Секс все такой же умопомрачительный.

Все чаще Имсу кажется, что вместо него на вилле с Артуром живет кто-то другой.

***

Артур вдруг сгибается в три погибели и хватается за голову, как будто его скрутило острым спазмом. Имс все так же тихо лежит, не делая ни одного движения. Спрашивать, что случилось, бессмысленно. Артур все еще болеет своей внутренней войной, и иногда сражения прорываются наружу настоящей болью. Имс просто ждет, не спрашивая. Артур либо отговорится какой-то чепухой, либо превратит разговор в бред. Пару дней назад Имс сделал такую глупость, не утерпел – полез с вопросами и поцелуями. Нарвался на гневную и язвительную отповедь, чуть не схлопотал в глаз, и дальше около часа принимал участие в драме на тему «у нас ничего не выйдет, пора все это прекратить, пока не поздно».

У Имса от таких разговоров несварение желудка. Имс вообще не выносит драм ни в каком виде. Не то чтобы он не ожидал такого от Артура, Артур по сути человек-драма, но, блин, почему Артура накрыло, Имс решительно не понимает.

Не вопрос, Имс с радостью подыграл бы Артуру, если уж тому так хочется страстей, но на самом деле именно сейчас Имсу слегка недосуг. И любовная драма, и бриллиантовая афера одновременно – перебор. А, кроме того, можно все испортить, вкрадчиво намекает внутренний голос. Артуру придется потерпеть и справиться самому.

Мы подождем, внушает внутренний голос. И все будет хорошо.

Правильно.

Где-то очень в глубине души Имс жалеет, что поддался собственным желаниям. Артур бы никуда не делся, убеждает себя Имс, когда выходит прогуляться. Делая знак бармену налить еще порцию виски, он говорит себе: надо было сначала разрулить это опасное дело, что они затеяли с Коббом, а потом уж полностью посвятить себя Артуру. Повести атаку по правилам, долго, с прорывами и тактическими отступлениями.

Вместо этого Имс принимает участие в пошлейших ссорах.

Это немного бесит.

– Ma vie cesse quand tu pars,* – вдруг говорит Артур.

Говорит очень отчетливо, и французские слоги, звеня, как осколки хрустального фужера, рассыпаются по спальне.

Имс замирает, но Артур даже не поворачивается к нему, и до Имса доходит, что Артур разговаривает с самим собой. Голос такой хриплый, будто Артур кричал все ночь напролет.

– Je suis malade,** – продолжает Артур равнодушно, как будто беседует с кассиром в магазине, – parfaitement malade.**

Потом Артур то ли мычит, то ли стонет, звук тихий и сдавленный, точно Артур затыкает себе рот – Имсу все так же не видно ничего, кроме скрюченной, напряженной спины с натянутыми, как канаты, мышцами. Позвонки натягивают кожу так, что Имсу кажется: у Артура скоро прорежется гребень, как у какого-нибудь чудовища.

Имс плотно закрывает глаза. Кажется, не помешает поспать еще какое-то время, пока Артур не успокоится сам по себе. Может, это малодушно, но Имс сейчас не готов, просто не в силах ничего сделать. Имсу всегда казалось, что в таких ситуациях отлично срабатывают объятия, но с Артуром это не помогает. Иногда, когда они обнимаются, занимаются сексом, просто лежат рядом, Имс чувствует, что Артуру больно. Нет, не потому, что Имс делает что-то не то, но словно сама кожа Имса обжигает Артура, словно ему приходится терпеть, словно он всегда балансирует на грани боли и удовольствия.

И при этом Артуру все время мало Имса. Это хороший знак.

Имс думает: пожалуй, ему и впрямь не помешает еще поспать. Артур все так же сидит на краю кровати, покачиваясь, и от этих медленных равномерных движений глаза Имса слипаются, наливаясь горячей сладкой темнотой.

***

Во сне Имса тоже темнота. Но другая – нежная, обволакивающая, душистая. Имс плывет и не может надышаться, счастье внутри растет огромным теплым комом, растекается по венам и артериям, растворяется в мышцах, захватывает каждую клетку тела, и вот у Имса уже и вовсе нет никакого тела, а просто он сам по себе сгусток счастья, огромен и всесилен, он сам по себе океан, мир, божество, вселенная.

