— Кучу времени убьем, пока очистим, — спрогнозировал Русанов.

— А если так, — сам с собой посоветовался Игорь, провел перчаткой по верхнему срезу 'пленки', взялся за углы и сделал резкое движение на себя. Полотно, тонкое, может быть, меньше миллиметра, неожиданно легко оторвалось от стены. Наверное, так бы выглядела амальгама, если бы ее удалось отделить от стекла. Невесомая непрозрачная полоса не изменила форму, даже когда Игорь отпустил руки. Встала у стены, как Митрофанушкина 'прилагательна' дверь.

— А как мы ее повезем? — проснулась во мне мелкая собственница. — Ее надо обязательно взять на исследования!

Мне никто не ответил. Я отвела глаза от 'приобретения' и посмотрела вместе со всеми. Под покрытием оказалась сплошная каменная плита, обозначенная едва заметным контуром. На уровне метра семидесяти-метра восьмидесяти от пола по центру четко выделялся вдавленный на собственную толщину отпечаток человеческой ладони.

Я смогла выразить свое потрясение только одним словом.

— Очешуеть!

Замерев, я смотрела, как Игорь поднял руку, приложил свою ладонь к следу и несильно, просто по инерции, нажал. Кажется, мы все вздрогнули, когда тяжелый каменный пласт начал легко поворачиваться по вертикальной оси.

— Это турникет, что ли? — высоким голосом пискнула Катя.

Артем и Игорь молча светили в открывающуюся щель. Пятна фонарей царапали темноту. Когда дверь повернулась торцом, стало понятно, что она почти квадратная. Протиснутся или рассмотреть что-либо в промежуток между проемом и дверью было невозможно.

Плита тем временем повернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь вместо вдавленной ладони над плитой выступал испещренный какими-то мелкими значками тонкий металлический круг сантиметров тридцать в диаметре.

— А я уж совсем было подумал, что впустят, — услышала я голос Артема.

— Мы код от подъезда не знаем, — откликнулся Игорь.

— Там особо отполированных кнопок нет? — попыталась пошутить я.

Любимый шутку поддержал и наугад нажал несколько символов.

Диск как будто щелкнул и еще чуть подался вперед. Игорь рефлекторно протянул руку, то ли пытаясь поддержать, как падающее стекло, то ли вытащить. Но едва он дотронулся до края, как диск отделился от основания, как старинная пластинка и остался у него в руках. Каменная плита снова пришла в движение.

Мы с Катей ничего не слышали, но увидели, как сначала Игорь, потом Артем отключают микрофоны и наушники. Вот Артем сгибается, обхватывает ладонями шлем, машинальным жестом закрывая уши. Игорь резким жестом берет его за плечо и встряхивает, а потом сам трясет головой, как будто оглушенный.

Мы с Катей с ужасом смотрели на эту немую сцену. Очевидно, там что-то происходило.

— Катя, что это? — трясущимися губами спросила я. — Что? Они что-то слышат? На них как-то воздействуют?

— Артем! Игорь! Ответьте! — кричала Катя в бесполезный микрофон. — Артем! Уходите оттуда!

Мне казалось, что прошли часы, но бесстрастный секундомер отсчитал всего полминуты.

На экране Игорь щелкнул нагрудным тумблером, и я услышала родной голос, только хриплый, как будто сорванный.

— Все нормально. Не плачь, Мила.

И я наконец-то заплакала.

Земля. Россия. Вечер дня высадки. Итоговый выпуск новостей одного из центральных каналов.

— Сегодня информагентства всех стран мира выпустили сообщения с пометкой 'молния'. В разных концах Земли очевидцы стали свидетелями необъяснимого явления, получившего название 'Стон Земли' или 'Шум Земли'. Низкочастотный гул неизвестного происхождения слышал жители Нью-Мексико и Окленда. Его зафиксировали в Онтарио и Москве, о нем сообщают из Австралии и Азии. Научные экспедиции в Арктике и Антарктиде подтверждают наблюдение подобного феномена. До сих пор этих звуков никто и никогда не слышал. Предлагаем вашему вниманию наш репортаж.

Даг Шафер, Канада:

— Эти звуки были очень интенсивными, казалось, что грохочет все. Как будто огромный океан.

Наталья, Ростов-на-Дону:

— Шум был такой необычный, что его даже нельзя ни с чем сравнить. Он был мощный и страшный. Прямо рев какой-то, как будто пролетает самолет прямо над домом.

Татьяна, Москва:

— Он шел как бы из Земли, но был повсюду. И для меня это было непонятно и страшно.

Ильяс, Алматы:

— Он как будто был везде, вокруг. Такой низкий, достаточно пугающий, непохожий на все остальные звуки.

Рон, Сидней:

— Он разбудил меня ночью. Странный гул, проникающий даже сквозь закрытое окно. Создается ощущение паники беспричинной. И буквально даже не знаешь, что делать в этот момент. Реально стало страшно, думал, что уже надо собирать вещи, ребенка, документы — куда-то бежать. Непонятно, откуда он шел, ощущение было такое, будто этот звук обволакивает.

Наш канал будет следить за развитием событий.

Глава 10. Домой!

— На какие символы ты все-таки нажимал, Игорь? — я рассматривала фото диковинной находки, сделанное сквозь прозрачную крышку контейнера. — На первые попавшиеся?

