7

— А вы ведь не полицейский, — как бы невзначай обратился к Пакову Кожин уже после схватки. Когда они оба, покинув разоренную гримерку, спустились в подвал театра и… еще ниже.

В типичном подвальном этаже, где размещались туалеты, технические помещения и небольшой склад с неиспользуемым реквизитом, обнаружилась неожиданно, помимо всего перечисленного, небольшая дверка, ведущая в темные подземные глубины.

Обнаружил дверку не кто иной, как Паков. И ему немедленно захотелось заглянуть в темнеющую за ней шахту. А еще раньше — собственно, посетить подвал.

И в шахте-то этой, точнее, на ступеньках винтовой лестницы, ведущей вглубь, состоялся сей разговор — хотя бы претендующий на откровенность.

— Это из-за Беранже, да? — с толикой смущения спросил человек, выдававший себя за лейтенанта полиции. Шел он впереди, а, услышав провокационную реплику Андрея, остановился и обернулся.

— Беранже — пустяковина, сказать по правде, — было ему ответом. — И пару строк запомнить, ума много не надо, и полицейских я вовсе не считаю недалекими служаками, у которых одна извилина, и та — след от фуражки. Да будет вам известно, один знакомый офицер при мне то Ницше цитировал, то Зигмунда Фрейда. Причем не для того, чтоб щегольнуть. Но утверждал, что труды означенных господ реально помогают ему в работе. Позволяют лучше понимать преступника.

— Тогда?..

— Ну, первое — это когда мы труп нашли, — охотно пояснил Кожин. — Помните? Мне пришлось напоминать вам, что не помешала бы помощь судебной медицины. Вам! Якобы полицейскому! Хоть вроде, уж чего-чего, а с жмуриками ваш брат знает, что делать.

Паков насупился. В свете фонаря было видно, каким недовольным и даже настороженным сделалось его лицо. Оно и понятно: узнавать о собственных проколах — так себе удовольствие.

— Теперь второе, — продолжал Андрей. — Когда мы преследовали цыганку, вы на ходу докладывали об этом на пост или… не знаю куда. В общем, коллегам своим… вроде бы. Помните? В коммуникатор говорили?

Так называемый лейтенант молча кивнул, а Кожин добавил:

— Точнее, правильно было бы сказать: «как бы докладывали» и «как бы в коммуникатор». Вы его… активировать забыли. Хотя не думаю, что это была именно забывчивость. Скорее, вы просто сделали вид, что сообщали о «постороннем на территории». Ну, чтобы соответствовать образу в наших с фрейлейн Кранке глазах. Короче, играли роль. Причем… ничего личного, но весьма бездарно. На кастинг к какому-нибудь режиссеру, на роль полицейского — даже не суйтесь, мой вам совет.

— Может, есть еще третье? — не без сарказма осведомился Паков, судя по голосу немало уязвленный последними замечаниями Андрея.

— А то, — услышал он в ответ. — Третье по времени обнаружения и осмысления мною… но отнюдь не по значимости, обстоятельство — это то, уважаемый, что вас… решительно ничего не удивляет и мало что останавливает. Да-да! То, что вы вообще сунулись в город, незнамо где побывавший и невесть откуда вернувшийся, само по себе вызывает вопросы. Но это хотя бы можно было списать на приказ начальственных самодуров. Однако вот мы наткнулись на труп, который из-за специфического его положения да в полумраке приняли за ходячего мертвеца. И что же? Вы испугались? Нет! Вас его появление, скорее, разозлило. И то по причине внезапности. Но, отдам вам должное: пришли вы в себя почти сразу и потянулись за пистолетом. Что, не впервой по подобным противникам палить… причем по настоящим?

— Впервые вижу, чтоб кого-то укоряли за смелость, решительность и хорошую реакцию, — тон и выражение лица Пакова сделались совсем уж мрачными.

— Ничего не имею против, — сказал Кожин, поднимая ладонь в знак мирных намерений. — Просто боевитость такая штука, что приходит с опытом. Причем желательно, если опыт получен в схватке с конкретным противником… соответствующим. А посему я просто теряюсь в догадках, пытаясь теперь понять, о каких таких «экстремальных городских условиях» говорил применительно к вам Радомилов. Точнее даже проговорился. Я-то думал, речь идет о поимке отбросов человеческого общества в райончиках, вышеназванными отбросами переполненных. Святая простота!

Андрей помолчал пару секунд, давая возможность собеседнику переварить услышанное. Затем продолжил — уже в спину Пакову, без присловий возобновившему спуск:

— Не растерялись вы и во время атаки твари, в которую превратилась Юлия Кранке. Даже придумали способ с ней сладить. Снова осмелюсь предположить, что и подобные создания вы встречаете не впервой. В отличие от вашего покорного слуги. И вот мы находимся в здании театра… точнее, под зданием, которое, как мы видели на записи, вообще-то было разрушено. Но вас это противоречие как будто не смущает. Хотя рядовой служака-полицейский наверняка бы предпочел удрать к начальству и всеми силами отмазаться от миссии, в которой так много странностей. Но что делаете вы? Вы спускаетесь в это подземелье…

— Мы спускаемся, — поправил его Паков. — Вы тоже в этом участвуете.

