В кабинете директора шахты было так накурено, что в дыму мог застрять не только топор, но и увесистая кувалда. Курили все разом с какой-то обреченной жадностью, будто каждая затяжка была последней в их жизни или, по крайней мере, они заключили жестокое пари: кто меньше всех выкурит — тому голову с плеч.
Директор шахты, тощий, изможденный человек с желтым осунувшимся лицом, вытирал платком шею, крутил чубатой головой, будто хотел освободить ее из тесных объятий воротника, и болезненно морщил лицо. Станислав Александрович, главный инженер шахты, седой мужчина средних лет, с аскетическим лицом, на котором блестели маленькие глаза, придававшие взгляду сверлящую пронзительность, беспокойно ерзал в кресле. Казалось, он вот-вот вскочит, грохнет кулаком по столу и задаст такой разгон, какого еще никто не видывал. А повод для этого действительно был.
На западном бремсберге, самой ответственной и напряженной горной выработке, по которой текла добыча всего крыла и поступал весь груз со всеми необходимыми материалами для лав и проходческих забоев, на этой артерии-кормилице произошло ЧП.
Многотонный состав породы, сорвавшись с каната, с сумасшедшей скоростью ринулся вниз, сметая все, что попадалось на пути. Вагоны сошли с рельсов, перевернулись и, влекомые собственной тяжестью, кубарем катились вниз. Ломались стойки, ухала освобожденная от крепи порода, металл и камень свились в невообразимой круговерти, в какой-то дьявольской пляске, остановить которую было выше человеческих сил. Зловещий «орел» делал свое недоброе дело.
В пяти местах были выбиты арки крепления, там образовались непролазные завалы. Рельсовый путь был разворочен будто взрывом.
Мащенко перестал вытирать шею, поднялся с кресла, подошел к окну.
— Так что будем делать? — сказал, медленно обводя взглядом присутствующих. — Сообщать в комбинат или как?
Главный стукнул ладонью по столу, резко встал, сунул руки в карманы, шагнул по кабинету.
— Может, горноспасателей вызвать? — осторожно предложил начальник ВШТ — внутришахтного транспорта — и сам, наверное, не поверил в реальность этой затеи, потому что опустил голову и быстро забарабанил пальцами по столу.
— Ты чем думаешь, Когут! — сверкнул глазами главный. — Что они будут спасать! Твою репутацию? Обвалы без человеческих жертв спасатели не разбирают. Это не их функция. Самим выкручиваться надо.
— И как можно скорее, — добавил Мащенко, подошел к креслу, сел, прикурил от догорающей папиросы другую. — Если завалим план этого месяца, со всех нас и с каждого в отдельности портки снимут и отдерут крапивой. Будь оно трижды проклято!
Никто не понял, что означает это «трижды проклятое оно».
— Если бы только крапивой, — невесело пошутил Станислав Александрович.
— Может, есть смысл перебросить часть рабочих на Восточное крыло, — опять не то спросил, не то предложил Когут.
— Что ты этим выиграешь? Может, посоветуешь, как увеличить производительность струга? — Директор достал платок и вытер вспотевший лоб. — Восточное крыло полностью обеспечено рабочей силой.
— Что это ты все предлагаешь, Когут! — Главный с силой вдавил окурок в пепельницу и остановился рядом с начальником транспорта. — Ты когда канат проверял?
— Мастер докладывал…
— Меня не интересует, когда его осматривал мастер, я спрашиваю, когда ты сам лично осматривал канат?
— У меня нет оснований не доверять горным мастерам, — твердо сказал Когут, поднял голову, пристально посмотрел в глаза главному, но не выдержал его колючего взгляда, отвернулся, как провинившийся школьник, спрятал руки под столом. — И вообще…
— Что «вообще»?! — Главный почти кричал. — Меня ничто не интересует вообще… Мы поставлены перед фактом остановки трех лав, а не вообще!
— На весь комбинат прогремим, тьфу ты, мать честная! — директор горько покачал головой. — Только было наладилось, и вот тебе…
— Канат был в п-п-порядке, — Семаков смутился, покраснел, и получилось так, что он будто бы оправдывался сам и защищал начальника шахтного транспорта.
— Тебя никто не спрашивает, Семаков! — прикрикнул Станислав Александрович и опять повернулся к Когуту. — Ты когда в шахту лазил?
— Вчера две смены торчал… — обиженным голосом сказал тот и поджал губы. «Себя не жалеешь, из шахты почти не вылазишь, и вот тебе, получай благодарность. Дождешься ее от этого Мефистофеля!»
— Ты можешь торчать там сколько тебе заблагорассудится. Это меня не касается. Ты мне обеспечь безаварийную работу транспорта. Без-ава-рий-ную! — повторил главный и постучал согнутым пальцем по столу.
— Кто в предыдущую смену проверял путевое хозяйство бремсберга? Где начальник ВТБ?[1] — Мащенко заметил сидящего за столом Игнатова, кивнул головой в его сторону. — До тебя мы еще доберемся.