— Присмотрись, Мила. На первый взгляд знаки как будто похожи и нанесены на диск беспорядочно. Но ближе к центру глаз зацепился за что-то знакомое. Мне показалось, что это стилизованное изображение солнца. А влево от него по спирали — видишь? — 9 кружков разных размеров. Один перечеркнут косой линией. Я нажал последовательно на 'Солнце', 'Землю' и 'Марс'.

— Интересно, а если бы на Сатурн или Юпитер?

— Мы этого уже никогда не узнаем.

— А что вы с Артемом слышали? Ты мне так и не рассказал…

— Подобрать определение сложно. Мы с Артемом пытались анализировать — звук техногенный? Природный? Ни то, ни другое… Низкочастотный, на грани слышимости.

— А может, ультразвук? — поумничала я.

— Поверь, нет, — усмехнулся Игорь. — Отличить легко.

— Но на что похоже? Гул, шум, скрежет, вой, рев? — допытывалась я. — Хотя бы отдаленно, что напоминает? Может, сигнализация сработала, как в банке?

— Мила, я понимаю, как ты так быстро карьеру сделала. Ты, когда пристанешь — намертво, как лазерная сварка. Никогда не слышала, какой шум издают источники высокого напряжения? Высоковольтная ЛЭП, например? Что-то подобное. Только в сотню раз мощнее.

Игорь замолчал. Я тоже притихла. Гладила его по груди, по ложбинке позвоночника, по животу. Куда дотянусь, в общем. Мы приткнулись на своем сиротском ложе в кладовке, уставшие настолько, что не могли ни спать, ни заниматься любовью, ни есть.

Мы провели на орбите предельно допустимое время — тридцать два дня (вообще-то это были сутки, но я так и не смогла приспособить к числительному 'тридцать два' существительное 'сутки'. Никто не знает, как?) и последние семьдесят два часа практически не спали. По штатному расписанию проверяли оборудование, Игорь выходил из жилого модуля, проводил диагностику двигателей и контролировал запасы топлива, воды и кислорода. Артем активировал выносные камеры и по миллиметру обследовал внешнюю обшивку.

Потом 'подняли' орбиту, Игорь запустил двигатели, они отработали заданное время, снова выводя нас на гелиоцентрическую траекторию. Домой мы возвращались 'огородами' — чтобы догнать Землю, нам надо дважды пересечь орбиту Венеры. Поэтому путь домой будет длиннее суток на сто — сто пятьдесят в лучшем случае.

И вот снова за иллюминаторами темнота и тишина, Земля подтвердила, что маневр завершен успешно, командир дал нам двое суток отдыха и решил не отключать на это время гравитацию. Отдых мы решили начать со здорового сна, но вот валялись уже два часа, разговаривали, молчали, старались уснуть, и все бесполезно. Больше всего хотелось уже встать и чем-нибудь заняться. Но тут наш доктор, у которой, как и у Артема, проявились те же симптомы, пришлепала к нам, выдала по пластиковому стаканчику со снотворным, воду, и приказала спать. Мы, как люди дисциплинированные, подчинились. Я еще покрутилась, устраиваясь, пока Игорь не взял дело в свои руки — обнял меня, прижал спиной к животу. Я забрала его руку, положила щеку на ладонь, как на подушку, вытащила у него из-под носа косу и после всех хлопот наконец-то уснула.

Пробуждение идеально соответствовало предписанным романтической литературой канонам. Что-то (героиня всегда недоумевает — что это ей в попу упирается?) и мне ощутимо давило на левую ягодицу. Я проявила чудеса сообразительности и моментально догадалась. Больше того, не теряя времени, забарахталась, стаскивая трусы и майку. Вот кстати, вы читали в романах про трусы? Я — нет. В девяносто процентах у героинь трусики, в оставшихся — стринги и шортики. Трусы, видимо, неблагородно. Ну, у меня трусы. Были. О, какое счастье! Я за эти месяцы забыла, каково это — лежать голой с голым мужчиной. Особенно с таким — сильным, ласковым, напористым, красивым… Улетела…

Второй раз я проснулась оттого, что по мне бегали царапучие лапки.

— Опять, — простонала я, вскакивая. — Герберт, негодник!

Теплый пушистый комочек съехал с простыни, как с горки, и засверкал розовыми пятками, улепетывая. Я сделала достойный первой ракетки мира бросок и поймала беглеца у неплотно закрытой переборки. Очень неудобно одеваться с морской свинкой в одной руке, если этот мелкий свин еще и выкарабкивается изо всех сил. Он вообще у нас путешественник, как Федор Конюхов. Как он умудряется из клетки вылезать — загадка. Причем когда они все вместе с Реем и Аэлитой сидели, и Герберт как-то дверцу открыл, то из лаборатории сбежал только он. Рей гулял вокруг клетки, а Аэлита с места не тронулась — не авантюристка она у нас, а блондинка.

— Ну что ты сбегаешь все время, а? Заберешься куда-нибудь и пропадешь, глупыш, — бранила я беглеца, недовольно шевелившего носом. — А вы куда смотрите? — выговорила я нерадивым родителям. Зря, конечно. Еще бы о чем думают, спросила. Карл опять пользовался Клариным… вниманием на полную катушку. Эдак у нас к Земле будет сорок сороков морских свинок. И ни одного хомяка — почили, так сказать. Катерина провела расследование, криминала не установила. Ни вирусов посторонних, ни болезней. Смерть от естественных причин. Вымерли как мамонты. Вы что, забыли детский анекдот? Там мамонтиха размножаться отказалась, они и вымерли. И с хомяками — я вам рассказывала — тоже самое. Хорошо, мы превентивные меры принимаем.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: