Вацек».

Срочная телеграмма № 1415 от резидента советской разведки в Вене была расшифрована в порядке очередности. Листок из шифровального блокнота передали машинистке, допущенной к работе со сверхсекретными материалами. Заложив три копии, она стремительно перепечатала телеграмму.

Высокий молодой человек сложил листки в картонную папку с бумажными завязками и отправился в долгое путешествие по скучным коридорам Лубянки.

На другом этаже он постучал в нужную дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Это была небольшая приемная. Сидевшая за столом девушка четырьмя пальцами стучала на машинке. Она подняла глаза и молча кивнула. Молодой человек открыл дверь в кабинет заместителя начальника иностранного отдела ИНО ОГПУ и громко спросил:

— Разрешите?

Через минуту он вышел и так же молча исчез.

На заявлении Николая Скоблина в ЦИК заместитель начальника иностранного отдела ОГПУ оставил резолюцию:

«Заведите на Скоблина агентурное личное и рабочее дело под псевдонимом «Фермер» — ЕЖ-13».

Таким образом, в сентябре 1930 года советская разведывательная сеть в Париже пополнилась еще одним агентом или, вернее, двумя, потому что Надежда Плевицкая принимала участие во всех делах мужа.

Советская разведка располагала во Франции, где сосредоточилась значительная часть русской эмиграции, огромным количеством агентов. Имена абсолютного большинства из них до сих пор неизвестны. Только Николай Скоблин вошел в историю мировой разведки. Заслуженно и незаслуженно.

Его имя связывается с тремя громкими операциями 30-х годов. Скоблина и, соответственно, Плевицкую называют погубителями бывших генералов Белой армии Кутепова и Миллера, а также советского маршала Тухачевского.

Николая Скоблина считают тем человеком, через которого немецкая разведка подбросила Сталину фальшивые материалы о заговоре в Красной Армии, что привело к аресту Тухачевского и других видных военачальников.

Но на самом деле судьба Тухачевского и Кутепова решилась без участия Скоблина и Плевицкой. А вот в истории генерала Миллера они сыграли роковую роль…

Семен Костров продиктовал ответную шифровку в Вену:

«Вербовку генерала считаем ценным достижением в нашей работе. В дальнейшем будем называть его «Фермер», жену — «Фермерша». На выдачу денег в сумме 200 американских долларов согласны. Однако деньги ему надо выдавать не вперед, за следующий месяц, а за истекший, так сказать, по результатам работы. Пять тысяч франков на уплату долга выделены.

Однако прежде, чем мы свяжем «Фермера» с кем-либо из наших людей, нужно получить от него полный обзор его связей и возможностей в работе. Пусть даст детальные указания о людях, коих он считает возможным вербовать, и составит о них подробную ориентировку.

Возьмите у него обзор о положении в РОВС в настоящее время и поставьте перед ним задачу проникновения в верхушку РОВС и принятия активного участия в его работе. Наиболее ценным было бы, конечно, его проникновение в разведывательный отдел организации При переговорах с «Сильвестровым» «Фермер» говорил о том, что генерал Миллер одно время предлагал ему работу по разведке. Нет ли у него сейчас возможности активизации в этом отношении?

Запросите через «Сильвестрова», может ли «Фермер» выехать в какую-либо страну по нашему указанию вместе с «Сильвестровым» для встречи с нашими людьми?

Теперь в отношении «Фермерши». В докладе «Сильвестрова» упоминается о том, что она также дала согласие. Однако мы считаем, что она может дать нам гораздо больше, чем одно «согласие». Она может работать самостоятельно. Запросите, каковы ее связи и знакомства, где она вращается, кого и что может освещать. Результаты сообщите. В зависимости от них будет решен вопрос о способах ее дальнейшего использования».

Связь с генералом поддерживалась через Ковальского. Скоблин отправлял Ковальскому в Вену письма, написанные симпатическими чернилами.

Шифр был примитивный, но в резидентуре исходили из того, что Скоблина никто и ни в чем не подозревает, поэтому его корреспонденция не перехватывается и к специалисту-контрразведчику генеральское послание в руки не попадется.

Скоблин, осваивая новую профессию, писал Ковальскому регулярно:

«Дорогой Петя!

20 ноября генерал Миллер выезжал в Болгарию. Поездка серьезная. Кроме посещения болгарского отдела РОВС свидание с царем Борисом. Цель поездки — восстановить планы Кутепова.

Руководство РОВС занято сейчас Дальним Востоком, где активизируется белоэмигрантская работа.

В Париже открываются высшие курсы, на которые собраны лучшие офицеры Добрармии — 100 человек. Цель курсов — подготовить офицеров к засылке в СССР или к отправке на Дальний Восток. На курсах, насколько мне известно, знакомят с положением внутри СССР, с современным состоянием Красной Армии.

Главную роль во всем РОВС играет генерал Шатилов, который, пользуясь своим влиянием на генерала Миллера, держит все и всех в своих руках.

