— Как ты думаешь, тётя Вероника может сотворить чудо?

Моя мама была чрезвычайно честной.

— Нет. Ты, наверное, собираешься пойти и помочь, но Вероника заставит её увидеть правду, — она указала на дверь ложкой. — Теперь иди.

Рассмеявшись, я поцеловал её в щёку и быстро, чтобы она не успела шлёпнуть меня, схватил пиджак и перебросил его через плечо. Секунду я подумывал вернуться в гостиную, затем понял, что мне надо позволить тёте Веронике сделать всё, что она сможет. Не желая прерывать разговор, я отвернулся от гостиной и пошёл в кабинет отца.

Голос Миллера был слышен уже в коридоре. Когда я открыл дверь, они все сидели с выпивкой в руках. Папа передал стакан мне в ту же секунду, как только дверь за мной закрылась.

— Подумал, тебе это понадобится.

Сев рядом с Миллером на диван, я принялся отпивать виски маленькими глотками, позволяя ему обжигать моё горло и спускаться вниз.

— Почему ты это сказал?

Он усмехнулся.

— После того, что Ронни сделает и скажет, у тебя на руках будет плачущая женщина.

Мои глаза метнулись к двери и обратно. Стремление выйти и подслушать почти пересилило, но я поборол его, и потому сменил тему.

— Пап, почему, чёрт побери, ты хотел, чтобы я взял с собой Елену на игру в прошлый четверг?

Он сел за стол и наклонился над столешницей.

— По той же причине, почему ты хочешь выбежать отсюда и проверить её.

— Я не хочу…

— Чёрт побери, Эштон, не пускай мне дым в глаза. В первый же день, когда ты появился здесь, чтобы рассказать о ней, я мог сказать наверняка, что ты хочешь её.

— Чёрт, я хочу её. Она чертовски сексуальна. — Жила на лбу Миллера начала пульсировать, а образы его рядом с Еленой пробежали у меня перед глазами.

Чёрта с два!

Папа указал пальцем на Миллера.

— Ты, брось это. Я знаю, что ты ничего не сделаешь, но сейчас твой брат думает о том, как вбить твою задницу в землю.

Миллер поднял руки в знак капитуляции.

— Чувак, ты не можешь винить меня за то, что я обратил на неё внимание. Святой ад, я ведь раньше её никогда не видел.

Слов, слетевших с языка Миллера, мне было достаточно. Я ударил его по руке, заставляя пролить напиток на брюки.

— Осторожнее, придурок.

Папа покачал головой.

— Я предупреждал тебя, Миллер. Теперь иди и просушись в ванной.

Ворча, он встал и вышел из кабинета. С ним ушёл и его остроумный рот, и напряжение наконец-то спало с моих плеч.

— Ты всё ещё не ответил на мой вопрос. Если ты хотел видеть нас, зачем тогда приводить её со мной, чтобы она увидела, чем мы занимаемся? Думаю, ей хватило того, что она оказалась здесь, да и появление Деррика Рейнольдса в ту ночь не очень-то помогло. — Я наклонился вперёд, отодвинул бокал и сложил ладони перед собой.

Папа откинулся на спинку стула.

— Нет, она увидела небольшой просвет. Если ты хочешь, чтобы она осталась, она должна знать обо всём. Я твёрдо верю, что ваша мама и я не пробыли бы вместе так долго, если бы она не знала, чем я занимаюсь, с самого первого дня. Я никогда и ничего не скрывал от неё.

— Поверь мне. Она видела достаточно.

— Она видела, что платёж прошёл гладко?

Зная, о чём он спрашивает, я решил проигнорировать этот вопрос и застонал.

— Почему все думают, что я хочу эту женщину? У неё за плечами достаточно «багажа», чтобы заполнить самолёт.

— Но ты всё равно хочешь её, — пропищал Сэмюель. Он сидел так тихо, что я забыл про него. — Так же, как я хотел Веронику.

— Да, но тётя Вероника ушла от Дэвида, и прошли годы, прежде чем ты её встретил.

Он опрокинул в себя остатки напитка и покачал головой.

— Это не значит, что мой опыт чем-то отличается. Я усердно работал, чтобы заслужить её доверие. Доказывал, что хочу её такой, какой она есть. Только тогда я добился своей цели.

Мои глаза снова вернулись к двери.

— Иди, проверь её, — папа указал на дверь. — Мы договорим позже.

Я поднялся прежде, чем он закончил предложение. Добравшись до гостиной, я прислушался. Не знаю, что я надеялся услышать, но в комнате было тихо. Я завернул за угол и, увидев слёзы на лице Елены, сжал кулаки. Неизвестное чувство полностью завладело мной, я мог слышать кровь, бегущую в моём теле. Я пересёк комнату, мои глаза были сосредоточены на тёте Веронике.

— Что ты сказала ей?

— Всё, что ей нужно было услышать.

Взяв Елену за руку, я поднял её с дивана, и, не давая возможности отказаться, повёл по коридору в мою старую комнату. Интерьер не сильно изменился с тех пор, когда я жил здесь: мама оставила всё так же, как было, на случай если я решу остаться в городе. Осторожно толкнув Елену на кровать, я сел рядом. Обхватил её лицо руками, подушечками больших пальцев вытер мокрые следы под глазами.

— Поговори со мной.

Она сделала вздох.

— Всё, что я когда-либо знала, было одной гигантской ложью.

— Ложью?

— Да. Он никогда не любил меня, только хотел использовать.

Аллилуйя, блядь.

— Это то, что я пытался сказать тебе.

