Акин подошел к столу и поднес тлеющий фитиль к бумаге. Он недолго смотрел, как все загорелось, затем взглянул на поднимавшийся кверху дым и подул на разлетающиеся хлопья пепла. После этого бросил горящий фитиль на одну из кроватей. Матрац, набитый соломой, за какие-то мгновения загорелся и заполнил помещение вонючим дымом.

Акин повернулся и покинул дом.

Измазанные сажей и кровью, они, не останавливаясь, двинулись дальше. Дымное небо над ними окрасилось в черный цвет. Рабы оставили позади себя уже мертвого надсмотрщика, прошли на достаточном удалении мимо горящих полей и пересекли часть джунглей в восточном направлении, пока не добрались до следующей плантации.

Это была маленькая плантация, всего лишь в несколько моргенов[20] земли.

Хозяин этой плантации владел пятью рабами, которых он по любому поводу имел обыкновение наказывать самым зверским образом. Одного из них, почти еще ребенка, он голым привязал между двумя деревьями и обмазал патокой. Огромные красные муравьи не заставили себя долго ждать. Мальчик был сплошь покрыт ими, они забрались ему в глаза, рот, нос и задний проход. Наполовину сожранный ими и почти парализованный их ядом, он уже почти ничего не соображал, когда его отвязали и стали поливать водой из колодца.

Плантатор выскочил из дома, вскинув ружье, но Акин успел выстрелить ему в грудь. А затем они изрубили мачете всех, кто еще был в доме, — жену плантатора, его обоих сыновей-подростков и дочь, которая кричала так пронзительно, что у Акина еще долго звенело в ушах. Однако древнюю старуху, мать плантатора, они оставили в живых. Она была слепой и уже не могла ходить. Когда Акин зашел к ней в комнату, она смотрела выцветшими глазами в пустоту и что-то лепетала себе под нос. Акин прислушался к ее ломкому голосу, и ему показалось, что та сказала:

— Я теперь могу пойти домой?

«Домой», — снова и снова звучало у него в ушах. Дикая скачка по выжженным солнцем равнинам Ойо. Голос отца, звавшего его. Задорный смех братьев, когда они по вечерам сидели у костра. Его родина, преданная своими же вождями. Нет, его дома больше не существовало. Но он сам создаст свой дом. Боги — ориша — были везде, и день свободы близок.

Гарольд был вне себя от ярости, услышав новость о восстании рабов. Двое из долговых рабочих из Рейнбоу-Фоллз немедленно отправились в Бриджтаун. Они бежали без остановки и добрались в Данмор-Холл, тяжело дыша, мокрые от пота.

— Большой чернокожий, — с трудом сказал старший из них, которому оставалось отработать всего лишь полгода, — это он — предводитель!

Гарольд стоял, словно изваяние. В своем черном камзоле, побледневший, он выглядел так, как будто жизнь совсем покинула его. Его рука обхватила ручку плети, косточки пальцев побелели от напряжения, однако он пересилил себя, поскольку было понятно, что этот долговой работник заслужил не наказания, а награды.

— Расскажи точно, что произошло! — властным голосом приказал он работнику.

— Мы были на сборе урожая. Надсмотрщик ударил плетью одного из негров, и этот Акин страшно закричал, а тот, кого бил надзиратель, схватил мачете и убил надсмотрщика. Затем все набросились на него, распороли ему живот сверху донизу и изрубили всего. Но я слышал, как он еще хрипел.

Рабочий с надеждой добавил:

— Может быть, он еще живой.

Другой долговой рабочий покачал головой.

— Нет, не живой.

Потом первый едва слышно продолжил:

— Акин сказал, что мы должны или сражаться вместе с ним, или удирать. Мы предпочли второе. Мы также предупредили людей на мельнице, а затем сразу же побежали сюда.

— Скажите на кухне, чтобы вам дали выпить, — велел Гарольд уже на ходу.

Он торопился, чтобы собрать как можно больше своих людей. Двух слуг он послал к живущим в городе хозяевам плантаций, чтобы предупредить их. Он беспокойно ходил по двору взад и вперед, ожидая прибытия подкрепления.

