Мы понимаем, что обстановка для ЕЖ-13 сейчас во многом сложнее, ибо за дело взялся Эрдели, но вместе с тем положение ЕЖ-13 у Миллера значительно солиднее, чем прежде. Тем не менее предлагаем Дуче принять исключительные меры предосторожности при встречах с ЕЖ-13, ибо допускаем, что за ним установлено наблюдение.

Центр».

«Центр

Февраль был для нас чрезвычайно тяжелым месяцем. Опасность, угрожавшая ЕЖ-13, принудила нас к исключительной выдержке, а возникавшие варианты контрмер подвергались многократному анализу и в конце концов или отпадали, или оказывались несостоятельными.

Финансовая сторона дел ЕЖ-13 меня не беспокоит. Им все аккуратно подсчитано, и есть подробные расчеты чуть ли не с 1922 года У него должны быть в сейфе деньги, акции или ценные бумаги. Чтобы показать Миллеру, с какими деньгами супруга возвращается из турне, я купил к тем леям, какие ЕЖ-13 действительно привез с собой, еще сто тысяч лей (это восемь тысяч франков). Пакет солидный, он показал его Миллеру.

Я считаю нужным купить на двадцать пять тысяч (минимум) франков — ценных бумаг (скажем, французскую ренту) и положить их в сейф ЕЖ-13. (У него есть в банке сейф.) Положение ЕЖ-13 постепенно теряет свою остроту, но остается по-прежнему опасным. Борьба между ним и генералом Эрдели — не на жизнь, а на смерть.

Деятельность Эрдели, просачиваясь наружу и становясь ощутимо неприятной для головки РОВС, превращается в свою противоположность и создает угрозу для самого генерала Есть некоторые шансы, что как только Миллер до конца осознает, что активность Эрдели опасна и для него, он предложит ему оставить пост начальника 1-го отдела.

Но назначение Миллером ЕЖ-13 руководителем всей активной работы РОВС, становившееся уже совсем реальным, временно отпало из-за того несчастья, которое постигло ЕЖ-13. Дуче».

Февраль 1936 года оказался ужасным месяцем для Скоблина и Плевицкой. Помимо всего прочего они еще попали в тяжелую автомобильную катастрофу. Поздно вечером они возвращались из Парижа в Озуар-ле-Феррьер в своем автомобиле. Неожиданно на дорогу выехал грузовик, который в них врезался. Удар был так силен, что автомобиль Скоблина буквально сплющило.

О случившемся парижская резидентура узнала из газеты «Последние новости», где было написано, что Надежду Плевицкую и Николая Скоблина извлекли из автомобиля в бессознательном состоянии и доставили в больницу.

На следующее утро их перевезли в клинику «Мирабо», где Скоблину сделали радиографию, как тогда именовалось рентгеновское обследование.

Уцелели они только потому, что дверца машины от удара открылась, и они выпали на мостовую прежде, чем машину сдавило так, что от сидений ничего не осталось.

Плевицкая выпала первой и отделалась ушибами. Появившимся в больнице корреспондентам, которых послали написать о состоянии популярной певицы, Плевицкая сказала, что через неделю будет петь на благотворительном концерте в пользу строящейся в Озуар-ле-Феррьер церкви.

У Скоблина был перелом руки, трещины лопатки и ключицы. Он вышел из строя на несколько недель.

Сотрудники резидентуры сидели, как на иголках: ни позвонить Скоблину и Плевицкой по телефону, ни навестить их в больнице они не могли.

Но несчастье в определенном смысле пошло Скоблину на пользу. Вся эмиграция сочувствовала певице и ее храброму мужу.

Командиры бывших частей Добровольческой армии и так были настроены против начальника контрразведки Ивана Эрдели, поэтому преследование им Скоблина рассматривалось как недостойная попытка вывести из игры одного из своих политических противников. В этой борьбе большинство генералов однозначно заняли сторону Скоблина. Эрдели слишком явно желал захватить РОВС в свои руки и тем самым нажил себе массу врагов.

Скоблин, кипя праведным гневом, подал рапорт Миллеру с просьбой провести расследование выдвигаемых против него обвинений в сотрудничестве. Но это было даже излишним.

Председатель РОВС Миллер бегал к Скоблину в больницу за советом чуть ли не каждый день. Все видели, как Миллер привязан к своему другу.

Сотрудник парижской резидентуры все-таки ухитрился и нашел способ бывать у Скоблина, который старательно пересказывал все свои разговоры с Миллером.

Советские разведчики всегда считали, что Миллер — не сильная личность. Он избегал конфликтов, конфронтации, выяснения отношений, боялся ссориться с людьми и не рисковал увольнять из РОВС людей, которые ему самому доставляли массу неприятностей.

Вообще Миллер больше думал о подрастающем поколении эмиграции. Он поставил перед собой задачу сделать так, чтобы эмигрантская молодежь и на чужбине получила достойное образование.

