Все это время они провели вдвоем, и Габриэле даже не нашла времени навестить дядю и тетю.
Во время этой поездки она ненамного продвинулась в изучении женского вопроса в ГДР, зато эти дни она всегда будет вспоминать как самые прекрасные в ее жизни.
Она испытала необыкновенное чувство, когда они впервые поцеловались. Она никогда не была уверена в своей женской привлекательности. Он лишил ее сомнений. Она была желанна и привлекательна. Большего ей не требовалось.
Втайне Габриэле всегда боялась быть отвергнутой и думала, что не перенесет этого унижения. С Карличеком все было по-иному. Он желал ее, именно ее. Что-то новое и здоровое вошло в ее жизнь.
Когда пришло время возвращаться, они говорили только о том, что она должна приехать вновь. И она приехала. Правда, на этот раз она почувствовала что-то неладное.
Карличек, без сомнения, был счастлив ее видеть, но его что-то тяготило. Наутро он решился ей признаться: у него крупные неприятности. Из-за нее.
— Почему? — Габриэле была изумлена.
Карличек долго мялся и, наконец, выговорил, что хочет познакомить ее с одним человеком, который после обеда появился в этой самой однокомнатной квартирке на десятом этаже. Это был высокий и стройный человек с ясным открытым взглядом и умением располагать к себе. Они сели обедать, и гость постепенно открыл Габриэле глаза на истинное положение дел. Для начала он представился сам: Эгон Шмидт, начальник разведывательного отдела окружного управления государственной безопасности ГДР.
Ее любимый Карличек был отнюдь не автомехаником, как он говорил, а офицером особого назначения, и служил он в госбезопасности. Правда, он занимался не оперативной работой, он — технарь, осваивал новую технику. Но тем не менее Габриэле объяснили, что ее любимый мужчина — офицер госбезопасности, и на него распространялись все ограничения относительно связей с иностранцами. Габриэле была ошеломлена.
— Так ты действительно работаешь в МГБ? — переспрашивала она вновь и вновь.
Карличек покорно кивал. На лице его застыла мученическая маска.
— Мог работа не имеет ни малейшего отношения к тебе. Я просто влюбился в тебя при первой же встрече. А теперь мы больше не сможем видеться.
— Но почему? — недоумевала наивная Габриэле.
Мужчины переглянулись. Карличек снисходительно объяснил:
— Мое начальство подозревает, что тебя подослала западногерманская разведка с целью завербовать меня.
Глаза Габриэле наполнились слезами.
— Но это же абсурд! Ты же знаешь, что я не имею никакого отношения к разведке. Скажи им об этом!
Седовласый гость успокаивающе положил ей руку на плечо.
— Карличек сделал все, что мог. Он все честно рассказал. Вам с ним очень повезло — он честный и порядочный парень. И я вам верю. Давайте подумаем о том, как заставить поверить всех остальных. Вы любите друг друга, и это главное. Я давно знаю Карличека, и мне больно видеть, как он переживает разлуку с вами. Если вы немного нам поможете, то я найду способ позволить вам не расставаться.
— Что же я должна сделать? — Габриэле никак не могла прийти в себя.
— Не беспокойтесь, выдавать секреты Федеративной республики мы вас не попросим.
— Да я их и не знаю, — развеселилась Габриэле.
— Просто для начала расскажите нам о себе максимально подробно, расскажите все-все, вплоть до вашей учебы у профессора Менерта. Только, пожалуйста, ничего не скрывайте.
Некоторое время Габриэле раздумывала. Ей не очень нравилась эта идея. Почему она должна им все это рассказывать? Что-то внутри нее сопротивлялось этому откровенничанию с сотрудниками разведки другого государства. Но Карличек сидел такой несчастный. И она решила, что ничего страшного в ее рассказе не будет. Все, что она могла им сообщить, у нее дома, в Федеративной Республике, известно каждому.
Когда она кивнула: «Пожалуйста, задавайте вопросы, я отвечу», гости вздохнули с облегчением.
Она рассказала им о своей жизни, о родителях, о профессоре Менерте и сокурсниках. Шмидт не задал ей ни одного сомнительного вопроса, который бы заставил ее заподозрить что-то неладное.
Прекрасно, — одобрительно кивнул гость на прощание. — Я вижу, что вы действительно любите Карличека, и постараюсь все устроить. Самое важное — дать вам возможность побыть вместе. Позвольте дать вам один дружеский совет. Лучше, если ваши родители пока ничего не будут знать о Карличеке. Боюсь, в Федеративной Республике у вас могут быть неприятности, если кто-то узнает, что вы любите офицера госбезопасности из так называемой ГДР…
Он засмеялся, и Габриэле тоже улыбнулась. Она принадлежала к тем западным немцам, которые не отрицали права ГДР на существование.
Через день Эгон Шмидт приехал вновь в их маленькую квартирку на десятом этаже нового дома и предложил Габриэле перебраться вместе с Карличеком в гостиницу окружного управления госбезопасности.
