Или вот сейчас. Ну ясно же, идут князья Всеволод Владимирский и Всеволод Пронский -брат, с которым ты рассорился и чью жену вы со старшими братьями в плену держите. Оба Всеволода разгневаны сильно и идут быстро. Что нужно делать? И младенец скажет: затворись в городе и сиди. Тем более что Переяславль Рязанский, который Роман Святославу дал - как раз у них на пути. Никак не минуешь его, если идти из Владимира в Рязань. Нет, все Святославу мало - заладил: вот еще в эту деревню заедем, хлеб возьмем, и вернемся, и еще вот в эту, а тут по дороге олень показался, рогами поманил, Святослав коня и пришпорил... А Жидиславичу-то старику уже эта бешеная скачка не по годам, этак все кости по дороге растеряешь, да и не годится весь полк по лесу раскидывать, когда Владимирский князь в двух переходах...

***

   Давыд хмуро кутался в плащ. Хотя осень только начиналась, по утрам было зябко. Стеганое одеяло низких туч стал рвать ветер и отвернул краешек - и на востоке показалась алая полоса. Солнце скоро встанет. Но Давыд в небо не смотрел, не до того было. Он возвращался от Волохово - дальнего села почти на границе Рязанского княжества, по дороге жег и грабил. Точней сначала грабил, а потом уж жег. В общем, занимался похвальным делом служения Великому князю и замирения Рязанский земли. Причем все это по таким дорогам, что и подмокшая после вчерашнего дождя глина главного пути из Владимира в Переяславль Рязанский радовала его несказанно - дорогу лошадям и телегам не проходилось прорубать в ивняке. Два всадника ехали в ряд совершенно свободно и могли ехать настолько быстро, насколько хотели. Соскучившийся по резвой езде Давыд вместе с тремя десятками дружинников вырвался вперед, оставив прочих позади. Разъезды никого не встретили, он ехал спокойно, как на охоте. Поэтому когда Святослав Глебович, младший разанский князь, глянул на дорогу, он увидел лишь крохотный отряд с княжеским стягом впереди. Легкая добыча! Святослав был зол и весел - сегодня не везло, сначала он поругался с воеводой брата, Борисом Жидиславичем, потом олень ушел от него, и от его воинов, но теперь-то удача повернулась к нему лицом. Он собрал всех на полянке, он видел врага, а вниз к дороге вел такой удобный некрутой склон, заросший невысокой травой...

   Давыд успел только повернуться на крик и дробный топот копыт. Несколько десятков всадников летели от близкого леса, опустив копья. Давыд стал разворачивать коня навстречу, и понял, что не успевает. Все, что ему осталось - это подхватить со спины щит и принять на него удар. Потом конь под князем опрокинулся на бок, и они покатились по той самой слегка подмокшей глине, которой Давыд недавно так радовался.

   Вскочив, он увидел, что его стяг упал - знаменосец и те, кто охраняли знамя, лежали в луже, подплывающей красным. И больно было видеть, как новое шелковое полотнище стяга, с которым он так ни разу и не успел вступить в битву, вдавливает в грязь копыто вражеского коня. Кто-то крикнул: "Защищайте князя!", и мимо спешенного Давыда промчались уцелевшие всадники из его маленького отряда и встали, закрыв его собой. Демьян соскочил с седла и поднял древко со стягом, воин рядом принял его и подержал, пока Демьян садился на коня, а после вернул - уступая Демьяну почетное право остаться безоружным и беззащитным.

   Давыд стоял, уже с мечом в руке, но без шлема - шлем так и остался привязанным к луке седла. Его вороной ржал позади, пытаясь подняться, скользя по грязи копытами. Лязгнули, вынимаемые из ножен мечи - нападавшие, бросив сломанные в первом ударе копья, уже разворачивались для нового натиска. Противников было совсем немного, тем обиднее было понимать, что у Давыда осталось людей еще меньше, и что сейчас их сомнут, и так по собственной же глупости он тут и погибнет. Рязанцы теснили давыдовых муромцев, мечи воинов вздымались и опускались, встречая то дерево щита, то сталь шлема или кольчуги, а иногда и упругую плоть. Копья у воинов Давыда были целы, но даже те, кто еще оставался в седле, не могли взять разгон для удара, они сгрудились вокруг стяга, защищая спешенного князя.

   Все вокруг ожесточенно рубились, и даже Давыд уже отразил щитом пару ударов, когда протрубил рожок, и из-за поворота дороги показались выстроенные и опустившие копья воины полусотни Якуна Милятича. Кто-то из рязанцев сумел прорваться сквозь жидковатый заслон Давыдовых людей и ускакал в сторону Переяславля, другие, связанные боем, сделать этого не успели. Кто-то схватил под уздцы коня с дорогой сбруей, а его всадник в позолоченном шлеме был сдернут с седла. Оставшихся рязанцев повязали - зачем убивать такого же как и ты дружинника, когда исход дела ясен, да и война - дело такое: сегодня он, завтра ты. Так и получилось, что у Давыда было не так уж много потерь - знаменосец был убит, еще семеро ранено, трое тяжело, да Воронок растянул ногу.

