— И тем не менее.
— Неважно, — буркнул он и махнул рукой в сторону открытой двери. — Вам вернут деньги в понедельник утром.
— Вы не можете так поступить.
— Я только что это сделал.
— Это... Я не... Вы не можете...
— Слушайте, миз Шеридан, уже поздно. Чем дольше вы будете стоять и болтать, тем больше времени вам понадобится, чтобы доехать до гостиницы.
Я посмотрела на снег, потом опять на мужчину.
— Снег идет, — выдала я очевидное.
— Поэтому я и говорю, что вам лучше отправиться в путь.
Секунду я пристально смотрела на него. Потом секунда превратилась в десяток.
— Поверить не могу, — прошептала я.
А потом мне больше не надо было задумываться о том, сержусь ли я, потому что я была очень зла и слишком устала, чтобы думать о дальнейших словах.
Я сунула бумаги в сумочку, схватила свои пакеты, подошла к мужчине и, задрав голову, сердито уставилась на него.
— А кто вернет мне деньги за бензин? — спросила я.
— Мисс Шеридан...
— Миз, — прошипела я, подавшись к нему, и продолжила: — И кто вернет мне деньги за авиабилет из Англии, где я живу, хоть мой паспорт и синий?
Не дав ему ответить, я спросила:
— И кто возместит мне испорченный отпуск в прекрасном доме в горах Колорадо, до которого я добиралась больше семнадцати часов — и надо сказать, что добиралась до места, которое полностью оплатила, но не получила никакого удовольствия?
Мужчина открыл рот, но я все говорила:
— Я летела через океан и большую часть континента не для того, чтобы остановиться в чистой гостинице с хорошими видами. Я сделала это, чтобы остановиться здесь.
— Послушайте...
— Нет, это вы послушайте. Я устала, у меня болят носовые пазухи, на улице снег. Я уже много лет не ездила во время снегопада, особенно такого. — Подняв руку с пакетами, я ткнула пальцем в темноту. — А вы меня выпроваживаете, в десятом часу вечера, отказавшись исполнить договор.
Пока я говорила, раздраженное выражение его лица сменилось таким, которое я не смогла определить, а потом он неожиданно усмехнулся, и я разозлилась еще больше, увидев, что у него прекрасные белые, ровные зубы.
— Болят носовые пазухи? — переспросил он.
— Да, — рявкнула я. — Болят носовые пазухи. Сильно. — И я опять, на этот раз сердито, покачала головой. — Хотя какая вам разница? Забудьте. Я слишком устала для этого.
И я действительно устала, слишком устала. Я подумаю о том, что делать дальше, завтра.
После этого я несколько театрально протопала в ночь, подумав, что это и есть ответ. Таким образом вселенная говорила мне, что не стоит рисковать. Надо выйти замуж за Найлса. Принять надежность, несмотря на то, что она была очень скучной и, если признаться самой себе, глубоко в душе заставляла ощущать себя такой одинокой, как никогда в жизни.
До оцепенения одинокой.
Но кого это волнует?
Если это и есть приключение, то оно отвратительно.
Я бы лучше сидела перед телевизором вместе с Найлсом (вроде того).
Я открыла багажник, сложила обратно пакеты с продуктами, а когда попыталась его закрыть, то не смогла.
Все потому, что потрясающий, но неприветливый мужчина стоял рядом с моей машиной и крепко держал дверь багажника.
— Пустите, — потребовала я.
— Возвращайтесь в дом. Мы что-нибудь придумаем, по крайней мере на эту ночь.
Он сумасшедший? Что-нибудь придумаем? То есть мы оба будем ночевать в доме? Я даже не знаю его имени, и кроме того, он гад.
— Спасибо, нет, — высокомерно отрезала я. — Пустите.
— Возвращайтесь в дом, — повторил он.
— Пустите, — повторила я в ответ.
Он наклонился ближе.
— Слушайте, Герцогиня, на улице холодно, идет снег, а мы стоим здесь и, как идиоты, спорим о том, чего бы вам хотелось. Возвращайтесь в чертов дом. Можете спать на диване.
— Я не собираюсь спать на диване. — Тут я вскинула голову и спросила: — Герцогиня?
