Молодой гем – что весьма позабавило Джоула, – вздрогнул и поднял руку к цветастой физиономии. Фориннис малость округлила глаза, но в остальном совсем не изменилась в лице. Консул, высмотрев, что вице-королева в дальней стороне сада ненадолго осталась одна, спешно свернул беседу несколькими стандартными дипломатическими фразами и утащил своего неопытного подчиненного прочь.

– Прежде я никогда не видела гем-лорда вблизи, – заметила Фориннис, – тем более в полной раскраске. Хотя я встречала нескольких на улицах в посольском квартале.

Джоул улыбнулся:

– Небольшое, полезное критическое замечание, произнесенное в ласковом и заботливом тоне, обычно помогает осадить даже худшие проявления их природной заносчивости.

– Я заметила, сэр.

Джоул еще подумал и добавил:

– А если удачной возможности для критики не предоставляется, вы можете похвалить величие хаутов, которыми гемам никогда не бывать – это срабатывает почти столь же неплохо.

Они оба краем глаза наблюдали, как лорд гем Сорен осторожно юркнул в садовый туалет для гостей: будочку, чью утилитарную функцию скрывало предусмотрительно размещенное буйство цветов и лиан.

Фориннис чуть улыбнулась:

– А упоминание барраярских побед над гемами в этих случаях тоже работает?

– Если оно сделано тонко. Тонкость существенна. В присутствии адмирала Форкосигана, нам, разумеется, даже не приходилось произносить это вслух.

– Уж куда тоньше!

– В свое время это хорошо работало. – «Хотя теперь нам придется изобрести нечто другое».

Исторически форские женщины не сражались, хотя в сотнях песен и рассказов юная форесса переодевалась мальчиком и следовала в битву за своим братом/возлюбленным/мужем или просто по зову мщения в своем сердце. Часть этих историй была правдой, открывавшейся в конце концов в госпитальной палатке или в морге. Конец Периода Изоляции и медицинское освидетельствование на инопланетный манер при поступлении на службу положили конец их уловкам. И все же женщинам форов чаще удавалось прославиться как матерям воинов.

Конечно, это тоже порой приводило войну к ним домой, и остававшиеся в крепости женщины были вынуждены либо героически ее защищать, либо трагически гибнуть в попытке это сделать. В разгар Периода Изоляции жила графиня Фориннис, знаменитая тем, как она насмехалась над врагами, осадившими ее замок и взявшими в заложники ее детей. Она поднялась на крепостную стену, задрала юбки, расставила колени, наклонилась и проорала врагам сверху: «Что бы вы ни сделали, детишек я еще нарожаю, убедитесь!» Осаду сняли, а дети выжили. Джоул подумал, что фамильный темперамент того поколения был поистине пугающим даже с безопасного расстояния. Надо будет как-нибудь спросить его Фориннис, не прямой ли она потомок той графини.

Наконец толпа гостей начала редеть. «Да! Черт побери, они расходятся! Мне нужна графиня Форкосиган, и немедленно!» Он отослал Фориннис к Хейнсу, отхлебнул еще своего безалкогольного коктейля и принялся ждать, стараясь не слишком трепетать перед предстоящим разговором.

Дипломатический прием, казалось, никогда не кончится, однако Корделии наконец-то удалось поручить вежливое выдворение наиболее пьяных из менее важных гостей своим помощникам, а уборку — крайне расторопной прислуге, и жестом пригласить Оливера проследовать за ней. Когда он неожиданно появился, приостановившись на дорожке, то выглядел так же роскошно, как и всегда, но выражение легкой паники в его голубых глазах внезапно напомнило ей кошку, по неосторожности забравшуюся в сушилку. Она направилась к саду, в свой любимый укромный уголок, проверила, не забрел ли туда случайно кто-нибудь из дипломатов, удобно расположилась на кушетке, пинком скинув туфли, и шумно выдохнула:

– Наконец-то все закончилось. О, мои ноги!

Оливер улыбнулся и уселся рядом на плетеный стул.

– Помню, как Эйрел растирал вам ступни после этих жутких мероприятий.

