Не меньшее значение имели чисто личные причины — отсутствие денег. Скоблин был кругом в долгах. Даже благоволивший к нему генерал Миллер, ссужая некую сумму, неукоснительно требовал возвращения займа. Объясняя, почему ему постоянно нужны деньги, Скоблин передал связному из резидентуры письмо от генерала Миллера: «Многоуважаемый Николай Владимирович!
Так как я в четверг рано утром уезжаю на три недели из Парижа, и возможно, что до моего отъезда я не смогу Вас повидать, то прошу Вас во время моего отсутствия деньги внести в «Нэшнл сити бэнк» на мой текущий счет.
Вам дадут расписку от банка, которая и будет служить Вам документом в возврате денег, а банк меня уведомит о внесении на мой счет внесенной Вами суммы.
Прошу Вас засвидетельствовать мое глубокое уважение и сердечный привет Надежде Васильевне.
Всего хорошего.
Искренне уважающий Вас
Е.Миллер».
Деньги Скоблину советская разведка давала регулярно. Но за каждый франк требовала информации.
«Берлин
резиденту
В том случае, если вы будете связываться с «Фермером» до его поездки в Софию, укажите ему на необходимость уделения максимального внимания выявлению лиц, ведущих активную разведывательную работу против СССР, выяснению путей проникновения агентов на нашу территорию и способов связи с ними. Центр».
«Центр
О «Фермере» могу сообщить следующее. Гастроли прошли благополучно (в смысле возможных неожиданностей после провала с ЕЖ-10).
Концерт состоялся только в Софии. В Белграде оба провели около недели отнюдь не по делам концертным (концерта не было). Если поездку четы «Фермеров» на Балканы рассматривать как первую контрольную, то, нужно сказать, «Фермер» — добросовестный и, если хотите, талантливый агент. Его сообщения, в трех направлениях целиком подтверждающиеся данными ЕЖ-10, достаточное для того доказательство.
Короткое пребывание на Балканах он использовал исчерпывающе и не только в области информационной, а и, так сказать, стратегической.
В Париже «Фермеру» предстоит подойти вплотную к аппарату РОВС и, лавируя между Миллером, Драгомировым и Шатиловым, сохранить свою самостоятельность.
Берлин».
Скоблин вызвал из Софии бывшего командира Дроздовской дивизии генерала Антона Туркула. Скоблин намеревался, играя на безмерных амбициях Туркула, использовать его против нынешнего руководства РОВС.
Антону Васильевичу Туркулу не было тогда и сорока лет. В первую мировую он был трижды ранен, награжден орденом Святого Георгия, произведен в штабс-капитаны.
После революции вступил в отряд полковника Дроздовского, который пробивался на Дон. В 1920-м возглавил Дроздовскую дивизию, был произведен в генералы.
Туркулом неизменно восхищался генерал Александр Павлович Кутепов.
Однажды Александр Павлович, увлекшись, рассказал о подвигах Туркула войсковому атаману Войска Донского Африкану Петровичу Богаевскому, а тот записал слова Кутепова в дневник:
— Что за удивительный человек! Необыкновенной храбрости и смелости, не знающий чувства страха: в каре, окруженном пулеметами, с оркестром посреди, который играет вальсы, он спокойно отбивает бешеные атаки красной конницы, подпуская ее на 200 шагов. Горсть храбрецов тает, но он сам ведет ее в атаку на ту же конницу. В коляске на паре серых коней он, раненный, едет впереди цепи, заходит в тыл противнику, с пехотой делает Мамонтовские рейды по тылам красных. И всегда весел, в отличном расположении духа.
В эмиграции Туркул возглавил сводный Дроздовский полк. Он охотно приехал в Париж на рекогносцировку. Разговор со Скоблиным ему понравился, перспектива переехать во Францию — еще больше. Туркул загорелся и решил все сделать как можно быстрее. Смущала его материальная сторона дела — на что жить?
Он придумал открыть на паях со Скоблиным бензоколонку — бензиновую лавку, как тогда говорили, чтобы все русские таксисты в Париже заправлялись только у него.
Туркул и Скоблин обратились к руководству РОВС за помощью. Скоблин считал, что генералы Миллер и Шатилов отказать Туркулу не посмеют. Так и произошло. Шатилов сразу выдал Туркулу тысячу двести франков на переезд в Париж. Руководству РОВС очень хотелось иметь такого активного человека, как Туркул, на своей стороне.
Парижская резидентура советской разведки, со своей стороны, обещала Скоблину около тысячи долларов на покупку бензоколонки.
Работа Скоблина становилась все более важной для Москвы. По просьбе Миллера Николай Скоблин возглавил отдел РОВС по связям с периферийными органами. Теперь он был осведомлен обо всем, что планировалось в кругах русской эмиграции, в том числе о самом секрет ном — о совместных операциях с участием разведок Румынии, Польши, Болгарии и Финляндии.
