ГЛАВА 1

Вовка давно уже спит, а я застряла на кухне с бокалом очень дорогого и замечательно вкусного вина. Что-то такое… географическое, но название запоминать я не собираюсь. Все равно покупать его никогда не стану — жаба задушит. Лениво качаю резной хрустальный бокал, поворачиваю туда-сюда… как же красиво! Рубиновый напиток искрится когда я рассматриваю его на фоне приглушенного света настенного бра… по стенам и шторам рассыпаются искры, играют блики. Просто какое-то наслаждение для глаз. Люблю такие вот красивые моменты…

Настроение в кои-то веки… умиротворенное, что ли? Так спокойно не было уже давно. Из-под серого пепла алым угольком надежды замерцал намек на будущее без тяжелых переживаний, даже с надеждой на что-то… даже боюсь сказать — хорошее, но хотя бы не такое пропащее. Боюсь поверить своим ощущениям… что оно такое — неужели это свобода? Постепенно он вытравил себя во мне, даже не знаю — понимая, что делает или не совсем? Предел должен был наступить однозначно, просто потому, что я не железная. Вот только что это могло быть — нервный срыв, сердечный приступ, помешательство? Обошлось и ладно… А точку, как ни странно, поставил Новый год и елка… махонькая, но такая весомая последняя капля…

Заливать свои беды алкоголем — точно не мое. А вот отпраздновать таким образом свое освобождение — это была хорошая идея, это я правильно сделала. Как-то нечаянно получилось — уложила Вовку и сама уже собралась спать. Зашла на кухню, чтобы принять таблетку и поняла, что это не нужно. Вот совсем не нужно! А еще снег… от него всегда особое настроение. Правда, он не совсем такой, как я люблю, но все равно… Уже потянулась выключать свет, и тут взгляд упал на бутылку вина — подарок Ленки на Новый год и захотелось его попробовать. Оно просто обязано было быть замечательным, вкусу подруги я доверяла.

Эта одинокая ночная дегустация не попытка успокоить нервы, а просто желание добавить еще больше позитива текущему моменту. Не знаю пока, как изменило меня все случившееся, очень похоже, что не в самую лучшую сторону. Сейчас не хочется даже думать об этом, а тем более — копаться в себе, искать причины, умирать от обиды, изумляться, страдать, не верить ушам и глазам… устала. В данный момент я праздную свою свободу от проклятой зависимости, которая называется любовью. Потому что я не просто, а смертельно устала от этих качелей.

Вино изумительное — плотное, чуть терпкое, в меру сладкое, а еще перед глазами роза — в тонкой, на один цветок, вазе. На «высоком выносе», как говорят цветоводы — почти полметра высотой, красная, как артериальная кровь. Я не стала обрезать лишнюю длину стебля и убирать крупные, скульптурные какие-то колючки. Мое настроение никак не связано с этим подарком. Хотя роза — это тоже хорошо, это же красота в чистом виде!

Сейчас мне благостно, что ли — вот точная характеристика этого состояния. Понятно, что и алкогольная анестезия действует, но и правда — мне давно не было так спокойно. А если бы еще не эти заживающие порезы, то вообще бы… чешутся, гадство… На теле остались красноватые, пока еще заметные шрамы, а совсем недавно пластырем было аккуратно заклеено десятка два мелких ранок. И не совсем мелких — почти из десятка кусочки тонкого стекла пришлось доставать пинцетом. Вовка так испугался… так орал, бедный…

Даже сейчас я поежилась, потом потерянно покачала головой — вот как так?

Эту елку я заметила сразу. Деревца только привезли на елочный базар, и крепкий продавец расставлял их для выгодного обозрения. И мы с Вовкой увидели ее: пушистая, высокая, веточки какие-то особо мелкие и частые… Ну, просто идеальная новогодняя елка! Вот только ее высота… но это же мелочи? Я сразу же решила, что что-нибудь да придумаю. И мы схватили ее. Я тащила на плече, а сын держался за веточку снизу — помогал. Песни вспоминали про елочку…

Как я ее укорачивала, вспоминать не хочется, но справилась же, в конце концов? А потом установила на подставку и стала наряжать. У нас на антресолях хранилось много елочных игрушек. Некоторые еще из родительского детства — белочки с шишками, сосульки, домики с заснеженной крышей, елочки в инее, детки на санках и даже один огурец из стекла. Развесить хотелось все, совершенно не придерживаясь никакого стиля и гармонии.