Признаться, он всегда боялся, что наступит такой день. Будучи уверенным в том, что нужно лично контролировать свои владения и имущество, Гарольд взял на себя ответственность и нес ее, чего бы это ему ни стоило. Однако совершенно иного мнения придерживались остальные плантаторы, которые из страха перед восстаниями и из отвращения к чернокожим рабам предпочитали оставаться в Бриджтауне в своем окружении, предоставив надсмотрщикам издевательство над невольниками и добычу сахара. Ленивые и важные, они сидели в своих городских домах, набивая жирные животы. Он же, наоборот, работал как проклятый шесть дней в неделю и не мог позволить себе отдыха, кроме как в воскресенье. Ему было трудно даже представить себе этот отдых. Если бы все шло так, как хотел Гарольд, его бы абсолютно не волновало, что будет с их плантациями.

Однако, как его это ни угнетало, он не мог поддаться этому желанию. Без помощи достаточного количества вооруженных мужчин подавить восстание не удастся. Он был убежден, что Акин доведет дело до конца. Раб возьмет оружие из дома, а уж как с ним обращаться, он знает. Однажды Гарольд заметил, как чернокожий наблюдал за надсмотрщиком, когда тот чистил и заряжал ружье. Это стоило Акину десяти ударов плетьми, которые он вынес, не проронив ни звука, как и все порки до того и после. Гарольд даже в какой-то степени уважал Акина за это. Сила характера — его собственная и других людей — в глазах Гарольда всегда заслуживала глубокого уважения. И среди окружавших его людей было очень мало таких, которых он за это мог признать равными себе.

Гэрриет была таким человеком. И ее сын тоже, пусть даже у него не было ее настойчивости и целеустремленности. А еще этот проклятый пират, Дункан Хайнес, который умел в любой момент спрятать свою железную волю за ухмылкой. Ну и, естественно, Элизабет. Та была сильнее, чем все остальные, вместе взятые, и, возможно, даже сильнее, чем он сам. Ее жизненная энергия и неукротимое упорство казались ему иногда такими несокрушимыми, словно ее окружала аура.

Думая о ней, он чувствовал ее взгляды. Это было странное, почти жуткое ощущение, чему он иногда удивлялся, а позже сдался и перестал думать об этом. Он нерешительно обернулся и увидел, что Элизабет с малышом на руках стоит наверху у поручней лоджии. Молодая женщина встревоженно смотрела на него сверху вниз.

— Что случилось? — крикнула она.

— Восстание негров, — коротко ответил Гарольд.

Ее рот округлился в испуганном «Ох!», а затем она отступила назад, в тень лоджии, чтобы, наверное, сразу же рассказать об этом своей кузине.

Прибыли первые плантаторы в сопровождении своих долговых рабочих. Джереми Уинстон был среди них; он мобилизовал небольшую группу вооруженных солдат, некогда входивших в военное подразделение, организованное при его вступлении на пост губернатора, дабы защищать королевскую собственность от испанцев. Джордж Пенн, который жил не в Бриджтауне, а на своей плантации на севере, потому что был скорее крестьянином, чем городским человеком, тоже прибыл с ними. Поскольку он как раз занимался мобилизацией гражданского ополчения для обороны острова от «круглоголовых», то со вчерашнего дня находился в городе. Мобилизованные им за это время рекруты сразу же прибыли вместе с ним в качестве подкрепления. С помощью этих войск плантаторы надеялись обуздать чернокожих. Гарольд приказал запрячь своего серого в яблоках коня, и сразу же после этого был дан сигнал отправляться в поход. Выезжая вместе с другими людьми со двора, он еще раз оглянулся. Элизабет и Фелисити стояли на лоджии и смотрели ему вслед.

Элизабет тревожилась, хотя и понимала, что могло быть и хуже. По крайней мере Норингэмам опасность не грозила. Они после похорон не вернулись в Саммер-Хилл, а все еще находились в городе. Они хотели узнать, как чувствует себя находящаяся в тюрьме Силия, а после этого зайти к семье, с которой они дружили. Элизабет послала одну из служанок с сообщением, чтобы предупредить их.