Сейчас инструкция позволяла и даже рекомендовала уничтожить кого-то из охранников — просто чтобы показать, что Лукия на это способна, и, возможно, запугать тех, кто причастен к исчезновению Ноэль. Однако Лукия с удивлением обнаружила, что ей не хочется этого делать. Это был не разумный довод, а именно желание — или, скорее, нежелание отнимать чью-то жизнь просто так.

Как странно… Ничего подобного она за собой раньше не замечала. Лукия не знала, почему так произошло, и решила не спешить с выводами. У нее будет время это обдумать, пока Номад и остальные ищут Ноэль.

А приговор ей придется привести в исполнение, когда вернется экспедиция.

Это был ужасный мир, вечно голодный и озлобленный. Долгое время Блейн был убежден, что он и не может быть иным. Однако теперь, впервые за свою жизнь, он допускал, что в Арахне есть определенная красота.

Как ни странно, он впервые увидел это не в защищенном поселении, а здесь, где смерть ожидала повсюду. Там был искусственный мир, откровенно чужой, а здесь Блейн ощущал странную гармонию. Все это страшно, но все на своем месте: черная влажная земля, поросль травы на ней, кроваво-красные ветви стелющихся растений, камни и шум ветра…

Они вынуждены были остановиться ночью. Небо было затянуто облаками, через которые не пробивался свет звезд, и заросли стали совсем уж темными. Они пытались продолжить путь даже так, его спутники, похоже, совсем не знали усталости. Но когда вездеход едва не провалился в болотистую яму, прикрытую сверху широкими листьями, это вразумило даже их. Они выбрали участок на возвышенности и разожгли там костер. Они ели свою странную, спрессованную в кубики еду и пили воду из бутылок. У Блейна были запасы, переданные ему в поселении, и он старался не думать о том, что эта еда, возможно, заражена. О новом знании было проще не помнить, чем жить с ним.

Он первым закончил ужин и поднялся на небольшой холм. Отсюда было удобно наблюдать за джунглями — той их частью, которую освещал неровный свет костра. Блейн понемногу привыкал к этому влажному воздуху, к вечному шуму и учился видеть то, чего не замечал раньше.

Пришельцы, кажется, собирались спать, так ему показалось. А даже если нет, он ожидал, что они останутся у машины, пока не услышал шаги за своей спиной. Обернувшись, он увидел, что к нему приближается Альда — самая безобидная в этой шайке.

По крайней мере, она казалась ему безобидной. После того, что сделал Рале, он уже не знал, чего от них ожидать.

— Как ты? — спросила она, присаживаясь на землю рядом с ним.

— Я? Чувствую себя так, будто это мой корабль вдруг разбился на этой планете!

— В смысле?

— Это мой мир, я родился здесь и вырос, но… Я чувствую себя так, будто впервые попал сюда. Наверное, это было ошибкой… То, что мы так и не решились исследовать джунгли.

Потому что вместе с джунглями они упустили лучшее, что было в этой планете. Настоящее! Они сами себе создали ограничения, когда ограничений не было. Для них — для трех поколений! — Арахна была безжизненным куском камня, на котором таится что-то страшное, то, к чему лучше не приближаться.

Да, кое-что они узнали, но лишь потому, что вынуждены были узнать. Они дали имена некоторым животным и растениям, тем самым чуть приблизив их к себе. Однако Блейн теперь видел, насколько ничтожны были их достижения. Они не посмотрели в эту сторону, не нарисовали атлас этих растений, не изучили их свойства…

Все это он теперь пытался объяснить Альде. Он и сам не знал, зачем. Пожалуй, говоря с ней, он пытался объяснить новую правду и самому себе.

— Мы жили в ожидании, — признал он. — Помощи, спасения, чего угодно. Мы сидели и ждали, а наша жизнь проходила мимо! Возможно, для первого поколения это еще было простительно. Они не к такому готовились, они действительно потерпели бедствие и помнили другую жизнь. Они знали, что там, в космосе, остались другие корабли, и надеялись на их помощь. Но уже второму поколению стоило бы задуматься! Если никто не пришел сразу… придет ли вообще?

— Людям привычна вера в лучшее, — заметила Альда. — Это нормально.

— Может быть, но только до тех пор, пока вера в лучшее не мешает работать над собой. Понимаешь… Мы ждали, убеждая себя, что наше существование на Арахне ограничено. Этим мы лишили себя запасов и ресурсов, теперь мы в тупике! Что мы будем делать, если вы не поможете нам?

— Не думай об этом, лучше расскажи мне про свое детство.

Он подозревал, что Альда просто пытается его отвлечь, ведь его будущее было незавидным. А может, ей и правда было интересно, она ведь исследовательница! Ему нечего было скрывать, да и спать все равно не хотелось.

Но его рассказ получился коротким. Жизнь на Арахне была размеренной, скудной и слишком осторожной, чтобы называться полноценной. Рожденные дети некоторое время проводили с матерями — но ровно столько, сколько требовалось для грудного вскармливания. После этого они отправлялись на воспитание в общую группу.

— Так, подожди… — нахмурилась Альда. — Как же твои родители это допустили?

