиренно дожидавшуюся своей доли в стороне, и развернувшись ко мне, стал рассказывать:

- Приручил, честное слово, приручил, а как до дележа дело доходит, мне - продукты и вещички, а им мяско достается.

– Чем же это ты меня достал? – сказал я, невольно поморщившись от боли.

– Не поверишь, как ты меня без орудия производства оставил, так я, вырезав себе дубинку, учился ее метать. Голод не тетка, через месяц научился и теперь без хвастовства скажу: летящую птицу за сорок шагов на лету сбиваю. Интересно, как он в небе шаги отмеряет?

Видимо пегобородый, живя в собачьем сообществе, соскучился по беседе с себе подобными, и так увлекся, что не заметил, что его подопечные проявляют беспокойство. Вожак даже тявкнул вопросительно, но увидев, что тать не реагирует, стая, молча снялась и скрылась в ближайшем подлеске. Разбойник, ничего не заметив, продолжал:

- А вот намедни загнали собачки в ловушку трех сельских… да вкусно мы тогда пообедали, жалко лошадке вожак сразу брюхо распорол.

Похоже, он еще и с собачками трапезу делит, человечинкой при случае лакомится.

– Ах, какая у них самогоночка…

Договорить о дегустационном качестве хмельного он не успел. Из кустов, прилегающих к обочине дороги, донесся выстрел, и тать с простреленным лбом завалился на бок.

« Чего ж ты, Василич, от обоза оторвался? Мы как увидели, что тебя за поворотом не видно, дунули со всей дури, а как собачек увидели по кустам подобрались», – за вечерним чаем с укоризной в голосе пояснял мне Щербатый. «Ты своего Ворона совсем распустил, надо его тебе на нетрусливого коня поменять», – поучал меня Мишка. Я посмотрел на Ворона, нет, не могу я его осуждать, конь он славный. Ни грохота выстрелов не боится, ни встречного конного боя, даже к волкам относится довольно спокойно, но собаки - это его слабость, и в конечном итоге я сам виноват, что сразу не заметил облавы.

Я поблагодарил бойцов за спасение. Кстати, насчет бойцов. Со мной из Полиса подрядилось ехать пятеро наемников из моего отряда гладиаторов. Польстились на предложенные мной условия, да и главное, поверили в мою удачливость.

Наутро пошел дождь, к полудню превратившийся в ливень. Не успели мы до сезона дождей добраться до дома. Хорошо еще плащи и накидки на всех закупили в Полисе. По тракту мы еще два дня неплохо передвигались, питаясь на стоянках вяленым мясом и сухарями. Костры разжечь не было никакой возможности. А вот когда свернули с тракта на поселковую дорогу, началась настоящая сказка. Колеса телег намертво застревали в вязкой глине, люди неся на сапогах пуды грязи, пытались помогать лошадям. Короче, пятикилометровый отрезок пути мы преодолевали половину дня. Остановился я в поселке на пару суток отдохнуть и подождать немного, может дождь утихнет. Так что в Степаново попал только через четверо суток после того как вернулся на родину.

Поздним вечером мы с Щербатым доехали до места сельского схода – мой дом был уже рядом, когда Мишка - неугомонная скотина, решил постучать в било и разбудил всю округу. Люди выскакивали из домов, кто с оружием, а кто с ведрами, пожар, наверное, вообразили (вот умора, в такой-то дождь!). Впереди всех мчался взъерошенный Юра. Он первый и заключил меня в свои объятья. А затем и моя Настена, пробилась сквозь толпу, похоже, в селе были искренне рады моему возвращению, но я так устал, что попросил все вопросы отложить на завтра, меня поняли, и площадь через малый промежуток времени опустела. А Юра меня сразу в дежурную баню повел, пока бабы гоношили вечернюю трапезу, мы успели помыться и обсудить самые главные новости…

- Молодец, Степан! Вроде и не слушал, когда я соловьем заливался, описывая тебе порядки времен Римской империи, а все равно на ус наматывал. Ты прав, когда-нибудь мертвый город исчерпает свои ресурсы и люди пойдут искать себе доли в другие места, только думаю, произойдет это не при нашей жизни, – со вздохом окончил свой монолог Юра. Мы вышли из бани и через все село направились к моему дому. Вот и контрастный душ приняли – схохмил Юрий Петрович, когда мы мокрые ввалились в избу.

Дома собрались маленькой компанией: Юра со своей супругой, ну и мы с Настеной. Стол был заставлен домашней снедью. Пока мы мылись, наши бабенки постарались на славу. Тут и домашние пироги ,и капустка квашенная, и рыбка копченая,и окорок от домашней свинки, запеченный в русской печи, и уха с налимьей печенью, и многое другое, хмельного тоже было вдосталь, даже бутылку коньяка из заначки жена достала. Жена Юры все интересовалась, как там Митька, не болеет ли, не ранен. Да и кому еще о нем беспокоиться, кроме родной сестры? Жену он выгнал – паскудой оказалась и на передок слаба. Родители убиты. Я все ж надеюсь, он себе найдет подругу в Приморье. Без семьи мужик - сирота.

После ухода гостей я проведал своих детишек. Малыши мирно посапывали в колыбельке, насосавшись материнского молока, лишь иногда хватая воздух руками, как будто карабкались в гору, впрочем, так оно и есть, карабкались, преодолевая очередную высоту - взрослели. Настена как раз стелила нам в горнице и замерла, когда я, подойдя к ней со спины, крепко прижал к себе. А дальше что было, касается только нас двоих, скажу только, что соскучились мы очень, друг по другу.