Надежда Васильевна Плевицкая охотно помогала мужу. Поездки на гастроли, в которых ее всегда сопровождал Скоблин, давали ему возможность узнавать все, что происходит в периферийных органах РОВС. Кроме того, Плевицкая копировала секретные документы Общевоинского союза, которые Скоблин приносил домой, писала за него агентурные донесения, выполняла роль связной.
За четыре года на основании информации, полученной главным образом от Скоблина, ОГПУ арестовало семнадцать агентов, заброшенных в Советский Союз, и установило одиннадцать явочных квартир РОВС в Москве, Ленинграде и Закавказье.
Гёнерал Скоблин с его широчайшими связями стал незаменимым агентом для советской разведки.
«Начальнику иностранного отдела ОГПУ СССР
Докладная записка
Завербованный полтора года назад «Фермер» и его жена стали основными источниками информации. Человек материально независимый, отошедший одно время от основного ядра РОВС, он, будучи завербован, не вошел и не может войти в аппарат руководства РОВС, но занимает как командир одного из полков заметное положение среди генералитета и, пользуясь уважением и достаточным авторитетом, стал активно влиять как на общую политику РОВС, так и на проведение боевой работы. Основные результаты работы «Фермера» сводятся к тому, что он:
во-первых, ликвидировал боевые дружины, создаваемые Шатиловым и генералом Фоком;
во-вторых, свел на нет зарождавшуюся у Туркула и Шатилова мысль об организации особого террористического ядра;
в-третьих, прибрал к рукам Завадского, основного агента французской контрразведки, и, помимо передачи информационного материала, разоблачил агента-провокатора, подсунутого нам французами и работавшего у нас 11 месяцев;
в-четвертых, сообщил об организации, готовившей убийство наркоминдела тов. Литвинова во время визита в Швейцарию.
Разоблачил работу РОВС из Румынии на СССР (дело Жолтковского).
Эта исключительная осведомленность агента помогла нам в целом ряде других, более мелких, но имеющих серьезное оперативное значение дел. Однако за последнее время мы трижды демонстрировали свою неожиданную осведомленность (два раза через прессу). Тем самым мы ставим всякий раз агента в чрезвычайно опасное положение, грозящее ему провалом.
Нужно в будущем наши решения об опубликовании полученных от «Фермера» сведений согласовывать всякий раз с тем сотрудником ИНО (в данном случае со мной), который непосредственно связан с агентом и непосредственно следит за его работой и руководит ей.
Начальник 5-го отделения ИНО».
Профессиональная жизнь агента редко бывает долгой. Чем активнее он работает, тем большей опасности подвергается. Деятельность Скоблина была успешной во многом потому, что ему удавалось умело использовать противоречия между различными группировками внутри РОВС, доходившие до открытой вражды.
Среди военной эмиграции шла борьба за власть, за влияние, за близость к генералу Миллеру, за право принимать решения и распоряжаться деньгами, которые — не очень щедро — передавал Общевоинскому союзу французский генеральный штаб.
Лавируя в этом половодье интриг, Скоблин старался сохранить свою независимость, поэтому каждая группа пыталась привлечь его на свою сторону, щедро делясь информацией и замыслами.
И все же генерал Скоблин, пользовавшийся расположением председателя РОВС. Евгения Миллера, нажил себе немало недоброжелателей. Кроме того, после каждого провала задуманной РОВС акции контрразведка автоматически составляла список тех, кто знал об операции. С некоторых пор в каждом из этих списков фигурировал Николай Скоблин.
Наступил момент, когда подозрения белогвардейской контрразведки, интриги недоброжелателей и реальные просчеты советской разведки поставили Скоблина в трудное положение.
Все началось с того, что один из сотрудников советской разведки, занимавшийся эмиграцией, попытался завербовать бывшего полковника Федосеенко. Полковник казался подходящим объектом для вербовки. Он работал таксистом, бедствовал. Федосеенко сначала согласился, а потом, испугавшись разоблачения, доложил обо всем Миллеру.
В это дело зачем-то втянули Скоблина, и скоро Федосеенко стал распространять по всему эмигрантскому Парижу слухи о том, что и генерал Скоблин тоже работает на советскую разведку.
Такие слухи не были редкостью в эмигрантской среде. Многих заметных эмигрантов обвиняли в том, что они агенты ОГПУ. К Федосеенко в РОВС относились плохо, а к Скоблину, наоборот, прекрасно. Но этот скандал попал на страницы эмигрантских газет, и можно себе только представить, что тогда испытали Скоблин и Плевицкая.
«Центр
В белоэмигрантской газете «Возрождение» появилась статья о разоблачениях полковника Федосеенко, который обвиняет ЕЖ-13 в сотрудничестве с большевиками.
Считаю нужным обратить ваше внимание на то, что мои многочисленные и настойчивые просьбы провести формальное расследование данных о том, что ЕЖ-13 выдан врагу нашим органом, остаются без внимания. Считаю необходимым твердо знать, при каких обстоятельствах в свое время была разглашена государственная тайна, настаиваю на привлечении виновного к ответственности. Прошу сообщить ваше решение следующей почтой. Дуче».