– О да, – она вздохнула, – зацепившись на секунду за воспоминание, от которого было не слишком больно, потом посмотрела на него с внезапной надеждой, но он не ответил на этот взгляд предложением сделать то же самое. Она села прямо, скрестила ноги и сама растерла себе ступни.

– Видела, как ты обходил всех по очереди, – продолжила она. – Спасибо. Сколько попаданий оказалось на этом вечере? Поищем в твоих карманах ключи от номеров в отелях, любовные послания на салфетках или дамское белье?

В бытность очаровательного Джоула помощником Эйрела из карманов его формы после подобных мероприятий порой извлекали совершенно неожиданные вещи, хоть он и клялся, что никто не подходил к нему достаточно близко, чтобы прикоснуться.

– Таинственные предметы белья были всего однажды, – запротестовал он в притворном негодовании. Однако после секундного размышления добавил: – Ну ладно, дважды, но то было в баре на Тау Кита, и все мы были пьяны. И оба раза — сплошная загадка. Думаете, они догадались написать спереди комм-код или что-то подобное? Или они ожидали, что я буду их разыскивать, как принц – Золушку?

Он изобразил пантомимой, будто со взглядом, исполненным надежды, держит перед собой изящные трусики. Корделия рассмеялась. Это было приятно.

– Или заставишь Имперскую СБ сделать это за тебя.

– Имперская СБ и так прибирала к рукам все, что я не мог точно опознать. Иногда я представлял себе, что мог бы раскрыть обаятельного цетагандийского шпиона, вынашивающего коварный план, но дело никогда не принимало настолько интересный оборот.

Корделия ладонью стерла с губ усмешку.

– Ну, – сказала она, откидываясь обратно на спинку кушетки. – А как прошла твоя встреча с доктором Тэном?

Он пожал плечами.

– Очень гражданский. Полон энтузиазма. И вел себя ужасно по-бетански.

– Это хорошо или плохо?

– Просто факт, полагаю. Этот опыт оказался куда более странным, чем я ожидал. – Казалось, он хотел сказать что-то еще, но потом отрицательно покачал головой и явно сменил тему. – Я оставил ему то, что он настойчиво называл моим образцом. Как будто мои гонады — это витрина кондитерской. Дальше, если не все мои гаметы окажутся нежизнеспособными… тогда следующий шаг не за горами.

– Знаешь, что будет?

– Более или менее. То есть знаю вопрос, но не ответ. Мне придется решать, заморозить свой образец сейчас и отложить все на некоторое время, или продолжать с оплодотворением. А дальше снова придется выбирать — заморозить ли все зиготы, эмбрионы, или что там ещё, или начать одну штуку выращивать. А, может, не одну, а больше.

– Когда Майлз размышлял над использованием этой технологии для моих будущих внуков, он рассчитывал вырастить дюжину за раз, причем одновременно. Будто свой собственный взвод. Помню, я предложила Катерине макнуть его головой в воду и держать там по очереди, пока он не передумает; впрочем, оказалось, что моя помощь ей не требуется. Все-таки, моя невестка — чудесная девочка. До сих пор не представляю, что он сделал, чтобы её заслужить.

Оливер усмехнулся.

– Зная Майлза, могу себе представить. Но нет, никакого взвода Джоулов. И даже расчет не хочу.

– Ты можешь нанять помощников. Я так точно планирую.

– По всей вероятности, придется. Не представляю, как ещё… Но постойте, вы же не собираетесь выращивать всех шестерых своих девочек одновременно?

– Нет, что ты! Хотя я пыталась вычислить оптимальную разницу в возрасте. И могу сказать, что её не существует. Или есть несколько вариантов, все зависит от того, что именно тебе нужно.

– Когда примете решение?

– Уже приняла, по крайней мере, по первому шагу. Сказала Тэну произвести оплодотворение всех шести. Он сейчас этим занимается, точнее, уже сделал. Ещё несколько дней уйдет на проверку генетических дефектов и необходимые исправления, если потребуется, а затем пять из них отправятся в холодильник, а одна, так сказать, в печку. И через девять месяцев Аурелия будет… моей проблемой, – она усмехнулась. – Это немного пугает, но правда, не может же с ней оказаться труднее, чем было с Майлзом.