В этом не было ничего приятного.

– Ты не возражаешь говорить под запись? – спросил Брат.

– О, прости. Да, конечно. – Она прокашлялась. – Вы узнали что–то?

Брат подался вперед, уперев локти в колени. Его ореховый взгляд был направлен прямо на нее, но выражение лица было расслабленным – последнее, возможно, было целенаправленным – чтобы втереться к ней в доверие.

Вполне вероятно.

– На самом деле, у меня появилось несколько уточняющих вопросов... – начал он.

Топот шагов прервал Брата, а его пронзительные глаза обратились на дверь.

Тяжелые деревянные двери распахнулись, и Бун влетел в комнату так, словно собирался делать кому–то реанимацию, спешил на помощь с родами или спасать щенков. Его лицо раскраснелось, а тело до сих пор пребывало в режиме спешки, хотя он, очевидно, прибыл в пункт назначения. Мужчина сделал глубокий вдох. И еще один.

– Проститезаопоздание. – Сказано в одно слово. А потом он сделал еще один вдох. – Пробки ужасные.

Элания не хотела смеяться. Но хихиканье вырвалось из ее рта прежде, чем она смогла сдержать себя. Сто процентов он дематериализовался сюда, и сама мысль, что он так спешил сюда?

Может, он не сильно оскорбился на то, что она так резко прервала разговор...

Окей, вау. Он улыбался ей.

Опустив голову, Элания попыталась скрыть свое смущение. А потом она оценила его вид периферийным зрением. Ну... вот неожиданность. Темные волосы, темные одежды, высота и ширина его фигуры... все, как она запомнила. Может, даже лучше. Может... привлекательней.

О, кого она пыталась обмануть. Все было намного лучше, чем рисовала ее память.

Не то, чтобы она представляла его с горбом и хромой ногой.

Кстати, он...

– Ты хромаешь? – требовательно спросил Брат.

– Нет. – Бун закрыл дверь. – Вовсе нет.

Он шел, прихрамывая, и Элания не могла выбросить из головы тот факт, что он был ранен... настолько, что захотелось потянуться к куртке и достать телефон. И это – глупо. Единственные, кому она могла позвонить – это Братство, а они сейчас сидели вместе с Братом.

К тому же, здоровье Буна и его благополучие – не ее ума дело.

На этой ноте она попыталась напомнить себе, что ее повышенное внимание к этому мужчине – следствие ее одиночества... и красный флаг. Элания многократно проигрывала их разговор слово за словом, она, очевидно, настолько заездила воспоминания, что начала заполнять их искажениями, приписывать ему качества, которыми он не обладал. Такова природа влечения в самом начале, разве нет? Восторг связан скорее с тем, что ты ищешь в человеке, чем с тем, что ты фактически находишь в нем.

Вот только... сейчас, когда он оказался с ней в одной комнате? Вместо того, чтобы разочароваться в его внешности... например, высмотреть небольшую кривизну носа, нарушающую орлиный профиль, неудачно зачесанный вихор, благодаря которому форма его головы смотрелась некрасиво, не такие широкие плечи, грудь более плоскую... пришлось заставить себя не пялиться слишком откровенно.

К счастью, сейчас он говорил с Братом, извинялся за опоздание. И Брат простил его, пусть и со строгостью в голосе.

Девочка, соберись уже, – сказала она себе.

Немедленно.

Фокусируя внимание на низком столике рядом с собой, она увидела на нем хрустальные фигурки животных, медведей и кроликов, оленей и черепашек, все пухлые и круглолицые, свет от камина играл на их идеально круглых телах и чертах, отчего казалось, что внутри они были наполнены водой.

Она видела отражение Буна в каждой фигурке, словно в калейдоскопе, но картинка была искаженной, частично растянутой, частями – сжатой.

Может, это ее одиночество идеализирует его? Хотя, если взглянуть на все под таким углом...

Элания не хотела смотреть на него снова.

Но не смогла удержаться.

Гадая, что еще сможет ему позволить.