— Я знаю, но вы уже ненавидели Доминика. Сейчас только хуже, потому что, возможно, Вероника права. Возможно, я заслуживаю лучшего.

— Чёрт возьми, блядь, да, заслуживаешь.

Я не был уверен, верно ли поступаю, но я чувствовал, что это самое правильное в данный момент. Приподняв её лицо за подбородок, я захватил её губы своими, и вложил всё, что чувствовал к ней, в поцелуй. Её губы были солёными от слёз, но невероятно мягкими. Наш предыдущий поцелуй прокручивался в моём разуме, и я руководствовался собственным убеждением о том, что только воображаю насколько прекрасно чувствовать её губы снова.

Я ошибался.

Она растворилась в поцелуе, и я потерял контроль, наклоняя её голову руками, мой язык проник в её рот, поглощая. Низкий стон вырвался из её горла, и звук был настолько неожиданным, что сквозь меня прошёл разряд, делая мой член твёрдым за секунды. Моё тело просто закричало, а руки начали двигаться по своей собственной воле в поисках большего. Они пробежали верх по её бедрам, чувствуя, как мышцы дрожат под моими прикосновениями, и только когда мои пальцы попали под шелковистую ткань её платья, двигаясь вверх и в сторону под ним, я поймал себя на мысли: «Это неправильно. Это слишком быстро. Слишком рано».

Убрав руки, я поднял голову и прислонился своим лбом к её, мы оба тяжело дышали.

— Ты абсолютно чертовски великолепна. Ты заслужила мир на блюдечке, и я не хочу ничего больше, кроме как показать тебе, насколько он может быть хорош, но мы не можем сделать это прямо сейчас.

Она откинулась назад, оглядываясь по сторонам и осматривая комнату. Я знал, как она себя чувствует, потому что, когда я поцеловал её, всё остальное для меня перестало существовать.

— Боже мой, — прошептала она, прикрыв рот рукой, и панический взгляд, который так часто омрачал её черты, когда она только начала жить у меня, вернулся в её глаза. Я не мог позволить ей уйти. Не тогда, когда мы достигли такого прогресса. Отняв руку от её губ, я встал и потянул её за собой, притягивая ближе к себе. Почувствовал тепло, исходящее от неё. Но моя семья, наверное, обеспокоена тем, как она себя чувствует. Они дают нам уединиться, да, но прежде чем что-либо произойдёт дальше между мной и Еленой, нам надо поговорить. А этого не случится, если хоть кто-нибудь будет рядом.

— Давай пойдём, поедим. Мы можем поговорить об этом по дороге домой.

Держа её за руку, я вывел нас из комнаты. Аромат приготовленной мамой пищи наполнял дом, и пахло так великолепно, что мой желудок заурчал, когда мы вернулись в гостиную. Как только мы вошли, все обернулись к нам. В то время, как папа и Миллер делали вид, что о чём-то разговаривают, Сэмюель пролистывал газету, а тётя Вероника смотрела, как я помогаю Елене сесть на стул. Она взяла свой бокал с вином, прежде чем схватить меня за бицепс и приблизиться губами к моему уху.

— Эштон, можно переговорить с тобой секунду?

Я зажал губу между зубами и прикусил. Было страшно снова оставлять Елену. Давать ей пространство, чтобы всё обдумать, было опасно. Чем больше времени она будет проводить наедине с собой, тем легче ей будет отступить. Но я знал, что тётя Вероника не попросила, если бы это не было важно. Я повернулся к Елене.

— С тобой всё будет в порядке?

Она взволновано улыбнулась.

— Конечно.

— Вернусь через минуту. — Мне было не по себе. В конце концов, это был уже второй раз, когда я оставляю её одну с тех пор, как мы приехали. Я позволил тёте Веронике вывести меня из комнаты. Когда мы вышли, она указала на стул.

— Сядь.

Внезапно я почувствовал себя на месте клиентов моего отца. Моя тётя уставилась на меня твёрдым взглядом. Существовал правильный и неправильный подход к ней. Если бы я начал кричать, я безо всяких сомнений получил бы по заднице. С другой стороны, я не собирался разбираться с её чушью. Злиться на неё было совершенно неразумно, ведь сделала она именно то, о чём я просил. Но, стоило мне увидеть, как сильно была расстроена Елена, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы взять над собой контроль. Скрестив руки на груди, я остановился как вкопанный, наблюдая за ней и ожидая объяснений, почему это так важно. Тишина длилась недолго.

— Что ты хочешь? — тон моего голоса был резким, и где-то в голове я понимал, что она не заслуживает этого, но все мои мысли были сосредоточены на Елене. Я хотел покончить с этим как можно быстрее.

— Не начинай, Эштон. Мы с тобой немного поговорим о Елене. Поэтому сядь. — Теперь она указала на диван, а потом на меня и подняла бровь. Она не заговорила снова, и во мне выросло разочарование.

— Ты выглядишь смешно. Я возвращаюсь.

— Ты никогда не получишь её, если не послушаешь меня, — сказала она мне в спину, и я остановился на полушаге.

Это был удар по яйцам. Если я хотел увидеть Елену в своей постели, я должен был понять, что держало её рядом с Толли. Чтобы сделать это, у меня было два выхода: длинный путь, где я выкладывал весь фундамент сам; или короткий, где я слушаю всё, что знает тётя Вероника, и использую это в свою пользу. Я остановился на последнем. Отец был прав: три месяца — слишком мало времени. Возможно, был толк в разговоре с тётей. Я повернулся обратно и поднял подбородок.