   Да, пожалуй, не стоило заезжать в то последнее село, зерна и мяса и так бы хватило, прав был старый Борис Жидиславич... Лишним был и олень... - думал Святослав Глебович. Сперва его связали, но когда он сказал, кто он, молодой муромский князь снял с него веревки. Давыд глядел на пленника гордо, но в душе был пристыжен - если бы не Якун, он сейчас так же сидел бы связанным, а рязанские князья выторговывали бы у Всеволода мир за него, и, зная Великого князя, Давыд думал, что вряд ли бы что у них вышло. В сущности, смерти он боялся зря - убить его могли разве что случайно, тех, кто носит вышитые золотом оплечья, не убивают, а берут ради выкупа, а уж князей-то - и подавно. К чувству облегчения примешивалась досада - опять, как в детстве, Якун оказался лучше: тогда он был сильнее на деревянных мечах, сегодня оказался готов к бою, в то время как Давыд показал себя зеленым юнцом. И пусть даже будет считаться, что это он, князь, взял в плен Святослава, но свои-то знают, как дело было. И все-таки хорошо будет привезти Великому князю такого пленника, и лучше сделать это самому. Но пока стоит остановиться и укрепиться - захваченные дружинники рассказали, что они лишь часть отряда, вышедшего из Переяславля Рязанского, а большая его часть осталась впереди на той же дороге. Но из посланных разъездов один не вернулся, а другие никого на дороге не встретили.

***

   Борис Жидиславич морщился, выслушивая сбивчивый рассказ сумевшего прорваться святославова дружинника, который так и не мог объяснить, как так вышло, что он тут, в безопасности, а князь остался там. Когда Святослав помчался за оленем, старый боярин послал вперед разъезды, которые-то и натолкнулись на нескольких беглецов, спасшихся от муромцев. Что это были муромцы, сумел рассказать только один - остальные даже не знали, на кого же их послал князь. О судьбе самого Святослава они рассказывали тоже по-разному: кто-то говорил, что он убит, кто-то - что пленен, а еще один все оглядывался и божился, что скакал рядом с князем, и ждал, что тот вот-вот появится. Однако Святослав так и не появился.

   Если по-хорошему, надо было бы возвращаться. Сесть в Переяславле, запереться и пусть Всеволод стоит под стенами, хоть до морковкина заговенья. Хлеба и скота туда свезли вполне достаточно, это только Святославу все мало было, колодцев хватает, да и народу на стенах тоже. Но нужно точно узнать, что со Святославом. Хоть он и не вызывал у Бориса особой любви, но если он лежит где-то, истекая кровью, то как потом отвечать перед Романом, да что там Роман - как за гробом смотреть в глаза Глебу, ведь уже недолго осталось.

   И воевода велел позвать к нему Добрилу и Иванка - самых ловких своих детских. К ним прибавил Кривого Данила - из тех, кто спасся, он был самым вменяемым и мог точно показать место, где он последний раз видел князя. Они должны были скрытно подойти к тому месту, где была стычка, а если князя там не окажется, то посмотреть, не попал ли он в плен, и вернуться, но не сюда. Борис Жидиславич не собирался торчать на главной дороге, ожидая, пока его возьмет князь Всеволод.

   Добрила с Иванком и Данилой вернулись глубокой ночью. Но до темноты им удалось не только найти то место на дороге, где князь Святослав напал на небольшой отряд, увидеть, что там никого не осталось, ни мертвых, ни раненных, но и проследить, куда отступили победители.

   В сумерках они приблизились к лагерю - несколько шатров и войско вокруг. Они подползли поближе, уже думая, что им так и придется всю долгую сентябрьскую ночь лежать в мокрых кустах, но тут им посчастливилось: они увидели, как к большому шатру подвели связанного, слегка помятого, но совершенно живого и, похоже, даже не раненного князя Святослава. А из шатра вышел богато одетый юноша в княжьей шапке, к которому обращались "князь Давыд", и он велел снять со Святослава веревки и увел его в свой шатер.

   Когда все это они рассказали боярину, тот рассмеялся:

   - Везет же некоторым! Жив, здоров, и попал в руки молодому муромскому князю! Слышал я о нем немного, но ничего дурного. А мог бы и к своему братцу попасть, тот убить-то, конечно, не убил бы, но мужское достоинство-то оторвал бы...

   Сколько там людей вы насчитали? Около полутора сотен? И еще неизвестно, насколько близко другие. Можно было бы попробовать отбить его, но полтораста - это многовато, да и в тех руках, где он сейчас, для него опасности нет.

   Старый воевода заметил, что стал думать вслух, и оборвал себя.

   Да, в плену опасности меньше, чем в неразберихе битвы, если попытаться его отбить у этого муромца.

   Да и рисковать тем, что в случае неудачи будет наверняка потерян не только князь, но и город, нельзя. Если брат в плену для князя Романа плохо, но потеря Переяславля - третьего по величине города княжества, после Рязани и Пронска - означает неминуемое поражение. Впрочем, у Романа и так нет надежды победить, есть лишь надежда установить не слишком позорный мир.