Сделав медленной вдох, она сказала:

– Я узнала об этом в четыре часа утра. Но у меня было время, чтобы добраться до нее.

– В «Возрождение»?

– Нет, в дом, в который они привезли ее тело. Они нашли ее в «Возрождении». – Элания сцепила пальцы в замок, потом заставила себя расслабить руки. – Она постоянно проводила время с двумя подругами. С одной она встретилась в школе для подготовки медсестер. С другой просто где–то пересеклась. Именно они искали ее в ту ночь... и одна из них нашла.

Когда Элания заплакала, Бун протянул ей что–то. Платок. Разумеется с вшитыми инициалами, под стать его положению. Элания хотела отказаться и поблагодарить его, но она ненавидела плакать. Ради всего святого, если она не в состоянии поговорить о смерти Изобель, не разрыдавшись, то где, черт возьми, она собиралась найти силы на поимку того убийцы?

Принимая предложенное, она приложила ткань к щекам.

– Спасибо.

– Могу предложить тебе воду?

– Нет, мне просто нужно пройти через это. – Она сделала еще один большой вдох и вернулась мысленно в прошлое, имена и лица заполнили пространство в ее голове, а слова застревали в горле. – Той ночью Изобель... Изобель с двумя подругами отправилась в «Возрождение». Мне рассказали, что они потеряли ее в толпе. Когда пришло время уходить, они не смогли найти ее и позвонили по телефону. Они сказали, что даже спустились в подвал, но ничего не видели и не почувствовали ничего подозрительного. Они отправились домой, думая, что она ушла одна, и забеспокоились, узнав, что она не возвращалась в квартиру.

– И как они нашли ее?

– Одна из них вернулась. Она заглянула в каждый склад, и там... – Элания прижала платок к глазам. – Там женщина обнаружила Изобель, повешенную на крюк к потолку. Ее горло было... вспорото. Она была мертва, как сказали мне. Окоченела. Нашедшая ее женщина позвонила другой подруге. Они вместе унесли тело оттуда. В клубе полно людей, ты знаешь. Они не могли оставить ее, особенно перед рассветом.

– Конечно, не могли.

Элания опустила взгляд на его телефон и какое–то время просто смотрела, за цифрами на отсчете записи.

– Я никогда не забуду стук в дверь нашей квартиры. Четыре утра. Стук. Я знала, что произошло что–то плохое, потому что к нам никто никогда не приходил домой. Изобель всегда уходила сама. Тогда я подошла к глазку... за дверью стояла женщина, и она плакала. И открыла дверь, и она буквально обрушилась на меня. Она смогла рассказать все только с третьего раза, и я не знаю, то ли я плохо слышала ее, то ли она не могла говорить. Следующее, что я осознала, – мы ехали на машине через весь город. Я даже не помню, что за машина у нее была, хорошо, что она была в принципе, ведь мы обе были слишком расстроены для дематериализации.

Подняв взгляд с телефона, Элания сосредоточилась на лице Буна.

– Я чувствовала запах ее крови в той машине. Они перевозили ее на ней.

Выругавшись, Бун закрыл глаза.

– Мне сложно это представить.

– Я все думала, что она не могла умереть. Она не могла умереть... не могла. Это казалось... Изобель была самым жизнерадостным человеком, которого я знала. Разве она могла перестать дышать?

Элания свернула платочек и промокнула лицо. Сделав вдох, она уловила мягкий аромат, словно кусочек добротного хлопка стирали в чем–то приятном и дорогом.

Она продолжила:

– Мы приехали в хороший дом. Просто хороший, не такой дорогой, как этот, но он тоже располагался в стороне от дороги, с кустарниками на территории и отдельно стоящим гаражом. – Она моргнула, видя перед мысленным взором ясную картину. – Внутри было чисто, мебель вся новая. Изобель... она лежала на полу гостиной, завернутая в белое. В простыню. Как мумия. Они положили ее на голый деревянный пол. Запах крови там был сильнее, и хотя она была завернута, я видела, как красное пятно пропитывало ткань там, где располагался затылок. Мы с ее подругой, которая обнаружила Изобель, вымыли ее для Церемонии. Другая подруга держалась в стороне и наблюдала. С приходом ночи мы втроем отвезли ее в городской парк, там полно укромных мест среди деревьев. Это было начало июня, земля была мягкой. У меня и подруги, что нашла ее, были лопаты. Мы выкопали могилу на десять футов. Копали долго. Мы положили ее в землю. Я не знаю, кто плакал больше. – Элания вскинула руки. – Я разодрала руки в кровь.

Бун подался вперед.

– У тебя остались шрамы.

– Я хотела помнить Изобель. – Элания медленно выдохнула и посмотрела на правую ладонь. – Вернувшись домой, я опустила руку в соленую воду. Как дань памяти.

Она провела пальцем по краям линий, пересекавших линию жизни. У вампиров кожа не заживает, а регенерирует, поэтому не должно было остаться шрамов.

Если только соль не войдет в контакт с раной. Тогда отметины на всю жизнь.

– Я хотела почтить ее каким–нибудь образом.

– Разумеется. Разве могло быть иначе?

Элания посмотрела на него.