Директор недолюбливал начальника участка безопасности. Слишком часто им приходилось встречаться, и встречи эти, как правило, происходили в конфликтных ситуациях. Такова уж была должность у Игнатова — самая что ни на есть каверзная и скандальная на шахте.
ПБ — свод правил техники безопасности — суровый закон жизни и работы под землей. Малейшее отклонение от этих правил, а тем более нарушение их грозит очень серьезными последствиями. Надзор за пунктуальным соблюдением правил безопасности каждым рабочим, как и руководителем любого звена, возлагался на участок ВТБ во главе с начальником, горным инженером Сергеем Сергеевичем Игнатовым. Был он молод, энергичен, вспыльчив, но трудолюбив и честен по высшей мерке этих человеческих качеств.
Игнатов ерзнул на стуле, погладил вспотевшую лысину.
«Пожалуй, на всю катушку врубят. Пощады не будет».
Фактически его участок не был виновен в случившемся. Но… кто же ее определит, эту грань ответственности? Сейчас все пойдет по пословице: лес рубят — щепки летят.
«Надо немедленно спускаться в шахту, ликвидировать последствия аварии, а не искать виновных. Что от этого изменится? Я виноват, или Когут, или главный механик, роли большой сейчас не играет. Завалы расчищать нужно, а виновника в спокойной обстановке отыскать».
Сергей Сергеевич достал платок, тщательно вытер лысину. У сидевшего рядом начальника участка Плотникова по полным щекам обильно тек пот. Он не вытирал его и, почти беспрестанно жмуря глаза и выпячивая губы, сосал сигарету. Сигарета, как нарочно, была вонючей, с густым едким дымом.
«Чего, дурень, психуешь? Ты-то наверняка не виноват», — подумал Игнатов и отмахнулся от облака дыма.
Секретарь шахтного комитета комсомола сидел напротив Сергея Сергеевича и, очевидно подражая главному, пытался тоже сверлить окружающих взглядом. У него это плохо получалось, как в неотрепетированном школьном спектакле, но он не догадывался об этом и старался вовсю. Кулькова первый раз пригласили на важное совещание, и он был горд этим. Встречаясь взглядом с главным инженером или с директором, Кульков сразу как-то сникал, острый его носик еще больше заострялся, будто сам, против воли хозяина, тянулся к начальству, и все лицо выражало сплошную готовность к услуге. К немедленной. Таким он казался внешне и, по-видимому, внешность точно отражала его внутреннее содержание.
Игнатов покосился на него и почувствовал какую-то неловкость, будто в порядочном обществе сидел перед ним неприлично одетый человек или того хуже — совсем голый.
«Тебе-то тут чего нужно, сынок? — повел по его лицу взглядом Игнатов и тут же забыл о нем, мозг работал в другом направлении, и Сергей Сергеевич опять с грустью подумал о несуществующей для него и его коллег «графе особых заслуг», а то сколько бы добрых дел, сколько несвершившихся аварий, предупрежденных жертв было бы записано там на их счет. — До меня он еще доберется. А чего добираться? Не любит директор меня. Может, придется подыскать другую работу, на соседней шахте?»
Последняя встреча начальника ВТБ с директором состоялась на прошлой неделе. В Первой западной лаве, на участке Плотникова непозволительно далеко отстала подрывка вентиляционного штрека. У бригад пошел большой уголь, и о штреке на время забыли. Руки, как говорится, не стали доходить. Ситуация складывалась не то чтобы катастрофическая, но чреватая большими неприятностями.
Дело в том, что выход людей из лавы был серьезно затруднен, и, пока там шло все своим чередом, пока не случилось ЧП, шахтеры спокойно выползали на штрек. Так могло длиться сколько угодно. Но, не дай бог, случится беда и людям придется покидать свои рабочие места в аварийном порядке, когда секунда промедления может стоить жизни, в такую узкую и непомерно длинную щель бригаде трудно протиснуться — не то что за секунды, за час не управишься.
Это грубое нарушение правил было обнаружено мастером ВТБ. Дежурившего Семакова тут же предупредили.
Вечером Игнатов позвонил Плотникову.
«Иван Емельянович, тебе докладывали…»
«Послушай, дорогуша, Сергей Сергеевич, подожди пару деньков, уголь пошел, почти два месячных плана выдадим».
«В штреке грубое нарушение…»
«Ничего не случится, уверяю тебя. Отверстие там есть, чего еще?»
«Она настолько мала, что до беды недалеко. Неужели ребят не жалко».
«Да не жалей ты их, не жалей! Работают, как черти, удержу нет. Соскучились по настоящей работе».
«А если что случится?»
«Я же говорю, ничего не случится, кроме того, что антрацит рекой течет. Не останавливать же этот поток из-за пустяка».
«В том-то и дело, что это не пустяк».
«Вы там, на ВТБ, все склонны преувеличивать…»
«Иван Емельянович, распорядитесь подогнать подрывку. Не надо нам ссориться. Есть правила, и мы обязаны их выполнять. Речь идет о безопасности людей, работающих в лаве. Отставание штрека надо немедленно ликвидировать».