Старик вдруг пробормотал что- то себе под нос, сердито плюнул в мою сторону и, вскочив на пасущуюся рядом лошадку, галопом поскакал на восход солнца.

Булат захрипел, последний раз дернулся, как бы в попытке снятся с кола и затих.

Страшная смерть, но… пора заняться собой, а то еще неизвестно, сколько мне еще мучиться придется. Вон стервятники уже кружат и с каждой минутой их число возрастает. Наверное, созывают свою родню:

- Обед, вкусный обед! Брр…жутко.

Попытки оторваться от земли ни к чему не привели, я был накрепко связан и распят сыромятными ремнями, которые крепились на глубоко вбитых кольях. Пробовал расшатать колья – бесполезно, только последние силы уходят. Мне очень хотелось пить. Солнце высушило мои кожу и мозг, иначе бы сразу вспомнил, что после последнего пленения я вживил под кожу левого предплечья кусок пластика с заточенными по кромке краями. Вовремя я вспомнил, сыромятный ремень, медленно ссыхаясь, все туже сжимал мою шею, так что мне пришлось очень постараться, чтобы достать зубами до предплечья. Захватив кусок кожи в нужном месте, я рванул со всей дури и чуть не потерял сознание от боли, но все же удержал окровавленный кусок пластика в зубах. С трудом перепилив ремень, стягивающий мои предплечья, я смог поднести связанные кисти рук к лицу. После того как освободились руки, мне не составило труда перепилить ремни на шее и на ногах.

Наконец, я освободился от пут и в первую очередь заполз в тень, отбрасываемую крутым склоном небольшого холма. Стоило обдумать мое положение. Но жажда затмевала мой разум, я решился лететь на поиски воды в дневное время. К счастью, я знал, где находится ближайший источник воды.

Уже через три часа я жадно пил чуть солоноватую воду из небольшого озерка. Напившись, наконец, я спрятался в тени невысокого деревца и стал обдумывать, что мне делать. По идее можно было вернуться на базу, лететь ночами, а днем отсыпаться в укромных местах. Но я отказался от этой мысли. Слишком большое расстояние, а у меня нет пищи, одежды и оружия. Все это можно было бы получить, ограбив одинокого путника, но что-то мне подсказывало, что одинокие путники вряд ли будут прогуливаться по разоренной войной местности. Поэтому вместо северо-запада я полетел на север.

Путешествие вышло не из легких, я страдал от жажды и голода, за три дня я только дважды смог напиться воды и съел одного дурного суслика, который попался мне на глаза и, подчинившись моему приказу, чуть сам не запрыгнул мне в рот.

Я облетел стороной одно большое становище и, наконец, увидел какое-то подобие дороги, это была первая удача с начала моего путешествия. Около степной дороги просто обязаны быть источники воды. А у источников при дороге изредка останавливаются одинокие путники. Сил у меня хватило, только на то чтобы долететь до первого водоема при степной дороге.

За три дня, что я провел в засаде, ни одного человека на дороге не появилось. С одной стороны это радовало – возможно, я и успею к сроку «зачистить» планету, но с другой стороны моему желудку было от этого не легче, попросту жрать хотелось до умопомрачения. За эти три дня мне удалось поймать двух мелких земноводных обитателей пруда и приманить к себе случайно забредшего на огонек дохлого кролика, ну, не в смысле умершего, а просто очень тощего. Да и огня у меня не было. Пришлось жрать его без тепловой обработки.

Под вечер четвертого дня на дороге, как по заказу появился одинокий всадник…

Глава 9.

На поиски стада мы выехали под вечер. Из своих бойцов я взял только Мишку Щербатого. Он охотник приличный, следопыт и снайпер.