— На Арахне нет родителей в том смысле, который ты придаешь этому слову. И семей тоже нет…

Он понимал, о чем она говорит, лишь потому, что первое поколение еще пыталось сохранить традиции Земли. Муж и жена, брак, дети — вот что было для них важно. Но на Арахне эта система ценностей не работала. Люди слишком часто умирали, дети оставались сиротами, и было принято решение сразу приучать их к общему воспитанию. Нет, они знали, кто их родители, и родители их навещали. Но вместе с тем новое поколение постоянно оставалось под присмотром, это уменьшало риск, что дети погибнут.

Из-за этого, пожалуй, и стали ненужными браки. Если кто-то хотел провести всю жизнь только с одним партнером — это было его право, однако никакой закон к этому не обязывал. Чаще всего партнеры появлялись на время, по настроению, и так же быстро исчезали. Благодаря этой новой традиции рождалось куда больше детей, чем при былой моногамии.

— То есть, Крита — не твоя невеста? — удивилась Альда.

— Нет, конечно, — рассмеялся он. — Крита очень помогла мне, когда исчез мой отец, она меня поддержала. Но это и не удивительно, ведь мы знакомы с детства.

— Это не удивительно, потому что она тебя любит.

— И вот опять ты думаешь по-земному, — покачал головой Блейн. — У нас такого нет. Любовь… На Арахне нет места для любви!

Альда многозначительно улыбнулась, будто знала тайну, скрытую от него, но спорить не стала. Она лишь попросила:

— Продолжай, пожалуйста.

Свою мать Блейн почти не помнил — в памяти остались только вспышки, фрагменты тех редких встреч, что у них были. Она умерла рано, так что ему общее воспитание как раз помогло. А вот отец заходил к нему часто, и, когда Блейн стал чуть старше, позволил поселиться рядом с собой.

Но для советников это не было таким уж большим подвигом. Они нуждались в наследниках, чтобы передать семейные знания и власть. В ту пору Блейн был близок с отцом, он и подумать не мог, что все закончится вот так.

Его мир был камнем, металлом и страхом. Ему день за днем внушали, что жить можно только возле корабля, а всего остального надлежит бояться. Лучше и вовсе не расслабляться, даже дома, дольше проживешь! Поэтому он, выбираясь в джунгли, не присматривался к ярким цветам и не искал новые возможности, он хотел как можно быстрее вернуться в свою уютную темную нору.

Сейчас было странно рассказывать о том, что он будто жил с закрытыми глазами.

— Но твой отец умел мыслить свободно, — указала Альда. — Странно, что он не научил тебя этому.

— Не только я совершал ошибки, он — тоже. Он был увлечен своими исследованиями, а мне было плевать на них. Пожалуй, он все ждал, когда я образумлюсь! Как видишь, не дождался.

А потом Фостер оказался здесь, он проходил по этой земле и смотрел на эти растения. Он был один, когда обнаружил гору костей! Блейн многое отдал бы, чтобы узнать, о чем он тогда думал. Было ли ему страшно? Да, это точно, тут кому угодно было бы страшно, кроме этих пришельцев, которые сами страшнее чудовищ. И все же Фостер не поддался страху, какая-то неведомая сила гнала его дальше, не позволяя умереть на месте и покончить со своими страданиями.

Он даже не мог дышать… Блейн думал, что тоже не сможет. Отправляясь в экспедицию, он запасся масками, спасающими его от болотной отравы, зависшей в воздухе. Вот только Альда забрала эти маски в первый же день.

— Ты способен адаптироваться, — пояснила она. — Ты и остальные. Но нужно делать это постепенно.

— То есть?

— Те микроорганизмы, которые мы обнаружили в вас… Они помогают быстрой адаптации. Ты всю жизнь жил возле реки, там один тип воздуха. В джунглях он меняется, но постепенно. Мы будем запускать его в машину по чуть-чуть, чтобы ты привык.

— Но как же вы? В вас-то нет паразитов!

— Нам это и не нужно, — загадочно улыбнулась Альда.

Ее план, безумный и разрушительный на первый взгляд, сработал. Поначалу у Блейна кружилась голова, его тошнило, мысли путались — совсем как раньше, когда он оказывался в глубине джунглей. Но постепенно он привыкал, и это убирало еще одно препятствие с пути исследования планеты.

Почему должны были появиться чужаки, чтобы показать им, как много они могут?

Ответа на этот вопрос он не знал.

А пришельцы, в свою очередь, действительно не поддавались влиянию Арахны. Блейн уже не сомневался, что они не люди. Он просто пока не разобрался, кто они такие.

— Честно говоря, я даже не знаю, на что я надеюсь.

Он решился сказать ей то, что давно уже не давало ему покоя, подтачивая его силы.

— На то, что мы найдем твоего отца и спасем колонию, разве нет? — удивилась Альда.

— Даже если мы ее спасем, это будет серая и унылая жизнь. Эти домики, эти камни, вечный страх… Вы дадите нам машины, если очень повезет. Но мы все равно будем существовать. И если раньше мы существовали с надеждой на чудесное спасение, то теперь уже я не знаю, за что держаться.