Сын осторожно доставал стеклянные игрушки из упаковок и выложенных ватой коробочек и подавал их мне, а я развешивала, уточняя время от времени:

— Вов, как тебе этот — нормально? Или сюда лучше красный?

Постепенно места внизу не осталось, и я подставила стул, чтобы развешивать всю эту красоту поверху. Вначале прямо перед собой, потом вставая на стуле на цыпочки, а потом, потянувшись…, пошатнувшись…, живот скрутило судорогой страха! А дальше чего и следовало ожидать — не удержала равновесия и рухнула прямо на елку. Страшно вспомнить… Вовчик стоял на той стороне, и если бы не отошел тогда за игрушкой…

Дерево я, само собой, завалила и припечатала всем своим телом, раздавив к такой маме почти все, что успела на нее навесить. Тонкое стекло впилось куда попало — в руки от локтя до кисти, в живот и грудь, в ноги до коленей. Острый металлический держатель от игрушки вонзился под сосок! Даже сейчас жутко вспоминать — как я поднималась, выбиралась, опираясь ладонями и коленями…, резала их, загоняя стекло вглубь…, шипела задушено. Прямо из души рвались матюги, которым ненавязчиво обучала меня Ленка, регулярно их употребляя. Именно тогда их употребление я назвала бы уместным. Если бы я высказалась, то мне точно стало бы легче. Но Вовка же! Он вытаращился и замер с очередным шариком в руке…

— Оп-па, ж ты, м…, сыночка, мама прыгнула, да? Неудачно как! Сейчас… сейчас мы поставим все обратно… — подходила я к нему успокоить, а его глаза округлялись и наливались ужасом и Вовка вдруг заорал, будто его резали. Бормоча что-то успокаивающее, я кинулась к нему, протягивая руки, и увидела, что с них капает кровь. Окинула себя диким взглядом — яркие пятна проступили и на халате. Растопырив пальцы, потерянно подняла перед глазами кисти рук и тонкие темные струйки устремилась к локтям. Первый шок прошел, и я как-то разом ощутила боль! Не сдержалась, зашипев и прикрыв глаза, а бедный Вовка орал, уже не переставая, крепко зажмурив глаза и как корабельный гудок — густым детским басом.

Куда кидаться, что делать — отмываться от крови, вытаскивать стекло? Или успокаивать ребенка? Потерялась…, промелькнуло в голове, что уйди я сейчас и, оставшись один, он испугается еще больше! Задохнулась, что-то перекрыло дыхание, закололо в сердце, в голове вспышка такая… озарение! Или озверение? Что же я делаю с собой, с сыном? Что он сделал с нами? И — ненависть! Лютая, страшная… Вот этот момент и стал не переломным, а окончательным — сейчас я это понимала. Та самая капля…

Пора ложиться спать… Допиваю остаток вина из бокала, хотя уже и не очень хочется, но не пропадать же такому изысканному напитку? Зато утвердилась в своих вкусах — только самый первый бокал представляет собой чистое наслаждение. А потом то ли рецепторы привыкают, то ли алкоголь притупляет восприятие? Встала, ополоснула пустую емкость, выключила бра и подошла к окну… отодвинула тюль. Темно. Мелкий, сухой снежок стучит в окно. По прочищенному тротуару — поземка длинными хвостами. Мимо тусклых фонарей — полосы снега. Занесет опять к утру. Как же мне спокойно сейчас, как мирно…

Сумбурное какое-то повествование получается, скачками, урывками, как и воспоминания. Нужно бы как-то с самого начала, соблюдая хронологию, что ли? Но! Ассоциативная память — во как! Психологи… они такие психологи, от них нахватаешься еще и не такого…