Наконец-то, думает Имс, наконец-то! Дождался, дотерпел, вернулся, нашел! Вот он, ну же, ну вот еще совсем чуть-чуть, и я снова буду, буду, буду, буду с тобой, мой, как же хорошо, наконец снова, наконец-то!

Наверное, он сейчас взорвется от этого всепоглощающего счастья, которое растет-растет-растет внутри него и лопается, как огромный золотой светящийся шар. И сам Имс лопается вместе с этим шаром счастья и чувствует себя на самом деле вселенной.

Сон потихоньку тает, но в сумерках между сном и явью Имс все так же ослепительно счастлив, хотя мозг уже начинает обрабатывать сигналы окружающей реальности: вокруг по-прежнему мягко, тепло и уютно, но это темнота и уют закрытого от всех помещения, и теплота другого тела рядом. Имс, все еще не открывая глаз, лениво усмехается про себя: кажется, он только что поимел чумовой секс во сне с самим собой и, кажется, кончил так, как никогда раньше.

Ну, на то они и сны, чтобы там происходило то, что невозможно на самом деле.

Он ведет рукой, прижимая ближе Артура; тот, видимо, утомившись переживаниями, забрался Имсу под бок, и это, неоспоримо, было правильным решением.

Бедный мой, думает Имс.

Имс с нежностью гладит упругую кожу под ладонью, носом щекочет Артуру шею, вдыхает терпкий запах пота – своего и чужого, гребаный кондиционер едва пашет, они влажные, а в паху у Имса еще и липко, он действительно кончил во сне, как малолетка, и это было прикольно и приятно.

Отличный сон.

Бок Артура под когтями ощущается просто замечательно, Имс приоткрывает глаза и с удовольствием смотрит, как алые кончики когтей оставляют на коже Артура тонкие белые полосы. Артур недовольно ворочается, и Имс успокаивающе гладит снова, больше не царапаясь.

Дрема вдруг слетает одним махом.

Но рука выглядит самым обычным образом – длинные загорелые пальцы, аккуратно подстриженные ногти, чуть кривой после перелома безымянный, и никаких когтей.

М-да, в Бенине дуреет не только Артур.

Следующие несколько дней они мало видятся и почти не разговаривают, потому что Артур с какого-то перепуга вдруг решил вернуться к своим исследованиям, как он это называет. То, что Артур теперь уходит, бесит, но секс все такой же охуенный.

***

Имс внезапно осознает, что не любит Африку. Вот такую – сырую, жаркую, болезненно-потную – не любит. Теперь, когда Артур болтается невесть где, а он сидит один в каком-нибудь кафе, то с вялым недоумением разглядывает карту в Гугле. Гугл вроде не врет: что Бенин, что Кения находятся в субэкваториальном поясе, но на самом деле Имсу кажется, что эти две страны лежат не просто на разных сторонах континента, а на разных концах вселенной. В Кении жарко и ветрено, Кения благоухает золотом и корицей, в Кении – жизнь и смерть яркие, как восходы и закаты.

В Бенине – только бесконечная зелень вокруг, и изматывающая влажность, и запах обильно гниющей листвы и вездесущие обезьяны.

И непонятно откуда взявшаяся глухая тоска, от которой хочется бежать, и почему-то невозможно.

Конечно, если объективно, то совершенно ясно, почему нельзя забить болт и смыться: Имс ждет решения алмазного вопроса. Так он про себя называет бриллиантовую авантюру Кобба. После Англии Имс съездил в Париж, а потом в Амстердам и нашел-таки кое-какие концы на свою голову, о чем сейчас ужасно жалеет. Надо было отказываться с самого начала, но его, как всегда, подвело шило в жопе. У любителей антиквариата и редкостей должны быть средства на недешевое хобби, а чтобы иметь эти средства – должны быть источники дохода. В общем-то, нет ничего удивительного, что коллекционеры прекрасных и дорогостоящих, но не очень легальных предметов искусства расплачиваются за них не очень легальными, но такими прекрасными деньгами. К удивлению Имса, процесс поиска контактов в сфере контрабанды алмазов оказался быстр и незатейлив – и этим привел Имса в состояние мрачной подавленности.