Первоначально пассивность Миллера советскую разведку вполне устраивала. Но в Москве происходили большие перемены. В июле 1934 года был создан общесоюзный наркомат внутренних дел, включивший в себя и ОГПУ. Наркомом был назначен Генрих Григорьевич Ягода, его первым заместителем — Яков Саулович Агранов, вторым — Георгий Евгеньевич Прокофьев. Их большие фотографии были опубликованы на первых полосах цен тральных газет.

В передовой статье, посвященной созданию наркомата, «Известия» писали, что создание НКВД означает, что «враги внутри страны в основном разгромлены, что возрастает роль революционной законности». Но, видимо, главный редактор «Известий» Николай Иванович Бухарин сильно ошибался. НКВД обнаружил еще больше врагов, чем ОГПУ.

Оперативный аппарат ОГПУ вошел в министерство в качестве Главного управления государственной безопасности. Руководство наркомата требовало от разведки жесткости и активности.

Тогда в аппарате советской разведки и стали размышлять о том, что, возможно, надо избавиться от Миллера и заменить его Скоблиным. Идея казалась вполне осуществимой.

Скоблину Миллер в больнице нашептал на ухо, что сворачивает операции по проникновению на территорию СССР из Румынии и готов все силы мобилизовать на северном направлении с тем, что к маю через Финляндию перебросить в Советский Союз группу террористов.

Близкие к Кутепову люди, считавшие первоочередной задачей РОВС террор внутри Советского Союза, были не очень довольны его преемником генералом Миллером. Его считали слишком старым (ему перевалило за семьдесят), нерешительным и неинициативным, склонным к кабинетной работе и не способным руководить столь крупной организацией. Иногда генералы высказывали свое недовольство вслух.

«Совершенно секретно

НКВД СССР

Главное управление государственной безопасности

Иностранный отдел

Спецсообщение

1. т. Ягоде

2. т. Агранову

3. т. Прокофьеву

4. т. Гай

5. т, Молчанову

6-9. Начальникам оперативных отделов

10. К делу

Иностранным отделом ГУГБ получены сведения, что 22 февраля с.г. без предупреждения к генералу Миллеру явилась группа командиров отдельных воинских объединений РОВС во Франции: генерал Витковский — командир 1-го корпуса, генерал Скоблин — командир Корниловского полка, генерал Туркул — командир Дроздовского полка, генерал Пешня — командир Марковского полка, Орехов — командир жепдор. роты, редактор журнала «Часовой» и др. Всю эту группу возглавлял генерал Витковский.

Командиры частей вручили генералу Миллеру меморандум, суть которого сводится к следующему: к моменту похищения генерала Кутепова главное командование РОВС обладало громадным моральным престижем и, кроме того, имело крупные средства. Последние годы жизни Кутепова ознаменовались активной борьбой с большевиками.

Теперь у главного командования авторитета нет, и борьба не ведется. РОВС не имеет никакой политической линии и поэтому уже давно потерял среди эмигрантов всякий престиж. Особый комитет по розыску генерала Кутепова истратил массу денег, но ничем не помог французам найти следы преступления. В меморандуме предлагается провести реорганизацию РОВС. В противном случае лица, подписавшие этот документ, выйдут из организации.

Зам. нач. ИНО ГУГБ НКВД».

Пожалуй, это было не совсем справедливо по отношению к Евгению Карловичу Миллеру. Назначенный Колчаком в 1919 году командующим войсками Северной области, он продемонстрировал жестокую решимость в борьбе с Красной Армией.

Сменив Кутепова, Миллер вовсе не отказался от террора. В секретных документах РОВС, с которыми Миллер не забывал знакомить своего друга и советчика Николая Скоблина, подчеркивалась необходимость подготовки кадров для террористических групп, для ведения партизанской войны в тылу Красной Армии — в ожидании войны с СССР.

Для эмигрантской молодежи Миллер создал в Белграде унтер-офицерские школы.

Во Франции подготовкой диверсантов занималась организация «Белая идея» — Миллер сформировал ее в 1935 году. «Белая идея» работала на северном направлении, то есть ее боевики переходили финскую границу и растворялись в Ленинграде.

Подбором боевиков для «Белой идеи» занимался капитан Ларионов. Это был кумир эмигрантской молодежи. В 1927 году он участвовал в подготовке взрыва в лекционном зале центрального партклуба в Ленинграде. Боевое прошлое и репутация бесстрашного героя помогли ему отобрать в «Белую идею» двадцать молодых людей, способных к эффективной боевой работе.

Ларионов учил их стрельбе, метанию гранат, изготовлению и закладке взрывчатки, умению ориентироваться, маскироваться. Ларионов занимался с ними даже русским языком: они должны были отвыкнуть от привычных «старорежимных» слов и обогатить свой словарный запас новой, послереволюционной лексикой.

Перед отправкой в Финляндию боевиков представляли Скоблину. Он связывал их с представителем РОВС в Финляндии генералом Добровольским. Кроме того, Скоблин сразу же сообщал о планах очередной группы советской разведке. Миллер решил включить Скоблина в состав комиссии по реорганизации РОВС и поручил ему вместе с Туркулом руководить всей активной работой Российского общевоинского союза.