— У меня очень удобный диван, а беднякам не приходится выбирать.
Я решила не обращать внимания на последнюю фразу и повторила:
— Герцогиня?
Он вытянул свободную руку в мою сторону и заговорил, оглядывая меня с ног до головы:
— Шикарные шмотки, шикарная сумочка, шикарные сапоги, шикарный акцент.
Наконец его глаза остановились на моем лице, и он твердо закончил:
— Герцогиня.
— Я американка! — заорала я.
— Точно, — ответил он.
— В Америке нет герцогинь, — просветила я его.
— Это так.
С какой стати я тут распинаюсь про аристократию? Я вернулась к своей цели.
— Пустите! — снова крикнула я.
Он полностью проигнорировал мой крик и заглянул в багажник.
А затем задал, как мне показалось, безумный вопрос:
— Продукты?
— Да, — огрызнулась я. — Я купила их в Денвере.
Он посмотрел на меня, ухмыльнулся, и я снова подумала, что это безумие какое-то, когда он пробормотал:
— Глупейшая ошибка.
— Вы отпустите уже, чтобы я могла закрыть багажное отделение и уехать?
— Багажное отделение?
— Багажник!
— Англичанка.
Думаю, в этот момент я зарычала, но не знаю точно, поскольку уже так завелась, что глаза заволокло красным.
— Мистер... — Я остановилась, а затем продолжила: — Как-вас-там...
— Макс.
— Мистер Макс.
— Нет, просто Макс.
Я наклонилась к нему и рявкнула:
— Неважно!
А затем потребовала:
— Отпустите машину.
— Серьезно?
— Да, — отрезала я. — Серьезно. Отпустите. Машину.
Он отпустил машину и сказал:
— Как хотите.
— Я хочу отправиться назад во времени и не нажимать «забронировать» на этом глупом сайте, — пробубнила я, захлопнув багажник, и зашагала к водительской двери. — Идиллический коттедж в горах Колорадо. Да ни черта подобного. Больше похоже на самый кошмарный буран в горах Колорадо.
Я забралась в машину и захлопнула дверь, но точно знаю, что перед этим услышала, как он хохотнул.
Даже будучи разозленной, я все-таки не была глупой, поэтому осторожно сдала назад по подъездной дорожке. Наверное, я действовала, как старушка за рулем, но мне было все равно. Я хотела убраться с его глаз, подальше от прекрасного, но недоступного дома и поближе к кровати, в которой смогла бы по-настоящему выспаться. И мне не хотелось, чтобы это оказалась больничная койка.
Я вывернула на дорогу и поехала быстрее (но все же не очень быстро), ни разу не взглянув в зеркала на утраченный коттедж.
Адреналин все еще бежал по венам, и я все еще была зла как никогда. По моим подсчетам, я находилась недалеко от главного шоссе, когда наехала на скрытую под снегом замерзшую лужу, потеряла управление и скатилась в кювет.
Когда сердце перестало кувыркаться у меня в груди, а комок в горле больше не угрожал моей жизни, я глянула на снег перед машиной и буркнула:
— Прекрасно.
Потом добавила:
— Великолепно.
А потом я разразилась рыданиями.
* * *
Я проснулась. По крайней мере я так думала.
Я увидела много света и мягкую бежевую наволочку. Но мне казалось, что мои глаза увеличились раза в три. Я чувствовала, как опухли веки. Голова словно была набита ватой. В ушах создалось забавное ощущение, как будто они стали огромными тоннелями, способными пропустить поезд. Чертовски болело горло. И наконец, тело казалось таким тяжелым, что мне бы потребовались все силы, только чтобы сдвинуться хотя бы на дюйм.
Я сделала усилие и сумела приподняться на локте. Тогда я сделала еще одно усилие и убрала волосы с глаз.
Я увидела яркий, солнечный день через верхнюю часть треугольного окна, отгороженного перилами. Я видела снег, много снега, и сосны, тоже много. Если бы я не чувствовала себя так ужасно, я бы поняла, как прекрасна была открывшаяся мне картина.
Осторожно, поскольку моя набитая ватой голова еще и кружилась, я осмотрелась вокруг и узнала спальню на втором этаже дома с интернет-сайта.