- Чепуха! Это заживет. Ему хотелось поцеловать эту родную коленку.
- У меня есть одно лекарство,- и он достал бутылку местного вина. Они вышли в сад и долго сидели в темноте на проваленных плетеных креслах, медленно потягивая вино.
Она рассказала, что последнее время жила одна. Дети разъехались. Старший живет в семье жены, а Маша, младшая девочка, уехала на учебу в столицу. Звонили, и то не часто.
- Ты знаешь, Сережа, - говорила она,- я последнее время почему-то часто вспоминала нашу жизнь в родительском доме с мамой. Как мы славно жили! Было весело. Я думала тогда, что только так и бывает, что легкость, с какой жила - это естественно, что по другому не бывает. Только сейчас начинаешь ценить это, когда все уже в прошлом...
Он успокоительно положил ей руку на плечо. Она сказала
- Так вот, почему я это говорю: я все думала о тебе и о маме и как-то ты мне даже приснился. Ты сидел на балконе, раскачивался на перилах и пил из горлышка. Мне было так страшно, что вот сейчас ты упадешь вниз, я хотела подбежать к тебе, но не успевала, ты уже начал заваливаться через спину. И упал. Я закричала, рванулась на балкон, а потом вижу - мы на первом этаже. И ты уже с земли поднимаешься. Дурацкий сон, правда?
- Ну сон как сон. Ничего особенного.
- Не скажи. Я ведь очень испугалась, даже утром было как-то тревожно. А тут зашла ко мне одна подруга, и я ее спросила, что это может значить. Она сны толковать где-то научилась. И она мне объяснила так, что ты в опасности. Советовала поехать к тебе. Я сразу позвонила, но тебя не было. Он не здесь,- сказала тогда подруга,- он поехал... - и назвала этот поселок. Я конечно не поверила, спросила у нее:
- Да как ты можешь знать?
- Я видела.
- Да ты моего брата даже не знаешь,- говорю, - он в другом городе живет! Она опять: видела как он, то есть ты, ехал на вокзал.
- Ну хорошо, а как он выглядел? И ты знаешь, она очень точно тебя описала. Я все равно сомневалась и сказала ей, что она верно видела у меня фото. Она говорит, да фото я видела, оно у тебя висит в спальне, где вы там втроем. Но только там мне шесть лет, а тебе двенадцать. А она мне тебя описывала таким, какой ты сейчас есть. Я не верила ей, не верила, а потом поверила. Что на меня нашло? Поехала. Все равно дома невыносимо. А здесь море.
Было уже далеко за полночь. А они все не могли наговориться. Наконец, усталось стала брать верх.
- Сережа, а где мне устроиться спать? У тебя же здесь только одна кровать?
- Вот на ней и будешь.
- А ты как же?
- Найду что-нибудь.
- Не на полу же? Можно и вдвоем, наверное, она же здесь очень широкая. Ты потерпишь меня?
- Потерплю. Если я тебе мешать не буду.
Она долго возилась на кухне, пытаясь умыться, пока наконец не справилась с кувшином. Он лежал, закинув голову, смотрел в потолок. Звуки стихли, и краем глаза он видел как она вошла в наброшенной как туника простыне. Больше у него не было ничего, что ей дать. Кровать скрипнула, когда она опустилась с краю. Горячий ветер с холмов вползал открытые окна, через кисею в комнату. Было душно. Сон никак не шел.
- Спишь? - прошептала она.
Он повернул к ней голову. Вера лежала на спине, как и он смотря на ползающие по потолку блики.
- Нет, не могу заснуть. Жарко.
- А мне мешает, что негде толком умыться. Легкости в теле нет.
- Может, пойдем окунемся?
- Сейчас? Ты знаешь, я даже купальник с собой не взяла, - она хихикнула,- так давно на море не была, что в старый все равно бы не влезла.
- Ночью можно и так. Здесь нет никого. Для нас места хватит.
В слабом свете луны, пробивающемся через тонкие облака, они спустились к полоске пляжа внизу. Сергей Мартынович шел впереди в наброшенном на бедра полотенце, она за ним, с ног до головы укутанная в белое. Море было черно и тихо, только мелкая рябь угадывалась в темноте. Мелкая галька шуршала под ногами. Вера остановилась у самой полоски прибоя и смотрела на накатывающие легкие волны. Попробовала воду ногой. Обернулась к нему. Он угадывал ее вопросительный взгляд.
- Идем? - сказал он. Это был и вопрос и команда.
- Да, идем. Но сделай так, чтобы меня не смущать.