— Это тихое местечко, постояльцев там всегда мало. В гостинице вас никто не увидит. Вы сможете быть вместе столько, сколько захотите, — объяснил Эгон Шмидт.
Шмидту было чуть больше пятидесяти. Он был седовлас, строен, хорошо одет и по родному городу ездил не на советской «Волге», как его коллеги по управлению, а на «БМВ». Ему это было разрешено — разведчики находились на привилегированном положении.
Начальник разведотдела начинал свою карьеру рядовым оперативным работником в Западном Берлине. Он свел знакомство с администратором крупного кинотеатра, щедро угощал его русской водкой, и тот разрешал ему брать на ночь копии всех новых фильмов. Администратор полагал, что его друг показывает фильмы своим многочисленным подружкам в большой холостяцкой квартире, в которой и сам несколько раз неплохо провел время.
На самом деле Эгон Шмидт, получив новую ленту, мчался в Восточный Берлин, где в лаборатории МГБ с этих фильмов ночью снимались копии для министра госбезопасности и его заместителей, больших любителей западного кинематографа, и для показа в поселке для членов политбюро ЦК СЕПГ в Вандлитце. Члены политбюро и их семьи предпочитали смотреть появившиеся тогда порнографические фильмы и увлекательные ленты о Джеймсе Бонде.
Утром невыспавшийся Эгон Шмидт должен был доставить бобины с пленкой назад.
Новые фильмы он привозил не реже, чем раз в неделю. Его успешная курьерская работа не осталась незамеченной, и его вскоре повысили.
Когда технический прогресс привел к появлению видеомагнитофонов и видеокассет, работа упростилась. Сотрудники разведки покупали в Западном Берлине одну кассету и пересылали ее в министерство, где фильм размножали в неограниченном числе копий для высокопоставленных клиентов. В этой же лаборатории печатали снимки и для министра, и для некоторых членов политбюро, которые любили фотографироваться на отдыхе и особенно на охоте.
Все эти дни Карличек был так мил и внимателен, что Габриэле чувствовала себя на вершине блаженства. Он радостно знакомил ее со все новыми своими друзьями, каждый из которых был сама любезность. Видно было, что они приняли в их судьбе живейшее участие. Каждый из друзей Карличека пытался им как-то помочь. Все, что делали сослуживцы Карличека, воспринималось ею как забавная игра.
Служебная гостиница окружного управления госбезопасности находилась на окраине Лейпцига. Когда они вошли внутрь, Карличек остановил Габриэле и тихо сказал ей:
— Администратору не обязательно знать твое настоящее имя. Назови ему какое-нибудь другое.
— Какое? — Габриэле была застигнута врасплох.
Карличек пожал плечами.
— Да какое нравится. Выбирай — Гудрун, Гёрхильд или Гизела.
Габриэле предпочла стать «Гизелой». Она еще не знала, что это имя превратится в ее агентурную кличку. Это же имя внесли и в фальшивый западногерманский паспорт, который изготовили специально для того, чтобы она могла приезжать в ГДР для встреч с Карличеком втайне от западногерманской контрразведки.
— Мое начальство делает тебе любезность, — пояснил Карличек. — Если ты станешь слишком часто ездить в ГДР, у тебя дома, пожалуй, возникнут неприятности. А с этим паспортом ты можешь навестить меня в любую минуту.
Фальшивые документы для Габриэле изготовил лучший специалист МГБ ГДР по изготовлению западногерманских паспортов Клаус-Дитер Бааг, который начинал свою службу личным официантом грозного министра госбезопасности Эриха Мильке.
Работа с министром оказалась для Клауса-Дитриха слишком нервной. В столовой для высшего командного состава министерства государственной безопасности официантам платили хорошо, и никто не уходил домой с пустыми сумками, но атмосфера была очень напряженной. Министра все боялись. Пятно на скатерти или хлебные крошки выводили министра из себя. Устраивая разнос директору столовой, официанту или повару, Мильке и не предполагал, что может довести человека до инфаркта. Министр был уверен, что его все любят.
Стараясь угодить министру, официант заработал себе язву желудка, и врач в ведомственной поликлинике посоветовал сменить профессию.
Мнительный пациент послушался совета. Отныне его талантливые руки держали не горячие тарелки, а исключительно канцелярские принадлежности. Клаус-Дитер оказался умелым художником, и его таланту нашли достойное применение.
На последнем этаже главного здания МГБ в Восточном Берлине он блистательно подделывал чужие подписи и имитировал любые почерки. В обычные времена его норма составляла три западногерманских паспорта в неделю.
Из специальной типографии в больших бумажных мешках в разведку поступали новенькие незаполненные бланки паспортов, неотличимые от настоящих западногерманских. На бланках уже были напечатаны регистрационные номера — иногда фиктивные, иногда реальные, повторяющие номера паспортов граждан ФРГ, побывавших в ка кой-нибудь социалистической стране.