Подговорив десантников устроить под вечер на вольном воздухе небольшой пикничок-мальчишник (с коньячком и старой водкою), фон Хётцен-младший отправился за старшим, а когда возвратился с ним, то обнаружил молчаливое кольцо проголодавшихся мужчин и в центре его — всё ту же неугомонную Злату, притащившую целую гору яств на огромном самодельном подносе с выгнутыми ручками. Их она не выпускала из рук и имела несколько испуганный вид, явно опасаясь, что ей не удастся сберечь угощения до появления Романа. Ошеломлённые родственнички не успели ничего возразить: их подхватили под локотки и почтительно усадили. После этого к младшему был решительно пододвинут поднос и сделан красноречивый жест ладошкой — мол, приступай…
Откровенно насмешливые взгляды шестерых десантников заставили Романа сильно покраснеть. Он растерялся до такой степени, что послушно поднес ко рту запечённую куриную ножку и с хрустом куснул. Кто-то отчётливо хихикнул, и это наконец заставило молодого человека скорректировать своё поведение и заняться дегустацией с видом знатока. Просмаковав нежное мясо, сын Командора значительно изрёк: «Прекрасно выпечено…» и принялся щедро оделять товарищей едой и принесёнными с собой напитками. Заметив огорчённые глаза Златы, он про себя искренне поразился: неужели она всерьёз считала, что он способен в одиночку столько слопать?
Роман прикинул, что женщина, раздосадованная таким поворотом дела, будет молчать дольше обычного, но зря — терпения у Йорковой хватило ровно на две с половиной минуты. Разрешив добрым молодцам из спецназа в тишине зажевать сорокапятиградусную янтарную жидкость, она принялась обстоятельно излагать изобретённые Иоганном Ладвиным способы изготовления вполне качественного спиртного из местных фруктовых плодов. Глядели при этом, разумеется, только на фон Хётцена-младшего и при малейшем его движении повторяли последнюю фразу дважды, словно именно ему необходимо было запомнить различия в процедуре перегонки для яблочной самогонки и для сливовой…
Командор терпел-терпел всю эту ерундистику, в подоплёке которой лежала совершенно ему не нужная перспектива солидной экономии энергии за счёт травмирования собственной пищеварительной системы, а затем, не слишком маскируясь, толкнул коленом своего лейтенанта. Гуннар сразу понял намёк и, сердито насупившись с устрашающим видом, медленно процедил: «Уважаемая, неужели вы думаете, что это нам так интересно?»
Здесь он погрешил против истины, ибо высокооплачиваемые десантники с любопытством слушали Йоркову, а некоторые даже шевелили губами, повторяя про себя названные цифры и пропорции. Злата вполне могла этим воспользоваться и, конечно же, воспользовалась. Уставившись неподвижным взглядом Роману в лоб, она произнесла для Гуннара длинный монолог, аргументированно опровергая его замечание. При этом в речи периодически делались ровные паузы, которые великодушно давали лейтенанту возможность превратить одиночное выступление в обоюдную творческую дискуссию с возможным вовлечением в неё всех прочих персон. Это офицера не прельщало, ибо при таком раскладе говорильня не только удлинялась, но и делалась абсолютно беспредметной. Правда, и его молчание мало что изменило. Доказав все мыслимые и немыслимые достоинства своей импровизированной лекции о натурпродуктах, Йоркова без промедления перешла ко второй её части и принялась методично агитировать общество за систематическое употребление природных овощей и фруктов, убеждая в полном их преимуществе над синтезированными. Попутно выяснилось, что у неё прямо за корпусом здания станции имеется небольшой огородик, который она в свободное от работы время всковыряла, взрыхлила и окучила самодельными лопатой, граблями и тяпкой. Тут же гостям было предложено отведать его дары: пупырчатые тёмно-зелёные огурчики, ядовито-красные пузатые томаты и не слишком хорошо промытую мелкую редиску. К слову сказать, и остальные овощи показались Роману довольно невзрачными, и пробовать их он вежливо отказался, равно как и Гуннар. Прочие же бравые парни решили подтвердить свою репутацию бесстрашных сорвиголов и, предварительно продезинфицировавшись водочкой, громко и вразнобой захряпали и захрустели. Злата осталась очень довольной, особенно когда кто-то снизошёл до не слишком внятной похвалы. Затем как-то сразу все загомонили и, к сожалению, осталась неустановленной некая малость закосевшая личность, потребовавшая продолжить сравнение. Мало того, ещё какой-то дурак предложил использовать в качестве беспристрастного арбитра сына Командора, что и было моментально утверждено хором нестройных голосов. Злата просияла и принялась смотреть Роману в нос. Слегка потрясённый сынок и вякнуть не успел, как парочка добровольцев быстренько сбегала и в столовую, и на опытный участок, и притащила всё, что требовалось для эксперимента. Не забыли, конечно, и запиваловку, для чего был выбран выдержанный коньячок…
Побагровевший не хуже помидора, Командор сначала собрался всё это прекратить, но потом сообразил, что с его же позволения сей пикник и затеялся. Капризным самодуром выглядеть не хотелось. Кроме того, большей частью все они угощались за счёт Златы (курица-то у неё была уж точно из синтезатора да и колбасы тоже). Поэтому Густав фон Хётцен счёл за лучшее просто незаметно удалиться, предупредив шёпотом лейтенанта о его персональной ответственности за вертикальное положение подчиненных по окончании пирушки. Отчаянные взгляды сына, призывавшие не бросать его на произвол болтливой бабёнки и сырых овощей, были им малодушно проигнорированы.
