Мало было выделить вирусы в чистом виде. Добби нашел спосвб изменять их свойства.

– Вирусы, Сэм, – белковые тела, – сказал однажды Добби. – Белковая молекула, по моему представлению, состоит из центрального ядра и множества боковых цепей. Так думал еще Эрлих. Эти цепи активны. Они являются основой безграничного разнообразия белковых тел с их удивительными свойствами находиться в постоянном обмене с окружающей средой. Я задал себе вопрос: "Знаю химическое строение цепей. Знаю строение молекулы вируса табачной мозаики. От наличия какой цепи зависит заразное свойство вируса?" Я убрал одну цепь. Но вирус продолжал оставаться вирусом. Значит, заразное начало зависит не от этой цепи. Я перепробовал множество возможностей, и, наконец, дело оказалось нетаким кропотливым, как я думал. В каждом вирусе eсть такая цепь; которая названа мною паразитарной. Молекуле вируса через эту цепь легче всего осуществлять обмен с внешней средой, выбирать из нее не отдельные гростые вещества, а целые куски других белковых молекул. Но для этого молекула вируса должна разрушить другую, невирусную белковую молекулу, что мы и видим в природе. Мой виварий состоит из животных, на которых я пробую различные виды измененных вирусов. Вот и все…

– Простите, сэр, – произнес я, думая о сказанном Добби, – вот вы говорите о молекулах, о боковых цепях. И говорите так, как будто видели их. Разве можно видеть?..

– Можно, Сэм, – серьезно ответил Доббн. – Не через обычный микроскоп, а посредством особого аппарата, Вот он.

Тут Добби подошел к шкафу над центрифугой и открыл дверцу с буквами "Э. М.".

В шкафу оказался футляр, скрывавший солидный прибор.

_ – Перед вами, Сам, электронный микроскоп. Волны света слишком грубы, чтобы наш глаз мог увидеть белковые молекулы. Но если вместо лучей света применить поток электронов, то они на фотопластинке дадут при соответствующем увеличении изображение молекул препарата. Подобным образом пользуются потоком рентгеновских лучей, чтобы получить изображение расположения атомов в кристаллах. В электронном микроскопе дело не сложнее.

Доббн снял футляр и поставил его на лабораторный стол.

– Я беру, – сказал он, – ничтожное количество чистого вируса, кладу его на целлоидиновую пластинку и вставляю ее вот в эту нижнюю камеру.- Добби показал мне камеру. – Потом герметически запираю ее и включаю пневматический насос. Он выкачивает из камеры воздух, чтобы ничто не мешало потоку электронов проходить в камеру. Иначе частицы газов воздуха будут искажать изображение. Вот сюда, Добби показал мне, – вставляется кассета с фотопластинкой. Оптический фокус вымерен заранее и постоянен. Когда все аккуратно установлено, надо включить ток. При замыкании тока получается электромагнитное поле. Электроны начинают двигаться в определенном направлении. Они проходят через препарат, затем через электромагнитное поле и отбрасывают изображение мельчайшего сверхмикроскопического строения вируса, а значит, и его молекул на фотопластинку. Экспозиция длится не более десяти секунд. Я выключаю ток. Остается только проявить пластинку, потом сделать диапоаитив…

Я с благоговением смотрел на этот "Э. М.", замечательное достижение научной мысли.

– Электронный микроскоп изобретен не мною. Но конструкция этого препарата несколько упрощена по моим указаниям, – добавил Добби скромно. – А вот… Добби достал из ящика стола несколько снимков и протянул их мне: – Смотрите. Фото молекул вирусов. Вот молекулы вируса табачной мозаики. Видите, они похожи на палочки. Кончиками они сцепляются в длинные нити. Лабораторные вычисления показывают, что молекулярный вес многих вирусов очень высок, достигает миллионов единиц.

Я смотрел на фото. Так вот в чем разгадка мозаики! Вот эти палочки и вызвали там, на плантациях Индии, поражение растений, образовали эти мертвенные кольца на табачных листьях и омертвение стебля…

Наука поразила меня.своим величием, запечатленным на этих скромных фото. И как ничтожен показался мне мой собственный жизненный путь с прыжками на арене и поисками необычайных стран, наполненных необычайными сокровищами!