Практически РОВС — это он. Миллер лишь представительствует. Среди эмигрантских организаций Шатилов не пользуется симпатией. Опирается на нас (корниловцев). Личная встреча дала бы мне возможность сделать подробный доклад о всех группировках и предложить ряд идей, которые надо приводить в исполнение. Излагать все в письме очень трудно и слишком громоздко.

Твой Николай Скоблин».

Ковальский под диктовку венского резидента писал ответ, требуя от генерала большей активности в сборе интересующей ОГПУ информации. Тон писем был несколько недовольный — генерала следовало настроить на постоянную работу. Скоблину должно было казаться, что он дает слишком мало информации и свои деньги не отрабатывает.

Скоблин немного обижался и настаивал на встрече с представителями Москвы. Генерал писать не любил и жаждал прямого общения:

«Дорогой Петя!

Ты прав, браня меня, но я не могу сразу сориентироваться в этой работе, тем более что необходимо проявлять сугубую осторожность. Я особенно стремлюсь к предстоящему свиданию, так как некоторые затронутые тобой вопросы настолько обширны, что ответить письменно, да еще шифром, для меня на первый раз трудно. Необходимы вообще периодические встречи.

Теперь разреши побранить и тебя. Мы с тобой условились: если письмо зашифровано, то обращение ко мне или к тебе будет печатными буквами. Ты этого не сделал, и я это письмо расшифровал случайно. В другом письме ты указал, что для собственного контроля нужно вверху письма ставить дату последнего, а внизу — посылаемого. Ты этого тоже не сделал.

Попасть в оперативно-разведывательный орган РОВС сразу трудно, но попытаюсь. На этот счет у меня есть свои соображения, которые изложу при встрече. Да и расскажу подробно об отделе. Совершенно другая работа, чем при Кутепове.

Как решен вопрос о встрече? Где и когда?

У Надежды Васильевны будут гастроли в Риге, но визы в Латвию пока не получены, и трудно сказать, когда они будут. Германскую визу имею и могу выехать в Берлин немедленно. Предоставляю тебе решить вопрос о времени свидания. Предлагаю между 2 и К) октября. Выеду с Надеждой Васильевной. Имею большой материю!. Прошу тебя немедленно сообщить дату свидания и прислать часть долга на дорогу.

У меня кончились химические чернила, и будь добр написать разборчиво название нового состава и способ его употребления. В прошлом письме ты написал очень слабо, прочесть было невозможно.

Твой Николай Скоблин».

Резидент советской разведки в Вене, просмотрев письма Скоблина, остался недоволен.

«Центр.

При ознакомлении с донесениями «Фермера» я пришел к убеждению, что «Фермер» совершенно не знаком с разведработой и немножечко еще трусит. Причисляя себя к верхушкам, он бы хотел сразу разрешать вопросы общего руководства РОВС, упуская из виду имеющиеся у него (по словам «Сильвестрова») разные интересные материалы, как-то: сводки и донесения всех ячеек РОВС. Возможно, все дело в том, что он не получил от нас точного наставления относительно его работы. «Фермер» уверяет нас, что его слишком смущает писание симпатическими чернилами, поэтому многие вопросы он не освещает и оставляет до личного свидания. Полагаю, это отговорка. Необходимо самым тщательным образом проверить — не подсадка ли это от РОВС. Вацек».

Резидент не мог избавиться от сомнений, знакомых каждому разведчику: если кого-то удалось слишком легко завербовать, то не значит ли это, что он просто-напросто работает на контрразведку врага?

Кроме того, первые донесения Скоблина действительно не представляли особой ценности для Москвы. Скоб-лип рассказывал о том, что и без того было известно иностранному отделу ОГПУ, который располагал внутри Российского общевоинского союза не одним, не двумя, а целой сетью агентов и легко мог проверять и перепроверять любое сообщение агента.

Новая встреча с Николаем Скоблиным и Надеждой Плевицкой была организована в конце декабря, но не в Берлине, как хотел генерал, а в Вене, где находилась ведавшая им резидентура советской разведки.

Надежда Плевицкая отправилась в турне по Европе, а генерал, как обычно, ее сопровождал. Он использовал поездку для встреч с руководителями отделов РОВС в разных странах, видными деятелями эмиграции, которые рады были встрече с человеком из Парижа и охотно делились своими успехами.

Скоблин и Плевицкая приехали в Вену 19 декабря и остановились, как им велели, в отеле «Континенталь». Резидент сам встречаться с ними не захотел, отправил Ковальского одного. Ковальский задавал им вопросы, поставленные резидентом, записывал ответы и вечером докладывал начальству.

Так продолжалось два дня. Скоблин, кроме всего прочего, начал понимать, что именно интересует Москву и как нужно излагать информацию. В конце концов, он сам написал один доклад. Он даже предложил провести операцию, которая помогла бы советской разведке проникнуть в область работы генерала Драгомирова, то есть в секретное подразделение РОВС, занимающееся активной разведкой внутри СССР.