Поговорить наедине им всё же удалось, но для этого пришлось наглухо запереться в вездеходе, весьма невежливо отстранив снова увязавшуюся за ними Йоркову. Внимательно выслушав сына, Командор пришёл в неописуемый восторг. Вернувшись на станцию, он развернул бурную деятельность, большая часть которой свелась к переговорам с офицерами, оставшимися на Базе, вдохновенному избиению клавиатуры компьютера и нещадной эксплуатации архивного отдела станционного «аналитика». Непосредственной работе собственных мозгов отводилось куда меньше времени — во всяком случае, Роману после этого исторического уединения не удалось застать энергичного родителя не только с сомневающимся, но хотя бы с задумчивым видом. Напротив, весь облик Густава фон Хётцена говорил, что дело идёт не просто как по маслу, но по маслу высшего качества! Вот и сейчас, путешествуя невдалеке от Романа, ерзая из стороны в сторону и чудом удерживаясь в седле, Командор не выпускал из рук переговорного устройства и не обращал внимания на хлеставшие его ветки. Зная, что отец и при самой ерундовой работе не выносит и малейшего дискомфорта, сын был страшно удивлён такой поразительной выдержкой и с нетерпением ожидал передышки для выяснения всех обстоятельств. Лично он сам из интересной информации Златы не сделал сенсационных открытий.
Никакого отдыха для путешественников витязь Вадим Стэплтон не планировал, и оставалось лишь уповать на скорейшие благоприятные изменения природной среды, которые позволили хотя бы ехать рядом и не вздрагивать ежесекундно от любого лиственного шороха над головой. Такая возможность представилась не скоро, и к этому моменту все всадники были порядком измотаны и тяжело дышали. Возможно, поэтому, отвечая на вопрос сына, Командор не стал изъясняться столь любимыми им многословными периодами, а ограничился конкретными пояснениями:
— Ввиду наглого бездействия твоей сестрицы пришлось мне тряхнуть стариной! И готов поручиться своей репутацией профессионала, что уже в самые ближайшие часы агент «Элиты» услышит пренеприятнейшие для него слова: «Ваша песенка спета, приятель, вы арестованы!»
— Смелое заявление…
— …которое имеет под собой солидное основание. Удивляюсь, как ты, добывший столь значительные сведения, не начал тотчас комбинировать! Информационный отдел, дружок, это тебе не архивный — тут накоплением данных работа не ограничивается! Надо и самому принимать решения, действовать смелее!
— Нет, папочка, — вздохнул Роман, — твоим поразительным оптимизмом я не обладаю. С меня вот так хватает трёх хищных девиц, причём агрессивность каждой следующей возрастает чуть ли не в геометрической прогрессии! Если Ольда выполнит своё обещание и познакомит меня со Старшей Королевной, то, боюсь, мне придётся либо жениться на ней и, официально возглавив Династию, активно включиться в благородную борьбу за эти треклятые «Спорные Территории», либо дать обет безбрачия и вступить в какой-нибудь религиозный орден, исповедующий аскетизм и монашество…
— К первому варианту у меня особых претензий нет, — усмехнулся Командор. — Если я не ошибаюсь, то энергетическое состояние фамилии Рэчери графически изображается единицей со многими нулями, а их «территориальную» дурь мы как-нибудь вылечили бы. Об аскетизме пусть рассуждают дураки, исповедующие синтетическое вегетарианство; в брак можешь не вступать, но внука мне изволь обеспечить. Что же касается религиозной карьеры, то, во-первых, таковую в нашем обществе сделать вообще проблематично, а во-вторых, судя по жизни Кирилла Инфантьева, это довольно нудное занятие! Второй степени «посвящения крестом» он достиг давным-давно и в его годы должен готовиться к четвёртой, а тут на тебе — никакой перспективы!
— А если он просто верит, вот и всё?
— О, сынок, я убеждён: если Инфантьев и верит, то как раз сложно. Будь иначе, ему вполне хватало бы многочисленных проповедей, транслируемых ежечасно из «Элиты» по космической суперсвязи, да скромного уединения у видеоэкрана для медитации во время коллективных телемолений в надежде услышать откровения Космического Эфира. А он связался с организацией, к которой и в самой «Элите» относятся весьма настороженно, ибо её руководители претендуют на власть тайную, незримую и всеохватывающую — да не просто над звёздной системой или даже Сектором, но над всей Галактикой! И они добились очень серьёзных успехов. Шесть раз за последнее столетие наиболее дальновидные люди (в том числе, дважды лично я) выдвигали законопроект о тотальном закрытии всех без исключения религиозных храмов на планетах «Союза-Содружества», и ровно шесть раз по этому поводу принимались отрицательные решения! Почти помирились с «Элитой», потом разодрались, снова помирились и вот опять собираемся рвать и увечить друг друга, как бешеные псы, а дома, на фасаде которых красуются две позолоченные скрещённые палочки, как были у нас, так и есть! Вот уж, действительно, мистика какая-то! Что же мне остаётся — поверить, будто в президентских советах полно скрытых личностей из так называемого «Ордена Езуитов» да ещё в чине не ниже «провинциала»?