- Помню, помню, какая ты была стеснительная в детстве, даже когда мы еще в одной комнате жили. Как визжала, когда я в ванную зашел. Я сейчас пойду влево, а ты вправо и там уже войдем в воду. Но только ты далеко не отходи, на всякий случай.
Сергей Мартынович бросил свое полотенце на большой камень и отвернувшись, вошел в воду. Спуск здесь был довольно пологий и удобный, это он уже успел разведать. Волны поглаживали его ноги, пока он не спеша спускался на глубину по мелкой гальке. Он успел погрузиться только до пояса, когда услышал короткий вскрик. Невольно обернувшись он увидел ее обнаженную фигуру, наклоненную вбок, с раскинутыми руками, старающимися сохранить равновесие. Кажется, она просто наступила на какой-то неудобный камень на дне.
- Неужели ей уже за пятьдесят? - подумал он. Может быть, это был эффект слабого рассеянного света. Белая фигура отливала лунной голубизной, но ее контуры слегка расплывались в темноте. Ему почудилось, что этот свет будто идет изнутри. Она показалась ему такой же стройной, какой была в молодые годы, еще до замужества и рождения детей. От природы сестра была довольно сухощава, но в последние годы жаловалась, что в старые платья не влезает. Теперь же в лунном свете этого не было видно. От зрелой женщины оставалась только плавная линия плеч переходящая в чуть полные руки. Бедра, обращенные к нему, были крепкими, не расплывшимися. Он вспомнил, как она когда-то расстраивалась, что грудь у нее не такая крупная, как у некоторых подруг. Но вот и теперь она хранила еще форму.
- Что там, Вера?- крикнул он.
Она старалась прикрыться рукой, но потом опустила руки и рассмеялась.
- Да так, все в порядке. Не стыдно сестру разглядывать?
- Я не нарочно.
Он чувствовал волнение. Что-то вливалось в кровь, и дыхание будто стало глубже. Какая-то пружина сжималась внутри.
Они вошли в воду и медленно поплыли, постепенно сближаясь. Лунная дорожка указывала путь. Вера несколько раз ныряла, скрываясь под водой, затем, повернула к берегу и он последовал за ней. Взявшись за руки, они сделали несколько шагов к берегу, но затем он остановился. Она обернулась и встряхнув мокрыми волосами, посмотрела на него, улыбаясь.
- Ну, пойдем?
Он медлил, не отвечая. Они стояли в молчании. Вода не закрывала грудь, можно было в полутьме даже различить капли, скатывающиеся по молочной коже вдруг напрягшихся полушарий. Его взгляд притягивали темные острые соски. Вера больше не улыбалась. Она подняла к нему лицо, спутанные мокрые волосы темными прядями наползали на плечи. Глаза ее стали совсем близко, но взгляд тонул в сумраке.
- Ты,- хрипло сказал она,- ты что задумал?
Одним движением он привлек Веру к себе. Его руки сошлись у нее за спиной и твердые сосцы, которыми он только что любовался, оказались прижатыми к его груди. Она пыталась оттолкнуться, он не отпускал и трение ее груди доставляло ему наслаждение. Он крепко держал ее сильное тело, ее прижимая к себе ее бедра, на которые уже давил его вставший орган. Она боролась, ее длинные ноги упираясь, хотели оттолкнуть его под водой.
- Ты же мой брат! Ты что?! - сдавленно прошептала Вера, - Нет, нет!!
Ее тело билось у него в руках, Вера пыталась оттолкнуть его. Но ее бедра оставались тесно прижаты к его восставшей плоти. Он рвался внутрь, и когда бедра раскрылись, он вошел. Ему показалось, что само море содрогнулось. Ее горячее лоно, такое же сильное, как и сама женщина, бьющаяся у него в руках, сопротивлялось его напору, пыталось исторгнуть его из себя. Но он погружался в него еще и еще раз. Сестра трепетала в его объятиях, она больше не пыталась оттолкнуть его. Они стали одним телом. Внутри него накатывали горячие волны, там бился свой прибой. И скоро большой вал накрыл их обоих.
Вдруг стало холодно. Вокруг все еще была вода. Молча они вышли на берег, он помог ей вытереться полотенцем. Здесь, вблизи, она все также была хороша, какой он увидел ее входящей в море. Ноги были такими же стройными, как у молодой женщины, бедра крепкими. Соски еще были напряжены после любви. Они старались не встречаться взглядами. Она шла впереди, поднимаясь по тропинке. Материя была обмотана вокруг бедер, закрывая ее фигуру только ниже талии. Он любовался ее станом и линией спины, грациозными движениями. (Потом она призналась, что нарочно так оделась на манер убранства античных статуй)