Я пересмотрел коллекцию фото и помог Добби накрыть "Э. М." футляром в шкафу.

В клетке номер шесть содержались коты, в клетке номер семь – маленькие кривоногие таксы, а в номере восемь – маленькие черные пудели.

Помню, после моего знакомства с "Э. М." я отправился в виварий посмотреть, как поживают мои кролики. Через день я должен был получить последнюю прививку. Зеркало говорило мне, что пока еще особого улучшения в моей наружности не произошло. Кролики отлично уплетали траву, которую я им нарезал на площадке, и ничто не предвещало бури.

Вдруг я услышал какое-то странное мяуканье. Я подошел к, клетке с котами. Они лежали смирно. Но удивительное дело – мяуканье продолжалось. Мяукали таксы!

287

В крайнем изумлении я наблюдал за населением клетки номер семь. Одна такса сидела на задних лапках и умывалась.

– Кис-кис, – позвал я и постучал о решетку клетки.

Это разбудило котов рядом, и они… залаяли. Правда, они лаяли не в полный собачий голос. Но это был лай.

"Удивительно, – подумал я. – А ведь это результаты измененных вирусов. Надо бежать к Добби…"

Но одна мысль остановила меня.

"А что если этот человек обманывает и я для него только подопытное животное? Вдруг и я стану мяукать?"

Стало так страшно, что полет в катапульте показалcя шуткой.

Мне почудилось, что кошачьи морды стали походить на собачьи. Чтобы удостовериться, я отпер клетку. А животные будто только и дожидались этого. С довольным каким-то урчанием и каким-то мяукающим лаем они выскочили из клетки. Пытаясь удержать их, я уронил клетку с таксами, дверца ее растворилась…

– Мигли! На помощь! – закричал я, выскакивая из вивария.

Прибежали Добби и повар. Задыхаясь, я рассказал о происшедшем.

– Идите в дом! – прикрикнул на меня Добби. – Мигли по моему приказанию переставил сегодня клетки.

– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Мигли. – Сэму вечно представляются небылицы. Охотно дам присягу, что он лунатик.

– Ступайте отсюда, слышали? – приказал Добби.- Я сам рассажу животных по клеткам.

– Но уверяю вас, сэр, что коты лаяли… – заикнулся я.

– Идите! – крикнул Добби. -,По контракту вас надо оштрафовать за ослушание.

Понуро я поплелся из вивария.

"Неужели это все мне кажется? – мучительно думал я, вынимая пробирки из центрифуги и промывая их ершиком. – Да ладно! Завтра последняя прививка антивируса, и прощайте, мистер Добби. Лучше голодному сидеть в Эшуорфе, чем обедать на скале Двух Роз, в этой вирусной вилле".

Добби вошел в лабораторию тяжелыми шагами и долго мыл руки.

– Самые интересные животные разбежались, – сердито произнес он, вытирая руки полотенцем. – Вы окончательно испортились, Сэм. Как только лечение закончится, мы расстанемся. Вы так взволновали меня…

– Прошу извинения, сэр, – сказал я сухо.

Но гнев Добби уже остыл.

– Не надо омрачать последние дни нашей совместной работы, Сэм, – произнес он. – Скоро все должно измениться. Хм… А пока мир. Я тоже стал нервничать в последнее время. Это результат усиленной работы. Завтра я хочу сделать дальнюю прогулку. Мне надоело это затворничество.

Ранним утром Добби собрался в район заброшенных копей.

– Надо несколько сменить впечатления, Сэм, – сказал он, засовывая в карман пакет с завтраком, заботливо приготовленным Мигли. Потом он взял фляжку с водой и повесил себе на шею горняцкую электролампу.

– Вы берете с собой "Эмми"? – воскликнул я, указывая на лампу.

– Да, и еще сто ярдов веревки, – ответил Добби. – Не делайте удивленный глаз, я вовсе не собираюсь спускаться к центру земли, я просто посмотрю, что делается в одной старой шахте. Давно слышал я про нее…