— Хорошо, скажу по-другому, — сказал Кожин. — Мы спускаемся по вашей инициативе. Как будто на самом деле вас зовут Али-Баба, а это пещера с сокровищами.

При этих словах человек, притворявшийся лейтенантом полиции, про себя еще поразился чутью собеседника. Насколько близок тот оказался к истине, сам едва ли осознавая.

— А собственно факт наличия этого подземелья вас как будто не изумляет и даже нисколько не волнует, — продолжал Андрей. — Хотя даже для меня это перебор. Я еще могу поверить, что здания и прочие предметы в городе могли куда-то переместиться невредимыми… хотя видеозапись говорит об обратном, и так же в целости и сохранности вернуться. Но чтобы заодно вернулся пласт земли вместе с проделанной в нем шахтой!.. Знаете, даже обычных землетрясений хватает, чтобы обрушить подземные сооружения, коммуникации. А тут такой катаклизм.

— А как вам такой расклад, пан шеф, — пробормотал Паков, не оборачиваясь и продолжая преодолевать ступеньку за ступенькой. — Допустим, настоящая Гродница действительно уничтожена. Превратилась в труху, как и следует из того видео. А занесло сюда ее копию… причем скверно сделанную.

Кожин пожал плечами, даром, что понимал: собеседник этого его жеста видеть не может.

— Версия, конечно, неплохая, — произнес он затем. — Не хуже остальных, во всяком случае. Однако выдвигать ее для простого полицейского служаки, согласитесь, все-таки перебор. Так кто же вы, Марьян Паков… или как вас зовут на самом деле?

Паков остановился и вновь обернулся к Андрею. Смерил взглядом, понимая, что собственную его позицию трудно назвать удобной. С дотошного сотрудника Глобальной Безопасности станется просто спихнуть его, Пакова с лестницы. Даже не прибегая к пистолету. А насколько глубок колодец и как долго придется падать, в царящей темени, было не разглядеть. Можно было только представить… попытаться. Внутренне содрогаясь.

Конечно, фонарь у Пакова, и тот мог бы, к примеру, ослепить навязчивого агента. Но тот может бить и вслепую. А удержать равновесие на винтовой лестнице, да еще не снабженной перилами, ох, как нелегко. Хватит одного удара — Кожину, чтоб послать противника в полет с гарантированно жесткой посадкой.

Понимая это, Паков решил, что лучшее его оружие в данной ситуации — слово.

— На самом деле… меня и впрямь зовут Марьян Паков, — осторожно проговорил он, не спуская глаз с Андрея Кожина, следя за его руками. — Что до моего рода деятельности… то мы, можно сказать, коллеги. Я тоже тружусь в управлении Глобальной Безопасности.

— Какой отдел? — сухо осведомился Кожин, не поведя и бровью.

— Отдел «А», — отчеканил Паков в ответ.

Реакция Андрея оказалась вполне ожидаемой.

— Никогда о таком не слышал, — произнес он угрюмо, но его собеседник ничуть не смутился.

— Отдел засекречен даже от других подразделений, — были его слова. — Засекречен по причинам, до которых мы еще дойдем. А расшифровывается его название как «аномалия» и «антимир». А также «артефакты».

После чего, краем глаза приметив, что Кожин вроде спокоен, даже заинтересовался услышанным и уж точно не готовится предпринять какие-либо враждебные действия, Паков повернулся к нему спиной и снова двинулся вниз по лестнице. Постукивая ботинками по щербатым ступеням.

— Насколько мне известно, — говорил он на ходу, тогда как Андрей спускался следом, — ваш отдел исходит из того, что в результате применения гравитационного оружия ряд населенных пунктов совершили перемещение во времени. В отделе «А» придерживаются другой гипотезы. Что гравитационные коллапсы открыли проходы в другое измерение… чуть ли не в иную вселенную. Где не действуют законы нашего мира.

— Вздор, — донеслось в ответ. — Это человеческие законы можно нарушить. Люди их придумали, люди их и нарушают. А кем надо быть, чтобы нарушить законы физики или химии…

— Я не говорил, что законы физики и химии в том запредельном мире отсутствуют как таковые, — парировал Паков. — Я… и коллеги мои лишь предполагаем, что они там другие. А вам, пан скептик, не мешало бы побольше доверять собственным глазам. Или… превращение Юлии Кранке в демоническую тварь может быть объяснено с точки современной физики, химии или биологии?

— Неизвестная болезнь, — осторожно предположил Кожин, — от которой у нас имеется иммунитет, а у Кранке нет. Выработка адреналина, сделавшая ее не по-человечески сильной…

— …а заодно наделившая способностью лазить по потолку, — в тон ему с иронией молвил Паков, — без специальных приспособлений и назло закону всемирного тяготения. Хорошенькая «болезнь», я бы тоже так поболеть не отказался. Но вот как быть с самовозгоранием от прикосновения крестика? Тоже болезнь? Его, кстати, Кранке сняла, прежде чем эта ваша как бы болезнь ее поразила. Небось, скажете совпадение. Или какую-нибудь непереносимость металла за уши притянете, аллергическую реакцию. Притом, что пули тварь не брали, а они тоже из металла делаются.