Сотня рассыпалась по степи с таким расчетом, что всегда можно было видеть своего соседа слева. Так мы ехали до глубокой ночи, никаких следов стада так и не обнаружив. Ночевали, разобравшись на три отряда. Я оказался с центральной группой, а Юсуп крайним слева, верстах в пяти от меня. Он передал мне с гонцом, что на рассвете отряд двинется в юго-западном направлении. Но на утро ехать почти не пришлось, через полчаса после выезда на юго-западе заметили огромное пылевое облако, которое медленно перемещалось в нашу сторону. Столько пыли могло поднять в воздух только очень большое стадо животных. Через некоторое время сотня собралась в единую группу. Юсуп с бойцами что-то долго обсуждали. Затем старшина подъехал ко мне и указал на курган, должный разделить на две части движущееся на него огромное стадо. Потом ткнул пальцем в меня и Щербатого. Понятно, хочет, чтоб мы с Мишкой забрались на курган. Через полчаса мы уже маскировали свои позиции, а лошадей пришлось отдать коноводу, впрочем, своего Ворона, я отправил с обозом. А за чужих лошадей не стоит беспокоиться.

-К полудню стадо уже охватывало все пространство перед курганом на несколько верст в обе стороны. Табунщики пока не замечали наших воинов, искусно прятавшихся в складках местности. Внезапно я заметил, что не только мы такие умные. К кургану, рассекая стадо, скакало с десяток табунщиков. – Не спеши, подпустим поближе, стрелять будешь, как они от коней отойдут, до средины склона, - прошептал я Щербатому. Внизу остался только один коновод, а девять спешившихся воинов гурьбой карабкались на курган.

– Сними сначала коновода, - Мишка в ответ лишь кивнул и снова прильнул к своему винторезу. Пора начинать бой, и я длинной очередью из автомата почти в упор срезал поднимавшихся на курган степняков. Одновременно со мной выстрелил Щербатый и снял коновода, лошади, почуяв свободу и кровь, в страхе разбежались. Мишка разрядил обойму в тот же момент, когда у меня закончились патроны. Пока я менял магазин на меня накинулись двое оставшихся в живых табунщика. Но я успел. Одного подранил, а второго снял мой напарник. Тот подраненный еще попытался достать меня кинжалом, подползая ко мне с перебитыми ногами. «Ух, какой молодец - воин!» - подумал я и вбил ему в пасть приклад. Так, а что там с остальными? Остальным было или очень плохо, или совсем никак. Двое еще шевелились, и я их добил, остальные не двигались. Так, посмотрим, что там внизу? А внизу по всему фронту движения животных кипели схватки. Гремели выстрелы, и всадники сходились в рукопашной. К нам на курган карабкалось еще десяток табунщиков, понимали, что овладев горкой, можно на ней отсидеться да и уничтожать врага отсюда удобней. Но мы с Мишкой тоже не лыком шиты. Он сшибал бойцов одного за другим, да и я патронов не жалел, в результате только трое в панике спустились вниз, но не успели даже вскочить на лошадей, как Щербатый методично и неторопливо снял их одного за другим. Бой затихал и Мишка, приподнявшись, решил оглядеть окрестности. Я после долго себя винил, стукало же меня самого за торопливость. А тут даже слова не успел сказать, когда один из притворившихся мертвым табунщиков метнул в Мишку нож и сразу же кинулся на меня. До меня он добежать не успел, очередь просто переломила его пополам. А когда я оглянулся на своего напарника, он уже отходил. Нож, впившись в шею, перерезал ему яремную вену. Вот и отгулялся мой напарник. А я ведь даже не знаю, есть ли у него дети? Гуляка, задира и надежный в бою боец. Легко шел по жизни и умер легко в бою.

Похоронил я Мишку прямо на кургане, выкопав глубокую яму, и поставил на могиле крест.

Вечер, солнце уже зашло, мы сидим с мурзой на кошме и пьем самогон. Нализались уже знатно, а все отойти не можем. Молчим и пьем. Наконец, мурза разлепил тонко сжатые губы:

- Жизнь состоит из потерь, но очень больно, когда от тебя отрывается очередной кусочек плоти.

– Крайней?

- Что крайней? - переспросил мурза. А потом побагровел, стал приподниматься… Ну все, мандец. Спьяну у меня всегда всякая дрянь с языка сыплется. Но мурза, приподнявшись, сразу же рухнул на кошму и оглушительно заржал.

- Уй, бача, сапсем насмешил старика,- он крепко хлопнул меня по плечу. – Правильно говоришь, никогда не надо долго горевать – они на нас сверху смотрят и смеются вместе с нами, когда мы смеемся, и плачут, когда рыдаем мы. Давай выпьем за умерших близких нам людей!