– Поэтому я хожу в тот клуб. Поэтому присматривала за той женщиной две ночи назад. Поэтому пошла проверить. Я должна выяснить, кто сделал это с Изобель, и не хочу, чтобы это повторилось с кем–то еще... и один раз я провалила свою миссию, иначе мы бы с тобой не разговаривали.

Бун нахмурился.

– Слушай, Элания... Я не говорю, что ты не можешь постоять за себя, ты уже держала меня на прицеле, помнишь? Просто, прошу, не геройствуй ценой собственной безопасности.

– Я не перестану ходить в «Возрождение», – резко ответила она.

– Я не прошу об этом. Просто позвони мне. В любое время. Если что–то увидишь, если решишь, что ты в опасности, не медли и звони мне. Я сразу же перемещусь к тебе.

Ее накрыло странное чувство, и она не сразу поняла, в чем дело. Изобель всегда присматривала за ней, даже после превращения, у Элании был защитник. Сейчас, казалось, Бун принимал на себя эту трагически освободившуюся роль, и ей стало легче при мысли, что в случае чего было к кому–то обратиться.

– Обещай мне, – настаивал он. – Что позвонишь.

– Обещаю, – услышала она свой ответ. – Это все? Допрос окончен?

Потерев глаза так, будто он сильно устал, Бун снова сосредоточился.

– На самом деле, вопрос о бойфренде. Он выходил на связь после ее смерти? Пытался позвонить на ее номер, писал в соцсетях, связывался с тобой или ее друзьями?

– Насчет друзей не знаю. Возможно, он звонил на ее номер, но мне неизвестно, где ее телефон.

– У тебя нет ее телефона?

– Он был утерян той ночью. – Когда Бун, нахмурившись, откинулся на спинку дивана, Элания знала, какие мысли роились в его голове. – Это не ее парень. Я знаю. Она всегда в таком восторге рассказывала о нем. Никогда не видела ее такой счастливой, как в те два месяца.

– Я тебе верю. Просто... ты не знаешь его имени, никогда его не встречала, и он исчез после ее смерти. Тебе не кажется это подозрительным?

Элания хотела возразить ему, но, по правде говоря, порой она задавала себе те же вопросы. Но казалось предательством сомневаться в любви Изобель.

– Я не входила в ее компанию. – Элания сделала глубокий вдох. – И если он пытался связаться с ней по телефону, то я этого никогда не узнаю.

– Что с одеждой, которую она носила в ту ночь? Что–нибудь осталось?

– Ее подруга сказала мне, что вещи были разорваны, и их выбросили.

– Нам нужно поговорить с этими двумя женщинами. Как их зовут?

– Я не знаю их имени. Но могу найти в соцсетях. Их лица я не забуду никогда.

– Ты очень поможешь нам.

Элания откинулась на спинку кресла. Закрывать глаза было плохой идеей. Мир закружился.

– Ты в порядке? – спросил Бун.

– Небольшая слабость.

– Когда ты в последний раз ела?

Элания открыла глаза и начала считать. Складывая в уме часы... много часов... она нахмурилась.

– Тебе нужно покушать. – Бун протянул руку и выключил запись на телефоне. – Мне тоже. Давай возьмем перерыв и позавтракаем вместе.

Инстинктивной реакцией было желание сразу же отказать, чтобы затем вернуться домой и переодеться. Она все еще успевала в «Возрождение», и до рассвета еще полно времени. Вот только... также быстро, как возникло желание следовать–плану, найти–убийцу и держаться–на–расстоянии, перед глазами встал образ Изобель.

Она всегда носила короткую задорную стрижку, так ее красные волосы выделялись еще больше, их не сдерживали светлые пряди, которые встречались в густых локонах Элании. И у нее были ярко–голубые глаза. Потрясающие голубые, бирюзовые. И невероятно широкая улыбка, открывающая белые зубы.

Все в ее жизни было ярким, даже ее цветотип.

А если добавить ее смех? Изобель очаровывала окружающих. Пару раз Элания выходила потусоваться с ней и наблюдала со стороны, как ее сестра привлекала друзей и незнакомцев, она была восхищена ей. Все восхищались ей.

Столько раз за последние восемь месяцев Элания жалела о том, что выжила именно она. Изобель лучше нее проживала эту жизнь. Почему именно затворнице сохранили жизнь? И если бы ее сестре предложили хорошую трапезу с приятным мужчиной, когда она была голодна? Изобель бы ответила не «да». Она сказала бы «с удовольствием!»... и сделала бы все, чтобы разговор за трапезой был лучше самой еды.

Элания посмотрела в глаза Буна. Очень красивые... глаза. С густыми ресницами. Глубоко посаженные.

Она подумала о мертвом теле, которое обнаружила прошлой ночью. Если бы женщина знала, что умрет в тот вечер, если бы знала заранее день своей смерти, что бы она исправила?

Я жива, подумала Элания. Прямо сейчас, я же не мертва.

Пора уже начать жить, разве нет?

– Хорошо, – услышала она свой ответ. – Я с удовольствие позавтракаю с тобой. Но где? Здесь?

Брови Буна взлетели вверх, будто он не ожидал, что она примет его приглашение. А потом поспешно ответил:

– Доджены слишком заняты на кухне, обслуживая этот дом. Но я знаю чудесное место. Тебе понравится.